Страница 123 из 228
— Мне не хочется терять вас, — сказала Слука. — Но, кажется, у меня нет выбора. Вы, конечно, захотите связаться с ними?
— Разумеется, — ответил Силвест — И, конечно, со мной уйдет и Паскаль. Но есть еще кое-что, что вы должны сделать для меня до ухода.
— Услуга? — В голосе Слуки звучала слабая насмешка, как будто это было нечто, чего она от него никак не ожидала. — Так что же я могу сделать для вас теперь, когда мы стали добрыми друзьями?
Силвест усмехнулся.
— Фактически ее будете оказывать не вы, а доктор Фолкэндер. Дело касается моих глаз.
Со своего наблюдательного пункта — плавающего в воздухе и подвешенного на кронштейнах кресла — Триумвир Вольева рассматривала результаты своей работы на лежащей у нее под ногами планете. Эта работа очень четко и во всех деталях отражалась на проекционном голографическом дисплее капитанской рубки. Последние десять часов она наблюдала преимущественно рану на теле Ресургема, которая распространяла свои темные циклопические отростки от центра к периферии. Это служило доказательством, что погода в том регионе, как и на всей планете, получила толчок к формированию нового и опасного равновесия. Согласно собранным местным данным, колонисты называли подобное состояние атмосферы «бритвенными» бурями по причине «бреющего» эффекта пыли и песка, переносимого сильными ветрами. На это было интересно смотреть, как смотрят на вскрытие неизвестного вида животных. Хотя у Вольевой и был больший опыт знакомства с чужими планетами, чем у других членов команды, все же существовали вещи, которые ее удивляли и тревожили на этих мирах. Тревожило, например, то, что простая дыра, проделанная в литосфере Ресургема, оказала столь сильный эффект не только в непосредственной близости от места, которое атаковала Вольева, но и в тысячах километрах от него. Она прекрасно понимала, что в конце концов на планете не останется ни одной точки, которая во вполне измеряемых масштабах не будет затронута ее действиями, пыль, которую она подняла в атмосферу, рано или поздно сядет. Мелкие, черные, слегка радиоактивные пылинки распределятся относительно равномерно по всей планете.
В районах с умеренным климатом они будут смыты в связи с изменением колонистами погодных условий, если их работа в этом направлении будет продолжена. Но в арктических районах, где дождей не бывает, мелкая пыль будет лежать многие столетия, никем не тревожимая. Потом ее перекроют другие отложения, и она станет частью геологической истории планеты. Возможно, думала Вольева, через несколько миллионов лет на Ресургем прибудут другие существа, обладающие чем-то вроде человеческого любопытства. Они захотят узнать историю планеты и в процессе ее изучения возьмут пробы коры литосферы, что уведет их в далекое прошлое. Безусловно, слои ископаемой пыли будут не единственной тайной, с которой они столкнутся, но они наверняка задумаются над ней, хотя, может быть, и мимолетно. Вольева не сомневалась, что будущие исследователи придут к совершенно неверным выводам в отношении происхождения этой пыли. Им и в голову не придет, что этот слой — результат акта сознательного воздействия… Вольева проспала лишь несколько часов из минувших тридцати, но ее нервная энергия казалась неистощимой. Конечно, в ближайшем будущем ей придется за это расплатиться, но сейчас она чувствовала себя так, будто несется во весь опор, наполненная неизбывной силой. Но даже и при этом она не сразу вернулась из глубин напряженного внимания, когда Хегази придвинул к ней свой стул.
— Что случилось?
— Я получил кое-что, что может быть связано с нашим парнем.
— С Силвестом?
— Или с кем-то, кто выдает себя за него. — Триумвир впал в одно из своих состояний, которые, по мнению Вольевой, означали, что он вступает в полный душевный контакт с кораблем. — Не могу проследить линию связи, которой он пользуется. Она идет через Кювье, но готов держать пари, что физически он там отсутствует.
— Что же он говорит?
— Просит выйти на связь с ним. Бубнит одно и то же.
Хоури слышала чьи-то шаги, хлюпающие по полуторадюймовому слою слизи, которая затопила весь капитанский уровень.
У нее не было никакого рационального ответа на вопрос, зачем она сюда спустилась. Возможно, причина заключалась в том, что теперь, когда она перестала верить Вольевой — единственному человеку, кому она могла доверять особенно сейчас, когда Мадемуазель исчезла после разрушения орудия из Тайника, — Хоури пришлось обратиться к иррациональному. Единственным человеком, который не предал ее на корабле и не стал ей ненавистным, был тот, от кого она никак и никогда не могла получить ответа.
Она почти немедленно поняла, что шаги не принадлежат Вольевой, но в них чувствовалась настойчивость, которая говорила, что человек знает, куда идет, а не просто случайно забрел в эту часть корабля.
Хоури выбралась из жидкой грязи. Седалищная часть ее штанов промокла и стала скользкой от слизи, но темный цвет материи скрывал урон, нанесенный одежде.
— Успокойся, — сказала фигура, которая без опаски шагнула из-за поворота. Свободно свисающие руки сверкали металлическим блеском, от металлических кистей исходило многоцветное сияние голографических узоров.
— Суджика! — узнала ее Хоури. — Откуда ты тут взялась, черт бы тебя побрал?
Суджика покачала головой, на лице появилась тонкогубая улыбка.
— Как я нашла сюда дорогу? Да очень просто, Хоури. Пошла за тобой. Когда выяснила общее направление, мне стало ясно, куда ты идешь. Поэтому я пошла дальше не торопясь, так как решила, что мы можем немного поболтать
— Поболтать?
— Насчет нашей ситуации. — Суджика широко развела руками. — Здесь — на корабле. И особенно об этом гребаном Триумвирате. От тебя ведь не ускользнуло, что у меня есть претензии к одному из его членов?
— К Вольевой?
— Да, к нашей общей подружке Вольевой. — Суджика умудрилась так произнести это имя, что придала ему грандиозно похабное выражение. — Как ты знаешь, она пришила моего любовника.
— Я поняла, что тут были… проблемы.
— Проблемы? Ха! Ничего себе! Ты, Хоури, значит, называешь проблемой, когда кого-нибудь доводят до безумия? — Она помолчала, потом придвинулась ближе, хотя все еще сохраняла почтительное расстояние от разламывающейся на куски раки, в которой лежал Капитан. — А может, мне лучше звать тебя просто Ана, раз уж мы с тобой так… хм… подружились?