Страница 6 из 12
С некоторых пор в отечественной литературе возникла причудливая мода: мэтры беллетристики все чаще дистанцируются от породившего их жанра-кормильца и пытаются мигрировать в область «серьезной» прозы. Первопроходцем выступила Маринина, сочинив объемистую «семейную сагу», почти лишенную детективной интриги. Позже к ней присоединились Донцова со своими трагическими мемуарами и Акунин с «Аристономией», а теперь их компанию пополнила и Дашкова.
Ничего дурного в такой литературной миграции нет, да и автор «Пакта», обличая нацизм и сталинизм, делает благое дело. Проблема в другом. Коммерческий успех в сферах массовой литературы ничего не гарантирует писателю за границей этих сфер. К тому же сочинитель, вступивший в иные жанровые пределы, часто смахивает на Рипа Ван Винкля, который проспал двадцать лет. Кто бы тактично объяснил автору, что мысль о фундаментальном сходстве двух репрессивных режимов и взаимной тяге их главарей, мягко говоря, не слишком нова? Еще до рождения Дашковой данная идея была небезболезненно отрефлексирована литературой – сперва на Западе («Слепящая тьма» Артура Кестлера, 1940), а потом и в России («Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, 1959). Теперь, когда к этой Америке подплывает и Дашкова, следует напомнить, что материк давно открыт, фарватер промерен, буйки расставлены, а береговая линия обозначена на всех картах.
Притяжение «дамской прозы», которое так стремится преодолеть Дашкова, порой побеждает. Иногда даже кажется, будто сталинско-гитлеровская реальность не устраивает писательницу прежде всего из соображений эстетики. Эмоционалку Дашкову коробит, насколько вожди СССР и рейха гадки внешне. Вот лицо Сталина: «отечное, рыхлое, усыпанное глубокими оспинами и пигментными пятнами, оно казалось слепленным из комьев серой влажной земли». Вот Гитлер: «выпученные глаза-стекляшки», «жирно напомажены волосы, плечи узкие, таз широкий, лицо глупое». Вот Молотов, «приплюснутый, словно стукнутый мордой об стол». Вот «жирный психопат» Геринг: из-за морфия его лицо «было землисто-серым, чтобы выглядеть лучше, он пудрился, подкрашивал губы». Вот Маленков: «жирный, со слипшимся чубом на лбу, с трясущимся, как желе, двойным подбородком и воробьиным носом». Вот Буденный: «осанистый, как индюк, с дегенеративно узким лбом». Вот лицо Вышинского: «безгубый узкий рот прятался между тяжелым подбородком и рыжеватыми усами». Вот на лице Агранова «длинная прорезь безгубого рта». И так далее. Дашкова не устает напоминать и о хворях ее антигероев: Сталин «страдал радикулитом, гипертонией, псориазом, аденоидами, бессонницей и кишечными расстройствами», Ежов страдал, «кроме алкоголизма, еще и туберкулезом и псориазом», а Геринг, «кроме морфинизма и ожирения, страдал импотенцией».
Все эти пассажи на тему нездоровья и уродства вождей выглядят навязчивыми, а главное, лишены особого смысла. Ну да, над несоответствием физиономий и фигур главных нацистских бонз арийским стандартам красоты потешался еще карикатурист Борис Ефимов. И что с того? А Клим Ворошилов в молодости был недурен собой, а шеф гитлерюгенда Бальдур фон Ширах – так вообще красавчик. Прикажете радоваться? Или телевизионный Шелленберг, получив лицо Табакова, стал меньшей сволочью? А если бы вдруг фюрер НСДАП и генсек ЦК ВКП(б) были атлетичными и симпатичными, это что-то изменило бы? Если бы, например, Сталин оказался похож на Брэда Питта, а Гитлер – на Алена Делона, сталинизм и нацизм стали бы менее отвратительны? Или просто автору дамских детективов, глубокой эстетке П. Дашковой было бы легче с ними смириться?
Глупый пиндос злобно прячет
Олег Дивов. Объекты в зеркале заднего вида. М.: Эксмо
В советские времена фантастики выходило мало, а сам жанр был высоколиквидным. Все книги с этим грифом считались дефицитом, независимо от качества. Позднее в России навыпускали так много фантастической халтуры, что рынок просел. Вообразив, что весь жанр скомпрометирован, издатели-мейджоры протрубили сигнал к отступлению: ныне они поощряют, когда раскрученные фантасты по-тихому избавляются от жанровых примет, да и сами с радостью убирают опасное слово из аннотаций и выходных данных. Это приводит к забавным перекосам. В 2007 году «Эксмо» выпустило, например, книгу Олега Дивова «Оружие возмездия», назвав ее фантастическим романом, хотя это были традиционные армейские мемуары. Шесть лет спустя новая книга того же Дивова выходит в том же «Эксмо» без всяких привязок к жанру, хотя формально это фантастика.
Действие происходит в России в 30-х годах XXI века. Недалекое будущее выглядит куда менее конфликтным, чем настоящее. Как удалось этого достичь? В своей предыдущей утопии, печально знаменитой «Выбраковке» (1999), Дивов привел страну к счастью и изобилию при помощи узаконенного террора (работники АСБ вершили экспресс-суды прямо на улицах) и национализма вместе с изоляционизмом (лозунг «У нерусских не покупаем»). Полтора десятилетия спустя фантаст обходится без прежних крайностей. Оказывается, к процветанию можно приблизиться, если идти по «китайскому пути». С одной стороны, политические свободы ограничены, и это хорошо: после принятия «Закона об оскорблении кого угодно» в России «давно никого не громили». С другой стороны, покупать у «нерусских» оказывается выгодно. А если еще и дать «зеленый свет» международной экономической интеграции, то выгода возрастает.
Согласно сюжету романа, Россия отказывается от идеи выбрасывать миллиарды на свой автопром и делает ставку на заокеанский бизнес. Местом действия выбран обычный среднерусский городок, где градообразующее предприятие принадлежит американцам. От завода, выпускающего «циррусы», польза всем: городу – рабочие места, стране – недорогие и качественные автомобили. Четыре главных персонажа работают на заводе, справляются с обязанностями, получая приличные деньги. И вроде бы до всеобщего счастья рукой подать, но есть проблема: проклятые пиндосы всех достали!..
Если бы автор решил подыскать для романа адекватный эпиграф, то едва ли сумел бы избежать пресловутого задорновского слогана: «американцы – тупы-ы-ы-ые». Представители заокеанской державы описаны в книге с удивлением, смешанным с омерзением. То есть много лет назад, вероятно, Америка была неплохой странишкой, однако нынешние США – «чистый Советский Союз, как по учебнику, прямо страшно. Выродилась нация, что ли». Быть может, когда-то янки были креативными, мобильными и пассионарными, но теперь «они все будто пластмассовые. Гладкие, ухоженные и ни грамма пассионарности». Короче, пиндосы – они и есть пиндосы.
В отличие от нормальных бизнесменов, способных к адаптации, выходцы из страны Пиндосия зачастую ведут себя просто по-идиотски: для них форма ценнее содержания, приказ весомей целесообразности, ритуал важнее смысла. Владельцы завода «готовы удавиться за копеечку» и теряют миллионы из-за своей управленческой косности. «Нелепая пиндосская бюрократия, которая цвела на заводе махровым цветом», душит любые (даже те, что явно на пользу делу) рабочие инициативы. Русские хотят как лучше, но «тупой пиндосине бесполезно что-то объяснять». В отношении местного «контингента» у пиндосов четкая программа: действовать, «разобщая и озлобляя, стравливая и приучая к плохому в целях лучшей управляемости». Уж, казалось бы, Кен Маклелланд – в России с пеленок, обрусел, свой в доску, пьет водку, травит анекдоты, но в день «Икс» и в час «Ч» бомба, скрытая в генах, срабатывает, и Кен ради карьеры предает лучшего друга.
Как ни старается писатель удержаться в рамках правдоподобия «производственного романа», фантаст внутри Дивова нокаутирует реалиста. С каждой страницей американцы все меньше похожи на людей, а все больше – на существ-паразитов из фильма «Чужие». Под конец уже вообще неясно, для чего каверзным пришельцам автозавод в России. Может быть, для того, чтобы аборигены на «циррусах» почаще давили друг друга? Мелочь, а все же приятно.
«Объекты в зеркале заднего вида» – это, пожалуй, самая скучная из всех книг Дивова. Характеры намечены пунктиром, фон почти не выписан, шуточки на редкость однообразны, сюжет тянется вяло, а единственная сцена экшен занимает полторы страницы. Впрочем, для автора важнее не рассказать внятную историю, а попасть в тренд, застолбить теплое местечко: в отличие от нефти, газа и, кстати, писательского таланта, запасы которых ограничены, антиамериканизм – вечно возобновляемый природный ресурс.