Страница 11 из 12
Судя по аннотации, издатели романа «Стена» не сомневаются, что роман Мединского душеполезнее книг Дюма. Мол, если у популярного француза история – только гвоздик, на котором подвешен полностью сочиненный сюжет, то у нашего, наоборот, писательских выдумок – «от силы на гвоздик и рамку, ибо наша русская история дает такие фантастические сюжеты, что и выдумывать ничего не надо».
Что ж, с фактами не поспоришь. Мединский был членом Комиссии при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России, а значит, в XVII веке на Руси всё, надо думать, было именно так, как описано в его романе. Летала туда-сюда вещая птица-сокол, предрекающая кому смерть, а кому славу. Являлись на ратном поле осязаемые призраки будущих времен (в том числе и совсем отдаленного, где изобретено нечто вроде лазерного оружия). Современники трех мушкетеров изъяснялись раскавыченными цитатами: кто из фильма «Чапаев» (про «психическую атаку»), кто из фильма «Белое солнце пустыни» («Ты как тут оказался? – Стреляли, – с трудом раздвинул губы в улыбке Майер»), кто из песенки «Лили Марлен», кто из стихотворения «Бородино» («Люди, кони – всё смешалось в кучу»), а старец Савватий – прямо из речи Владимира Путина: «Везде супостатов преследовать будем. На дороге – так на дороге. А ежели в сральне поймаем, так и в сральне загубим».
Отдадим должное патриотизму Мединского. Он заменил французское слово «сортир» смачным отечественным синонимом. Чай, не Дюма.
Карету им, карету!
Сергей Минаев. Москва, я не люблю тебя. М.: Астрель
Москва, 2010 год. Мафиози Саслан и Мовлади отправляют чиновнику-коррупционеру Алексею Ивановичу взятку: миллион долларов в кейсе. Но курьер Денис, обдолбавшись, теряет кейс, и миллион начинает стремительно переходить из рук в руки – как двадцатка в популярном фильме Кивы Розенфельда Twenty Bucks. С той разницей, что среди героев американской ленты все же попадались приличные и даже обаятельные люди, а тут, сколько ни всматривайся, нормального человека не сыщешь…
Еще недавно литераторов по фамилии Минаев у нас было двое – поэт-демократ Дмитрий, творивший в XIX веке, и наш современник Борис, сочинитель ностальгических детских рассказов, а позже автор книги о Борисе Ельцине в серии «ЖЗЛ». Третий из Минаевых, Сергей, мучительно долго окукливался в тиши винного бизнеса и бабочкой вылетел на свет лишь несколько лет назад, с книжкой ««Духless». Роман этот, не без помощи грамотной интернет-раскрутки, оказался на верхних строчках рейтингов. Критика, разумеется, «Дуxless» бранила (одноклеточные персонажи, отсутствие сюжета, мусорный язык), зато офисный пипл, для которого Донцова была простовата, а Бегбедер замысловат, открыл в С. Минаеве необременительную для интеллекта середину. Бывший виноторговец в одночасье стал модным беллетристом, медийной персоной, телеведущим и пр. За первым опусом последовали «Media Sapiens», «The Телки», «Videоты» и др.
Роман «Москва, я не люблю тебя» не был замечен критикой, однако нашел отклик в сердцах и кошельках постоянного минаевского контингента. Тот отпустил своему кумиру все грехи: логические нестыковки и фабульные просчеты, машинальные кражонки у Голливуда и наглое воровство у Пелевина (вся сцена беседы с вором в законе Рашпилем, впавшим в конфуцианство), а еще недобор стилистики («визуализована была эта справедливость рукой лейтенанта Федорова», «в голове конницей проносятся ассоциации с женским детородным органом») и перебор откровенной, уже без «ассоциаций», матерщины.
Впрочем, даже тем, кто не принадлежит к офисно-хомячковому подвиду ценителей Минаева, его томик тоже пригодится. Им можно убивать мелких насекомых и заколачивать небольшие гвозди. Единственное, для чего книжка бесполезна, так это для гаданий: роман похож на ромашку с заранее оборванными нечетными лепестками. Все сопливости типа «любит», «поцелует», «к сердцу прижмет» тут выброшены на помойку, а в комплекте остались одни угрозы («плюнет», «к черту пошлет» и тому подобное). Не то чтобы Минаев изначально мрачен. В образе телеведущего он, например, и витиеват, и округл, но как писатель не владеет искусством полутонов. Если не иллюминация, то мрак кромешный, третьего не дано. Отталкиваясь от официозной витрины лужковской выделки, романист механически меняет знаки на противоположные. Белое становится черным, Третий Рим – Мухосранском, дворцы – хижинами, храмы – притонами, мрамор – слизью, лики – адскими рылами. Приключения злополучного чемоданчика в московских лабиринтах вызывают в памяти строки из поэмы «Лодейников» Николая Заболоцкого: «Лодейников прислушался. Над садом / Шел смутный шорох тысячи смертей. / Природа, обернувшаяся адом,/ Свои дела вершила без затей./ Жук ел траву, жука клевала птица, / Хорек пил мозг из птичьей головы, / И страхом перекошенные лица / Ночных существ смотрели из травы».
Примерно такой шевелящейся кучей жрущих друг друга даже не людей, но существ, и выглядит тут российская столица. Бандиты, проститутки, сутенеры, драгдилеры, покупные менты, продажные боссы… По мысли автора, вся рукотворная клоака, где обитают герои книги, для жизни вообще не приспособлена. «Задушил меня этот город!» – бормочет бомж на первых страницах, и каждый новый персонаж присоединяется к хору. Работяга из Донецка ненавидит Москву за то, что «она его обнулила», секретарша из Перми – за пробки, мент-лимитчик – за «дорогие тачки» и «раскрашенных девок», и бандит-гастролер – за то же самое. «Поубивал бы вас всех!» – злобствует чиновник, сам родом из провинции. Однако и два коренных москвича (курьер Денис и гангстер Вова – две половинки alter ego автора) относятся к городу и его жителям сходным образом, и их вывод: валить!
Помнится, у грибоедовского героя в промежутке между его удивленным «недоволен я Москвой» и решительным «Вон из Москвы!» проходило целых два действия, в течение которых сам персонаж испытывал «мильон терзаний». В романе Минаева вместо терзаний – столько же баксов, а про «горе от ума» и упоминать нелепо: в этой Москве место Чацких заняли «какие-то уроды с того света». Нет в книге и больных вопросов, а есть припасенные автором ответы. В отличие от Сусанина, который обещал захватчикам Москву, а завел их в болото, Минаев ведет читателя в вонючую топь и объявляет ее Москвой. Ах, не нравится? Ну и хрен с вами: деньги турагенту уже заплачены.
Мачо в чепчике
Олег Рой. Шаль: Роман. М.: Эксмо
Олигарх Степанков, двадцать лет назад перебравшийся в Москву из заштатного N-ска, богат, совестлив и несчастен: у него ни детей, ни любимой женщины, ни даже тещи. Переводчица Мила красива, умна, бедна и тоже несчастна: муж съехал, дочка-пианистка ослепла, перспектив ноль. На странице 50 олигарх и переводчица встретятся, а на странице 184 окончательно влюбятся друг в друга: «Она смотрела ему в глаза и чувствовала, что проваливается в этот серо-голубой омут безвозвратно… Он смотрел ей в глаза и чувствовал, что проваливается в этот зелено-серый омут безвозвратно».
Еще сотню с лишним страниц любовь этих двух разноцветных омутов будет преодолевать разнообразные преграды (роковые тайны прошлого, проблемы со здоровьем, коварный муж и т. п.), но к финалу плохие пойдут ко дну, а хорошие выплывут. Дочка-пианистка гениально сыграет Скрябина и прозреет, переводчица с олигархом поженятся, после чего все трое поедут в N-ск – строить семейное счастье на малой родине героя и поднимать с колен градообразующее предприятие…
В конце прошлого века издательство «Эксмо» считало детективный жанр исключительно мужской прерогативой, а любовный – женской. Потому-то, например, первые романы Юлии Латыниной выходили в «Эксмо» под мужским псевдонимом, а фото автора для обложки обработали фотошопом, превратив даму в джентльмена. Если бы Олег Резепкин дебютировал в России именно в ту пору, маркетологи наверняка сделали бы из него не Олега Роя, но Ольгу, и на рекламном снимке пририсовали к его голове тучу легкомысленных кудряшек.