Страница 25 из 118
— Потопаем к югу, может, и обгоним фрицев. — Капрал замялся. — С вами ничего не случится, — сказал он чуть смущенно. — При вас детишки, вас не тронут.
— С нами ничего не случится, — повторил старик. — За нас не беспокойтесь. А вам надо вернуться на родину, чтобы воевать дальше.
— Первым долгом надо удрать от фрицев.
Они сняли детей на дорогу; потом стащили с крыши «лейланда» коляску. Хоуард собрал свои скудные пожитки, погрузил в коляску, записал адрес капрала в Англии и дал ему свой.
Больше тянуть было незачем.
— Счастливо, приятель, — сказал капрал. — Когда-нибудь увидимся.
— Счастливо, — отозвался старик.
Он собрал детей и медленно двинулся с ними по дороге к Анжервилю. Немножко поспорили из-за того, кому везти коляску, кончилось тем, что повезла Шейла, а Ронни советом и делом ей помогал. Роза шла рядом с ними и вела за руку Пьера; грязный маленький иностранец в нелепом балахоне плелся позади. Где-то как-то придется его вымыть, уныло подумал Хоуард. Мало того, что он грязный и вшивый, на шее сзади и на рваной рубахе запеклась кровь из раны.
Шли, как всегда, медленно. Порой Хоуард оглядывался на недавних попутчиков, они хлопотали подле грузовика, должно быть, отбирали самое необходимое из своего снаряжения. Потом один, водитель, с узелком в руках зашагал через поле к югу. Другой, согнувшись, что-то делал у машины.
Но вот он выпрямился и кинулся прочь от дороги вслед за водителем. Он бежал неуклюже, спотыкался; пробежал шагов триста, и тут прогремел взрыв.
Из машины вырвалось пламя. В воздух взлетели обломки и посыпались на дорогу и в поле; потом громадная машина как-то осела. Показался первый язычок огня, и вся она запылала.
— Ого! — сказал Ронни. — Он взорвался, мистер Хоуард?
— Он сам взорвался, мистер Хоуард? — подхватила Шейла.
— Да, — хмуро сказал старик. — Так получилось. — Над дорогой поднялся столб густого черного дыма. Хоуард отвернулся. — Не думайте больше об этом.
Впереди, в двух милях, уже виднелись крыши Анжервиля. Да, сеть вокруг него затянулась. С тяжелым сердцем вел он детей к городу.
6
Тут я прервал его рассказ.
— Это довольно близко, — выдохнул я.
Мы выпрямились в креслах перед камином и прислушивались к нарастающему визгу бомбы. Она разорвалась поблизости, что-то с грохотом обрушилось, и тут же раздался второй разрыв, совсем рядом. Мы застыли не шевелясь, а здание клуба шатнулось от взрыва, со звоном посыпались стекла, и уже нарастал пронзительный визг третьей бомбы. Она разорвалась по другую сторону клуба.
— Попали в вилку, — сказал Хоуард, и я тоже вздохнул с облегчением. — Теперь пронесло.
Четвертая бомба упала много дальше, и наступила тишина, только трещали зенитки. Я поднялся и вышел в коридор. Там была тьма. Стеклянную дверь, ведущую на маленький балкон, сорвало с петель, я вышел и огляделся по сторонам.
Небо над городом густо багровело заревами пожаров. В нем повисли три осветительные ракеты и заливали все вокруг нас яркой желтизной; трещали зенитки, пытаясь их сбить. Совсем рядом на улице разгорался еще один пожар.
Я обернулся, сзади подошел Хоуард.
— Довольно жаркий вечер, — сказал он.
Я кивнул.
— Может быть, хотите пойти в убежище?
— А вы?
— Едва ли там безопаснее, чем здесь, — сказал я.
Мы спустились в вестибюль посмотреть, не надо ли чем-нибудь помочь. Но там делать было нечего, и скоро мы вернулись в кресла у камина и налили еще по стакану марсалы.
— Рассказывайте дальше, — попросил я.
— Надеюсь, я вам не слишком наскучил? — неуверенно сказал старик.
Анжервиль — городок на дороге между Парижем и Орлеаном. Хоуард с детьми пустился в путь около пяти часов дня, было жарко и пыльно.
То был едва ли не самый тяжелый час в его жизни, сказал он мне. С самого отъезда из Сидотона он направлялся домой, в Англию; и день ото дня сильней одолевал его страх. До сих пор казалось невероятным, что он не достигнет цели, как бы ни был тяжек путь. А теперь он понял — не пробраться. Между ним и Ла-Маншем — немцы. Он идет в Анжервиль, а там его ждет концлагерь и скорее всего смерть.
Само по себе это не слишком его угнетало. Он был стар и устал; если теперь настанет конец, он не так уж много потеряет. Еще несколько дней половить рыбу, еще немного похлопотать в саду… Но дети — другое дело. Их надо как-то уберечь. Розу и Пьера можно передать французской полиции; рано или поздно их вернут родным. Но Шейла и Ронни… как быть с ними? Что с ними станется? А новый спутник, замарашка, которого забросали камнями обезумевшие от ужаса, ослепленные ненавистью старухи? Что будет с ним?
Мысли эти совсем измучили старика.
Оставалось одно — идти прямиком в Анжервиль. Позади немцы — и на севере, и на востоке, и на западе. Кинуться без дороги на юг, как те двое с «лейланда», нечего и пробовать: от передовых частей захватчика не уйти. Лучше уж не сворачивать, мужественно идти навстречу судьбе и собрать все силы, лишь бы помочь детям.
— Слышите, музыка, — сказал Ронни.
До города оставалось примерно полмили. Роза радостно вскрикнула:
— Ecoute, Pierre, — она наклонилась к малышу. — Ecoute![57]
— А? — Хоуард очнулся от задумчивости. — Что такое?
— В городе музыка играет, — объяснил Ронни. — Можно, мы пойдем послушаем?
Но у старика ухо было не такое чуткое, и он ничего не расслышал. Лишь когда уже вступили в город, он уловил мелодию Liebestraum[58].
Входя в Анжервиль, они миновали длинную вереницу заляпанных грязью грузовиков — машины по очереди подъезжали к придорожному гаражу и заправлялись у колонки. Кругом сновали солдаты; сперва они показались Хоуарду какими-то странными, и вдруг он понял: вот оно, то, что он уже час готовился увидеть, — перед ним немецкие солдаты. На них серо-зеленая форма с отложным воротником и накладными карманами, справа на груди нашивка — орел с распростертыми крыльями. У некоторых голова непокрыта, на других стальные немецкие каски, которые ни с чем не спутаешь. Лица у солдат мрачные, усталые, застывшие, и двигаются они точно автоматы.
— Это швейцарские солдаты, мистер Хоуард? — спросила Шейла.
— Нет, — сказал он, — не швейцарские.
— У них такие же каски, — сказал Ронни.
— А какие это солдаты? — спросила Роза.
Хоуард собрал детей в кружок.
— Послушайте, — сказал он по-французски. — Не надо бояться. Это немцы, но они вам ничего плохого не сделают.
Они как раз проходили мимо небольшой группы немцев. От группы отделился Unterfeldwebel[59] и подошел; на нем были высокие черные сапоги, бриджи в пятнах машинного масла.
— Вот это правильно, — сказал он, жестко выговаривая французские слова. — Мы, немцы, — ваши друзья. Мы принесли вам мир. Очень скоро вы опять сможете вернуться домой.
Дети непонимающе уставились на него. Возможно, они и вправду не поняли, слишком плохо он говорил по-французски.
— Будет очень хорошо, когда у нас опять настанет мир, — ответил по-французски Хоуард. Незачем было выдавать себя раньше времени.
Немец оскалился в натянутой, механической улыбке.
— Вы издалека?
— Из Питивье.
— Так далеко пешком?
— Нет. Нас подвез грузовик, он сломался за несколько миль отсюда.
— So[60], — сказал немец. — Значит, вы голодные. На площади есть питательный пункт, идите туда.
— Je vous remercie[61], — сказал Хоуард. Что еще он мог сказать?
Тот был польщен. Обвел всех взглядом, поморщился при виде оборвыша. Шагнул к нему, не слишком резко приподнял ему голову и оглядел рану на шее. Потом посмотрел на свои руки и брезгливо их вытер.
57
Слушай, Пьер. Слушай! (фр.)
58
сон любви (нем.)
59
фельдфебель (нем.)
60
так (нем.)
61
благодарю вас (фр.)