Страница 56 из 78
— Давай, начальник штаба, действуй! — сдвинул на затылок шапку Белоусов. — Посылай Крекотина.
Через четверть часа я ставил сержанту Крекотину задачу. До селения километра четыре. Оно лежало, скрытое горами, в нейтральной зоне.
Сержант слушал, следя за моим карандашом, гулявшим по карте. Из-за его плеча заглядывал Радайкин. Он и заместитель командира отделения, и связной, и неразлучный друг Крекотина.
— Все ясно? — спросил я Крекотина. — Поднимайте отделение и — шагом марш!
— Разрешите идти нам вдвоем? — спросил Крекотин. — Солдаты ночью несли дежурство.
— А справитесь вдвоем?
— Сработаем как надо…
— Ну хорошо. Идите вдвоем. Но предупреждаю: в бой не вступать, встречи с противником избегать. Основная ваша задача — разведать деревню…
Разведчики вернулись к вечеру. Крекотин прихрамывал, у Радайкина под глазом расплывался багрово-сизый подтек.
— Боевую задачу выполнили, село разведано. Немцев нет, но временами наезжают, — доложил Крекотин.
— А немцев видели? — прищурившись от дыма, спросил Белоусов. — Уж не подрались ли вы с ними?
— Было дело, товарищ капитан. Сами чуть им в лапы не угодили, — признался сержант…
К селу разведчики направились лесом, напрямик через гору. Еще издали увидели в лощине аккуратные домики. У окраины селения возвышался старинный замок. Опушкой леса разведчики подошли к замку и залегли в кустарнике. Отсюда начиналась кривая, заросшая травой улица. Она была безлюдна. Неподалеку тянулся высокий кирпичный забор. За ним двухэтажный дом.
— Выясни, что там.
Крекотин уперся руками о стенку. Радайкин, перекинув автомат на шею, вспрыгнул на плечи сержанта и подтянулся на руках. За забором большой двор. Старательно разгребали навоз куры, грелись на солнце свиньи. В глубине тянулись длинные постройки. Оттуда слышалось мычание коровы.
— Тут фрицем не пахнет, — заключил Радайкин. — Давай пройдем в дом.
Через калитку разведчики вошли во двор. На открытой террасе стояла женщина в зеленом халате. Завидя разведчиков, она испуганно вскрикнула и бросилась в дверь.
— Куда вы, гражданка?
На крик из открытой двери сарая выглянула вторая.
— Эй, тетка! Подойди-ка! — махнул рукой Радайкин.
Осторожно ступая, женщина направилась к ним. И вдруг, всплеснув руками, она порывисто бросилась к разведчикам.
— Красная Армия! Да? Вы — Красная Армия? — Лицо, молодое, девичье, озарилось улыбкой, в глазах заиграли лучики. — Вы — красноармейцы! Я знаю! Здравствуйте! Я — Анна, работаю у фрау Марты. Словенка я, из Субботицы. Родные!..
Из глаз ее катились слезы, лицо светилось.
— Да подожди же, Анна! Фрицы в деревне есть?
Девушка вскинула глаза на Крекотина.
— Какой «фрицы»? Не понимай. Что такое «фрицы»?
— Ну, немцы, фашистские солдаты? Понимаешь?
— A-а… Понимай, понимай. Приходили фашисты. К фрау Марте. Брали молоко, яйца… Понимаешь? Иногда ночуют… Они из шахты. Шахта в горах. Я там работала. — Она говорила с заметным акцентом, с трудом находя слова.
— А сейчас они есть в деревне?
— Кто? Немцы? Нет. Они после вчера приходили сюда.
— Сколько их было?
— Пять… Понимаешь? А сейчас нет фашистов в деревне…
В комнате встретила женщина в зеленом халате.
— Битте, битте, геррен зольдатен, — залепетала она, запахивая на могучей груди халат. Круглое лицо с щелочками глаз расплылось в сладенькой улыбке.
По мягким коврам разведчики ходили из комнаты в комнату, рассматривая картины, рога оленей и туров. Хозяйка угодливо поясняла.
— Нихт ферштеен, нихт ферштеен, — то и дело повторял Радайкин, слушая ее болтовню. — Не понимаю, не понимаю.
Разведчики собрались было в обратный путь, когда вбежала Анна.
— Немецкий золдаты! Много! Уходите!
Крекотин и Радайкин, схватив автоматы, бросились к двери.
— Не сюда… тут нельзя…
Увлекая разведчиков, девушка бросилась в соседнюю комнату. По узкой лестнице они сбежали в подвал, единственное окно которого глядело в лес.
— Туда… — указала девушка рукой на окно.
Рывком сержант распахнул раму. Зазвенели стекла.
— Радайкин, вперед!
Едва солдат выбрался из дома, как из-за угла выбежал немец. Завидя Радайкина, он от неожиданности замер. Потом навалился на него. За ним выбежали еще двое. Не раздумывая, Крекотин выпустил по ним очередь. Потом бросился к Радайкину и прикладом размозжил немцу череп.
— Отходи в лес, Иван, — крикнул солдату. — Я прикрою…
В лесу удалось оторваться от преследователей. Сделав крюк, только к вечеру добрались до батальона.
Выслушав доклад разведчиков, Белоусов распорядился направить в село роту. Едва рота достигла окраины, как гитлеровцы открыли по ней столь ожесточенный огонь, что пришлось пустить в дело минометы и гаубичную батарею.
Только к утру удалось выбить немцев из села. Тотчас на мотоцикле Третьяков и я выехали туда. За рулем сидел Артемьев. Оказалось, что он ко всему еще умел водить машину.
В дом, где разместился командир роты, первым вошел капитан Третьяков. Переступив порог, он подался назад. Перед ним стоял немец.
— Хальт! — Капитан выхватил из кобуры пистолет. — Ты как попал сюда?
Гитлеровец в мундире и невоенного образца штанах выдавил что-то невнятное.
— Пленный это, товарищ капитан. — Вперед выступил солдат-конвоир. — Из подвала его пьяного без штанов выволокли. Он, гад, кусался. Пришлось стукнуть разок. Лейтенант Аверьянов пробовал допросить, да не получилось: языка не знает.
— Позовите Артемьева, — распорядился Третьяков.
Ноги фашиста в коротких с широкими голенищами сапогах подрагивали. Дрожали и пальцы вытянутых по швам рук.
— Ганс Мюллер его зовут, — переводил Артемьев. — Находился в тыловой команде, только вчера их спешно направили сюда. А здесь он вчера упился шнапсом.
— Кем был до войны? — поинтересовался Третьяков.
— Он говорит, что был служащим в торговой компании в Дюссельдорфе.
На мундире немца тускнели оловянные пуговицы. Над клапаном кармана распластались крылья хищника с фашистской свастикой. Чернел на рукаве ромбик с вышитыми шелком черепом и двумя скрещенными костями: эмблема дивизии «Мертвая голова».
Мы собрались уже покинуть дом, когда вбежала девушка-словенка. Лицо ее было в кровоподтеках, руки перебинтованы.
— Фашист там! Фашист! — воскликнула она.
— Какой фашист? Где?
Третьяков, Артемьев и все, кто находился в комнате, недоуменно взглянули на девушку.
— Это — фашист! — повторяла она. — Там…
И показала рукой на дверь, куда увели Ганса Мюллера.
— Кто? Мюллер? — переспросил Артемьев.
— Он не Мюллер, он фашист, Фред его звать, а фамилия… — Девушка назвала длинную, труднопроизносимую немецкую фамилию.
— Успокойтесь, успокоитесь. Кто вы? Откуда немца знаете? — спросил я.
Девушка села, Взволнованно, путая русские слова, она рассказала о немце. Впервые она увидела его на шахте. Там он служил в охране. С рабочими, согнанными из России, Франции, Польши, Чехословакии, был жесток. Однажды она видела, как немец бил женщину-француженку. В чем та провинилась — неизвестно, но француженка больше в барак не вернулась.
В другой раз на рассвете он вывел в лес рабочего. Вскоре вернулся один. При побегах пленных он руководил погоней. А когда находили в стволе шахты разбившихся рабочих, все знали, чье это дело рук.
В шахте Анна пробыла около года. Потом ее неожиданно перевели в поместье, хозяйкой которого была бауэрша Марта. И здесь она снова увидела Фреда. Хозяин находился на Восточном фронте, и немец пользовался расположением его пышнотелой жены.
Вчера Фред прибыл вместе с солдатами из воинской части. Они ругались на русских разведчиков, которые ловко выскользнули из имения. Больше всех при этом гремел Фред. А когда он узнал, что русским скрыться помогла служанка, то пришел в ярость. Намотав на руку ремень с металлической пряжкой, он начал избивать девушку.
Анну спасло то, что она была в стеганой куртке. Одежда смягчала удары. А немец норовил ударить ее пряжкой по лицу, голове.