Страница 26 из 26
Был бы первым персонажем.
— «Особенно сильное настроение создал в театре скворец, заунывно свиставший за сценой. В скворце мы узнали нашего неподражаемого артиста г-на Счастливцева. Говорят, что в свой бенефис он будет за сценой сорокой прыгать. Билеты все проданы».
Ах, живи Аркадий в наше время!
Как бы он сказал Геннадию Демьяновичу Несчастливцеву:
— Ведь актёр-то нынче не в моде!
— А что у тебя там в узле?
— Настроения-с, Геннадий Демьянович!
— А драм у тебя нет?
— Драм, Геннадий Демьянович, нет! Одни настроения!
— И охота тебе, вместо пьес, настроения носить?
— Публика требует, Геннадий Демьянович!
Пьеса г-на Фёдорова «Старый дом» не имела успеха на Александринской сцене потому, что в постановке не было надлежащего настроения.
В пьесе-то есть настроение, в постановке — не передано!
Пьесу надо ставить так.
При поднятии занавеса со сцены из скрытых потайных люков несёт затхлостью и плесенью.
Вообще носу я придаю в театре большое значение. Нос до сих пор ничего не делал в театре. Действовали на зрение, на слух. А нос, что он делал? Сморкался во время самых сильных монологов и мешал? Надо заставить и его, бездельника, работать! Пусть способствует передаче настроения.
Итак, все носы приходят в скверное настроение, потому что со сцены пахнет затхлостью, плесенью и гнилью.
По стенам бегают пауки, ясно различаемые в бинокли.
Во время реплики М. Г. Савиной публика видит, ясно видит, как с потолка спускается паук и заползает почтенной артистке за воротник.
Все зрительницы нервно поводят плечами, словно и им заполз за корсаж паук.
И вот тогда-то, когда г-жа Савина скажет:
— Какой это старый, старый, старый, старый, старый дом!
Вот это настроение!
— Знаете ли, — говорит зритель, выходя с первого представления новой пьесы «в четырёх туманах и 18 настроениях», — смотрел, смотрел я — и вдруг мне в голову мысль: «Да стоит ли жить? А не застрелиться ли?» Взглянул на соседа — и обмер: «Да у него в глазах та же мысль!»
Вот это называется «настроением».
И актёры для таких пьес нужны совсем другие.
Где ты «первый любовник» добрых старых времён?
Классический первый любовник!
— Сюртучок с иголочки, на левой ручке перчаточка.
Цилиндр словно только что вычищенный ваксой. Сверкавший до боли в глазах. Он снимал цилиндр не иначе, как входя в гостиную, становился на одно колено.
Хватался за завитую голову.
И был неотразим.
Где ты «фат»? Фат, от которого на полверсты разило сердцеедом! Который имел такие жилеты, что, — выйди в таком жилете на улицу, — возьмут в полицию!
— За появление в маскарадном костюме в неположенное время.
Где классический «простак» в белокуром парике, которого театральные парикмахеры так мило называли «городской блондин»?
Как просто и ясно было всё тогда в жизни и на сцене.
Комик надевал «толщинку» и прилеплял две котлеты вместо бакенбард.
Ingenue comique перед выходом на сцену завязывала губки бантиком. Ingenue dramatique начинала страдать ещё до поднятия занавеса.
Драматическая героиня, выходя на сцену, «метала взор». И вы сразу видели, что она:
— Всё поняла.
Теперь не то.
— Иван Иванович гримируется!
Он кладёт на полпальца белил. Сверх белил густо пудрится самой белой пудрой.
Это — любовник. Это — герой.
— Голландской сажи Ивану Ивановичу.
— Иван Иванович сделает чёрные круги вокруг глаз.
Он идёт изображать героя нашего времени.
— Иван Иванович, приготовьтесь, скоро ваш выход!
У Ивана Ивановича начинает дёргаться половина лица.
У Ивана Ивановича начинается Виттов пляс.
— Я… я… я… готов!
И в антракте к нему бегут знакомые.
— Поздравляю!
— Колоссальное впечатление!
— Удивительно нервно!
— Ах, какой вы неврастеник!
Рецензент отмечает на манжетах:
— Успех колоссальный: после второго акта у трети театра началась Виттова пляска.
Театральные хроникёры бегут:
— Сколько истерик? Сколько истерик?
— Правда, что одного господина вынули в гардеробе из петли? Хотел повеситься на вешалке!
«Знатоки» изумляются:
— Какая сила! Какая сила!
— Какая сила в изображении полного бессилия!
И самый «фурорный» артист в России г-н Орленев.[44]
Актёр, который как никто изображает полное нравственное бессилие.
— Я нервно-салонный актёр! — с гордостью говорил мне на днях один артист.
И вы часто услышите похвалу:
— Ах, это такой, такой неврастеник!
В театральном бюро скоро будут вывешивать объявление:
— Неврастеник ищет места. 500 рублей в месяц, два бенефиса. Жена — истеричка.
И антрепренёр станет набирать труппу:
— Первого неврастеника, второго неврастеника. Истеричку с большой истерией.
— С большой истерией трудно найти-с. Все нарасхват. Не возьмёте ли… Есть психопатка одна.
— Психопаток взяли трёх. Нет, уж вы мне хоть на гастроли истеричку с большой истерией дайте. С малой истерией у меня жена. Публика очень любит. А такой-то хорош?
— Нервы — мочала.
— Давайте! Давайте! Его на застрастку!
Слава Богу! Труппа для «пьес с настроениями» готова.
Если старый афоризм верен и сцена — зеркало жизни, «на зеркало неча пенять».
Таково отражение.
44
Орленев (настоящая фамилия Орлов) Павел Николаевич (1869–1932) — русский актер. Дебютировал в 1881 г. на сцене Артистического кружка в Москве, много работал в провинции, выступал в Театре Ф. А. Корша (1893–1895 гг.) и в Театре Литературно-художественного общества (1895–1900). Постоянно гастролировал. Создал новое амплуа в русском театре — «неврастеника».