Страница 87 из 91
Торговцы раздули-растянули случившееся, будто черт — ослиную шкуру. Все забыли про зависть, хвалили друг друга, одинаково тяжело ощущали обиду, нанесенную одному из них, все вместе поносили гордецов, от которых воняет мелочью и которые ни богатством, ни добрыми нравами не могут сравниться с людьми Запада.
СХОД
Среди возмущенных состоятельных мещан был купец по имени Фридингер, он переживал оскорбление тяжелее, чем все остальные. Спустя два дня ощущение обиды выросло в его сердце настолько, что он не мог этого больше выносить. И тогда созвал он всех своих друзей в дом кампсора у Святогавелских ворот. Как только те собрались и расселись вдоль стен, он обратился к ним с такими словами:
— Есть труды прилежные, которые недостаточно оценены, и есть пустопорожняя болтовня знатных вельмож, которую провозглашают благородным и прекрасным деянием. Когда на рынке вывешивают шматок сала, он производит на людей сильное впечатление, зато усердный труд, что лежит в основе всякого великолепия и благодаря которому производятся ткани, меха, пряности и вина, и благовония — не ставится ни в грош.
Так и выходит, что одни — и это мы с вами, купцы, терпим страшное угнетение, а другие — знатные господа из замков — пользуются всеми привилегиями и славой.
Нас вечно хулили, и мы вечно сносили несправедливое к себе отношение. Однако теперь, когда прилюдно нанесено оскорбление одному из самых почтенных купцов, пережить это молча уже нельзя!
Говорю вам: нужно идти к королю и требовать, чтобы этого своевольника, дворянина Петра, заставили выказать нашему другу столько почтения, сколько оказывают родным, дядюшкам и вообще ближним. Посему советую, советую и настоятельно рекомендую купцу, владельцу торгового дома «У лягушки», искать помощи у монаха ордена Цистерианцев, которого зовут Гейденрейх, и у тех советников короля, которые относятся к нам благосклонно. Когда явится такая помощь, пусть Рейхерт падет перед королем ниц, пусть просит короля отдать за своего сына дочь дворянина, его оскорбившего; без родственных связей не будет между нами и дворянами ни согласья, ни мира и одни всегда будут врагами других.
Говоря так, взглянул купец на своих друзей, однако те пристально разглядывали кончики своих пальцев, переминались с ноги на ногу да терли себе носы. Никто не знал, что ответить. Предложение нагоняло страх — но отказаться? Отступить, когда смельчак дает правильный совет? Оказаться в глазах людей несчастными и жалкими — нет, невозможно!
Когда оторопь прошла, все присоединились к требованию купца и стали уговаривать Рейхерта поступить так, как ему советуют.
— Никогда еще, — говорили они, — не было речи более проникновенной, никогда нам не доводилось слышать более внятного голоса разума.
Когда договорились, поднялся еще один купец, вышел на улицу и позвал слугу, который держал в руках хорошо сработанный шлем. Слуга подал ему шлем, и купец обратился к собравшимся:
— Я знаю одного оружейника, — сказал он, — оружейник этот выковал и изготовил для пана Петра шлем, что у меня в руках. Шлем из хорошего металла. Работа знаменитая. Стоит десять серебряшек. Я передал деньги через своих слуг, но велел им утаить, у кого они служат, и сказать, будто посылает их пан Петр, управитель Збраславского замка, поскольку оружейник изготовил шлем для него.
Потерпевший купец Рейхерт, постучав по шлему пальцем, улыбнулся, однако не знал, как быть, как себя вести, поскольку не мог понять, куда этот купец клонит.
— Так что же, и дальше мне, претерпевшему оскорбление, бередить эту гнусную историю? Смотреть на этот шлем, чтоб он и впредь напоминал мне о неприятности? Или хочешь ты, мой неразумный брат, чтобы взял я товар и отнес его знатному дворянину, как посыльный?
— Ни в коем разе! — воскликнул купец. — Я уплатил за этот шлем сумму, которая равняется стоимости десяти мотков пряжи, а тебе его отдам за одиннадцать. Ты же, ежели хватит у тебя разумения, пошлешь его со своим посыльным тому, кто захочет его иметь, но уже за двенадцать мотков.
Советую тебе от души — не торопись получать деньги. Советую тебе подумать о моем предложении и поступать так с любым товаром, который понадобится знатному господину. Будет ли то вещь, которую рвут из рук, или такая, на которую никто больше не позарится, тонкое полотно либо оброк, может, даже и усадьбишка — за все заплати своими монетами и, отсылая гордецу товар, старайся, чтобы тот не проведал, что товар — от тебя; если ты будешь так себя вести, то возымеешь над этим господином полную власть, а господин — хоть богач, а все ж таки нищий — будет у тебя в услужении.
Купцы выслушали эту речь со вниманием. Соображали, кумекали, а поскольку вещи неясные во время бесед и обсуждений проясняются и одно соображение родит другое, пришло в голову какому-то торгашу, чтобы все кумовья и дядьки уступили Рейхерту свои счета и долговые расписки, которых пан Петр выдал достаточно-предостаточно.
АУДИЕНЦИЯ
Не прошло и двух месяцев, а у Рейхерта в руках скопилась толстая пачка долговых расписок пана Петра. Выкупил он бенефицию, на которую знатный господин точил зуб, приобрел заемное письмо, перехватил его поручительства. Когда главное было сделано, разыскал он подкомория по имени Олдржих и всех королевских советников, что держали сторону купцов. Те обратились к государю и ходили с ходатайствами до тех пор, пока король не обещал выслушать мещан. Пришли к Пршемыслу три представителя купеческого сословия, и наиболее красноречивый из них произнес:
— Милостивый государь, мы отдаем в твои торговые палаты назначенный налог с каждого товара, выходит, чем больше мы имеем и чем больше преуспевает наш дом, тем богаче твои закрома и тем больше денег идет в твою сокровищницу. Нас, честных купцов, совсем немного. Как золотоносные жилы и месторождения залегают в бесплодной земле, как соль упрятана в ее глубины, так вот и мы живем в окружении бесплодных и пустых людей. Хамам несть числа, они повсюду как песок, много и дворян звучных фамилий и ничтожного состояния. Эти выискивают поводы, чтобы причинить нам неприятности, завидуют нашей оборотливости, уму, постоянно возрастающим доходам. Зависть, о наш король, породила вражду между мещанами и дворянством, меж расторопными купцами и пустозвонами-господами, которые сживают нас со свету. На нашей стороне — польза и мир! На их стороне — распри и драки! И вечное это преследование изнуряет нас, не можем мы ни есть, ни спать, ни радоваться. Стоит нам что-либо предпринять, как какой-нибудь грубый и завистливый господин тут же становится поперек дороги. Руку на меч, усищи кверху, ноги враскорячку, подскочит весь взмыленный и сыплет угрозами, изрыгая их прямо в лицо.
Благородный король, никто из нас не может больше жить среди таких свар и страданий. Вот и пришли мы к тебе, король, повелитель и владыка нашего края, чтобы покончить с этими дрязгами. А поскольку оборотной стороной ненависти является любовь и нежные связи, просим тебя женить на дворянке сына купца Рейхерта, претерпевшего более всех нас. Было бы славно, если бы супругой его стала дочь высокородного пана Петра, ибо он — погубитель Рейхертова дома!
Король, выслушав жалобы и соображения купцов, усмехнулся и молвил:
— Не королевское это занятие — подыскивать жен для купеческих сыновей. Негоже, чтоб купцы ухватывали выше, чем могут дотянуться. Но я могу и утишить гнев ваш, и удовлетворить ваши страстные желания! Ни минуты не уделил бы я на разговоры с вами, если бы в том, что услышал, не скрывалось — наряду с пустозвоньем — также и дело доброе. Я прилагаю много усилий и забот к тому, чтобы в стране не было места раздорам, так что, право, мне по душе примирить противные стороны: я велю дворянам впредь быть уступчивее.