Страница 86 из 91
Марик не хотел сопротивляться, но медлительный чернокожий простофиля долгие полторы секунды снимал оружие с предохранителя, а потом дрожащей рукой все никак не мог передернуть затвор. Когда же ублюдок, наконец, справился с пистолетом, и навел ствол на противника, инстинкт самосохранения в страже неожиданно взял верх над жаждой смерти. Марик метнул тесак в бандита, который в последний момент успел вдавить спусковой крючок…
Дух увидел, как страж и негр упали, одновременно поразив друг друга. И обоюдоострая боль взметнулась вверх, и обрушилось на бесплотное нечто яростной волной. Психозаготовка начала растворяться. В последний момент она, умирая, успела осознать, что была всего лишь таким же лицедеем или лицедейкой, как и все остальные. Один из актов бесконечной драмы завершился, время игры закончилось, и настала пора отойти в темное закулисье небытия. Мотель, убитые и оставшиеся в живых актеры, сцена, залитая кровью, потухли. Спектакль увенчался успехом. Аплодисменты. Занавес.
Роберт очнулся. Реальность ударила по глазам. Резко. Больно. До головокружения. Пошатнувшись, он сообразил, что все время боя находился в трансе, в одном из измененных состояний сознания. Но в каком? Раньше ничего подобного Гордеев никогда не переживал. Хренов берсеркер!!!
Звеньевой быстро приходил в себя, с некоторым удивлением обнаружил пистолет в своих руках, а затем, подняв голову, взглянул на мотель. Только сейчас он увидел его название. На крыше стояли восемь черных букв из пластика, вытягивающиеся в знакомое слово: Waterloo.
"Мы выиграли эту битву, — подумал Роберт, — вопреки всему".
Гордеев посмотрел на застреленных насильников и девушку, стоящую возле них. Кроме трусиков и разорванной грязно — белой блузки на ней ничего не было. Стояла августовская послеполуденная жара, но бедняжку бил озноб. Она храбро дралась, словно львица, а теперь ее накрыл страх. Так бывает.
"Последняя гренадерша Республики, — мелькнула глупая мысль, — последняя настоящая женщина, последняя истинная француженка…"
Обхватив себя руками, трясясь, она беззвучно повторяла одни и те же слова: "merci bien… merci bien… merci bien…"
— Оденься, — сипло произнес Роберт по — русски, — слышишь? Оденься…
Вряд ли девушка знала русский язык, но все же каким‑то образом поняла, что от нее хотят, подняла с асфальта джинсы и принялась их натягивать на красивые стройные ножки. Вдруг она замерла, глаза ее расширились.
Гордеев посмотрел туда, куда с ужасом взирала девушка. На сером асфальте валялись два джихадиста: один без сознания со сломанной челюстью, другой с тесаком в горле, а недалеко от убитого… лежал Марик. Грудь его была залита кровью.
"Попадание в район сердца", — сообразил Роберт, подбегая к товарищу.
К своему великому облегчению звеньевой нащупал слабый пульс.
— Дверь! Откроешь мне дверь! — прокричал Гордеев на все том же русском и, заткнув пистолет за пояс, подняв Марика на руки, устремился к такси.
Француженка оказалась сообразительной. С быстротой лани она обогнала Роберта и сделала так, как он велел. Она помогла затащить раненного на заднее сидение и там осталась. Голова Верзера лежала у нее на коленях. Звеньевой хотел приказать ей пересесть вперед, но передумал. Он на мгновение замешкался. Девушка водила тонкими длинными пальцами по волосам хрипло дышащего Марика. По щекам француженки текли слезы. Скапливаясь на симпатичной родинке под левым уголком рта, они падали вниз. Раз, два, три — и где‑то там, должно быть, получалась маленькая лужица.
Однако медлить было нельзя. Сев за руль и кинув пистолет на соседнее сидение, Роберт выжал до предела педаль газа. Такси с диким скрежетом сорвалось с места. До Швейцарии оставалось всего каких‑то девять километров. Но ведь нужно пройти пограничный контроль, усиленный из‑за событий в Париже. Не так‑то просто теперь попасть в страну альпийских лугов, времена нынче иные. А потом доехать до ближайшей больницы. Но главное — это убедить пограничников, что ты гражданин Советской Конфедерации. Ведь Швейцария вот уже несколько десятилетий как наш союзник. Французского Роберт не знал, но был уверен, что прекрасно объяснится на немецком. В крайнем случае, поможет случайная спутница. Как ее, кстати, зовут?
Неожиданно звеньевой услышал слабый голос Марика, который словно прочитал мысли Гордеева.
— Tu es si belle, quand tu pleures. Comment t'appelles‑tu? — чуть слышно произнес Верзер.
Роберт посмотрел в зеркало заднего вида. Всхлипнув, девушка ответила:
— Jacqueline. Jacqueline Cambro
— Tu ressemble a la reine, — продолжил разговор хрипящий Марик, — quand je suis mort, ne manque pas a pleurer pres de ma tombe.
— Tu ne mourras pas, — сказала девушка и горько улыбнулась.
— Et si je ne meurs pas, — продолжил с натугой говорить Верзер, — alors, sois mon coeur car le mien me manque. Moi aussi, je suis de l'origine royal. J'ai Charlemagne comme aieule.
— Марик! — рявкнул Роберт, мало что понявший из разговора. — Бога ради, заткнись! Не трать силы! Я вытащу вас. Клянусь, вытащу! Успеешь наболтаться со своей принцессой, — звеньевой напряженно посмотрел вдаль, на зеленеющие холмы, и, смягчившись, добавил:
— Я вытащу вас. Клянусь.
До швейцарской границы оставалось три километра.
Роберта клонило в сон. Не помогал даже кофе. Он сидел в мягком удобном кресле в комнате ожидания. На столике стояли три пустые чашечки. В дальнем углу на таком же бледно — сером кресле примостилась француженка. Как там ее?.. Жаклин. Она, укрытая тонким одеялом, тихо посапывала и чему‑то улыбалась во сне, словно сегодняшний день был самым лучшим, самым светлым днем в ее жизни. Впрочем, вероятно, сейчас она переживала нечто такое, что кажется более реальным, чем наша жуткая явь. Жаклин была счастлива. Жаклин была другой. Жаклин исчезла из этого мира. По крайней мере, на несколько часов.
А Роберт опасался своих грез. Он закрывал глаза и вновь и вновь испытывал странные ощущения, пережитые в трансе и после него. Он видел себя сражающегося с джихадистами. Он снова брал на руки смертельно раненного Марика, и потом мчался на такси к Швейцарии, сообразив выкинуть пистолет в окно возле самой границы. И очень долго наперебой с Жаклин объяснял начальнику смены, здоровенному смуглолицому детине из элитного Альпийского дивизиона, что он гражданин Советской Конфедерации и ему срочно нужно в больницу. Нечаянная спутница стражей тыкала в нос незадачливому пограничнику свое водительское удостоверение, которое по счастью оказалось у нее в заднем кармане джинсов, сочиняя на ходу, что у Роберта и Марика джихадисты отняли документы. Ну или что‑то в этом роде.
Водительское удостоверение было пропущено через сканер, который подтвердил французское гражданство некой Жаклин Камбронн. Однако после этого еще целых мучительных три минуты начальник смены продолжал упорствовать, отбиваясь от звеньевого и девушки на смеси французского с немецким.
Наконец, бугай, почесав шеврон с нарисованным на нем арбалетом и надписью "Die Schweiz über alles", уступил и дал им в сопровождение две патрульные машины.
Теперь они находились в больнице, в комнате ожидания. Снаружи в коридоре их охраняли три полицейских. Через пару часов из Берна сюда должен прибыть советский консул, и тогда все встанет на свои места. Только бы Марик выжил. Сейчас его оперировали. Пуля вроде бы прошла в сантиметре от сердца…
Роберт услышал смех и, содрогнувшись, разлепил веки. Счастливая Жаклин кому‑то улыбалась, не открывая глаз. Вместо изодранной блузы на ней был медицинский халатик. Одеяло, которым укрывалась девушка, спало на пол.
Роберт посмотрел в окно. Вечерело. Жара не желала отступать. Однако здесь работал кондиционер, и потому было весьма прохладно. Звеньевой встал, бесшумно подошел к спящей красавице, поднял одеяло и укрыл ее.
Гордеев подумал, что еще недавно он так же укрывал Машу. Она была утешением, обезболивающим, она дарила отдохновение после тяжелых заданий. И вот теперь она исчезла, растворилась где‑то на пространствах, принадлежащих Корпорации. Что теперь делать?