Страница 14 из 91
— Латынов Юлий Юлианович, — продолжил идентификацию сержант Джавиев, поводив биосканером чуть выше носа рыжего мужичка, — полное гражданство подтверждено.
— Надо же, — заинтересовался майор и сделал шаг в сторону бандита, — пособник этнонацистов. Интересно… как же ты, Латынов Юлий Юлианович, до такой жизни докатился?
— Они не этнонацисты! — с надрывом, переходящим в фальцет выпалил мужичонка. — Они борцы за свободу! Они сражаются с фашистским режимом, а я им всегда помогал, я не меняю убеждений! И не мечусь как стрелка осциллографа!..
— Как же тебе, Латынову Юлию Юлиановичу, — не обращая никакого внимания на гневную тираду пособника, продолжил почти по — отечески мягко говорить майор, — с таким именем — отчеством по земле русской ходить не стыдно? Тебя что, в честь Цезаря назвали?
— Нет, — сказал мужичонка, — в честь бабушки, — и неожиданно покраснел, — традиция у нас в семье такая, если девочка рождается рыжей, то называют ее Юлей, а если мальчик — Юлием.
— Ага, — понимающе кивнул майор, — ну что ж, Латынов Юлий Юлианович, не сможешь ты продолжить эту славную традицию лет пятнадцать минимум, а, может быть, и никогда. Уводите!
Спецназовец, не такой высокий, как предыдущий, легонько пнул мужичонку в плечо. Латынов, закусив нижнюю губу, нехотя подчинился. Уже у выхода в дверях он вдруг повернулся и пискнул:
— Знаете что?!
— Что? — офицер, поправив берет, посмотрел на пособника наркоторговцев с легким недоумением, будто видел его впервые в жизни. Казалось, майор, решив судьбу Латынова, тут же забыл о нем, выкинув мужичонку из своей памяти как ненужную деталь, загрязняющую сиюминутную реальность его восприятия. И теперь главе спецназа приходилось вновь вспоминать, кто же этот патлатый рыжеволосый чудик с раздутыми от праведного гнева ноздрями и лихорадочным блеском в глазах.
— У тебя, — рот Латынова скривился в саркастической усмешке, — злая морда, как у хорька, к которому заплыла в норку камбала.
Нахамив офицеру, или точнее, решив, что нахамил, мужичонка, тряхнув рыжими космами, с гордо поднятой головой вышел из здания, вслед за ним последовал караульный в маске.
— Сержант Джавиев, — мягко, почти сердечно обратился майор к калмыку, — внесите в досье преступника рекомендацию, что этого… как там его… Юлианыча нужно проверить на предмет дурки. У него явно что‑то с головой. Продолжайте!
— Лица, имеющие ограниченное гражданство есть?! — выкрикнул пухлощекий Алексеенко. — Если есть, поднять вверх правую руку!
Еще два боевика подняли руки.
— Кругом! Три шага вперед марш!
К вышедшим из строя боевикам, сутулому заросшему мужчине лет пятидесяти и горбоносому худощавому брюнету неопределенного возраста, подошел Джавиев. Биосканер вновь запищал, а вслед за ним сержант произнес:
— Гаирбеков Рамзан Аббасович, ограниченное гражданство подтверждено.
Майор приоткрыл рот, видимо, желая отпустить в адрес бандита какою‑нибудь скабрезность, но потом, скривившись в презрительной гримасе, поправил берет и махнул рукой:
— Уводите!
Следующим был горбоносый. Ему не повезло — сканер не смог идентифицировать личность.
— А это, наверно, вообще нелегал, — сказал, вопросительно зыркая на офицера, сержант. — С Территорий сбежал что ли.
Боевик, видимо, осознав всю сложность своего положения, посмотрел затравленным взглядом сперва на сержанта, затем на майора, потом снова на сержанта и вдруг взвыл, схватил за рукав Джавиева и, принявшись трясти, запричитал:
— Ай — йа — а! Гражда — а-анин — а-йя — а-а! Гражда — а-анин — а!
— Отстань, а! — возмутился сержант. — Отвали от меня, я сказал!
Но бандит продолжал выть, его взгляд, увлажненный и переполненный ужасом, был обращен на растерявшегося Джавиева, будто от того зависела дальнейшая судьба несчастного наркоторговца.
— Хуль ты с ним возишься, Саня, — пухлощекий Алексеенко с размаху воткнул приклад автомата в побледневшее лицо боевика.
Тот протяжно взвизгнув, рухнул на пол, заливая кровью из сломанного носа лакированный паркет. За время потасовки майор Кононов не проронил ни слова. Теперь же, созерцая корчащегося от боли бандита, он одобрительно хмыкнул и в своей обычной манере мягко и бархатно произнес:
— Сержант Алексеенко, за проявленную находчивость и за способность адекватно действовать в экстремальной ситуации вам объявляется благодарность. А вам, товарищ и гражданин Джавиев, — майор нахмурился, отчего его будто вырубленное топором лицо стало воистину страшно, — будет выговор с занесением в личное дело. А если бы у него был нож? Мне бы пришлось отвечать за вашу глупую смерть, товарищ сержант.
Только сейчас Роберт сообразил, что эти два парня являются практикантами, может быть, даже — подрастающим поколением стражей. Хотя нет, вряд ли. Выправка не та.
В Советской Конфедерации каждый полноправный гражданин, вне зависимости от пола, обязан был проходить так называемые «трехлетние практики», к которым относились военная, медицинская, научная, трудовая и прочие службы. К слову сказать, рекрутам давалось право выбора. Можно было, например, разбить свою практику на три части и отслужить год в армии, год на каком‑нибудь заводе и год на научном предприятии, если конечно, имелось соответствующие образование. А можно было и вовсе отказаться от почетной обязанности, получить ограниченное гражданство и жить ничем не обремененным дальше. Однако таких находилось не так уж и много, ибо перед огром в Конфедерации оказывались закрытыми многие двери, а уж о продвижении по социальной лестнице и речи не могло быть.
— Так их же обыскали, — попытался оправдаться Джавиев, — оружия нет, чего боятся‑то?
— Товарищ сержант, — заметил майор, — я попросил бы вас не пререкаться со старшим по званию. Эти зверьки — хитрые твари, они оружие могут хоть в жопе у себя спрятать, если понадобится.
Раскрасневшийся Джавиев потупился, Алексеенко самодовольно ухмыльнулся, а офицер, поправив берет, сказал, будто пропел:
— Я так понимаю здесь остались только неграждане и нелегалы.
— Товарищ майор, а с этим что делать? — Алексеенко пнул в ботинок боевика с вытекшим глазом. — Мы ведь его не проверяли…
— Как что? — наигранно удивился Кононов. — Вы ведь, товарищ сержант, знаете наш принцип: с террористами, этнонацистами и педерастами переговоров не ведем, и в плен таких не берем…
Видимо, майор так шутил. Он хотел еще что‑то сказать, но в это время бандит, протяжно застонав, открыл оставшийся целым глаз. Несколько секунд боевик непонимающе осматривался, а затем его взгляд остановился на Джохаре. Лицо наркоторговца мгновенно побагровело — брызжа слюной, он прошипел:
— Шакал, будь ты проклят! Янычар!!!
Роберт повернул голову в сторону Махмудова. Тот начал багроветь вслед за боевиком. Да, негодяй попал в точку. Джохар запросто пропустил бы мимо ушей оскорбления вроде «чурки» или «черножопого», или еще какое‑нибудь мерзостное словечко, но «янычаром» его не называл даже отмороженный на всю голову Марик.
— Завались, сука! — взревел Махмудов и рванулся навстречу обидчику.
Роберт схватил Джохара за корпус, мгновение спустя к нему на помощь подоспел Влад. Разгневанный страж попытался вырваться, но это у него не получилось. Тогда он прикрыл веки и прохрипел:
— Все… все… я спокоен.
Гордеев разжал объятия, отряхнулся и, глядя на майора, спросил:
— Полагаю, наше дальнейшее присутствие не требуется.
— Нет, — сказал Кононов, поправив берет, — скажите, товарищ капитан, сколько времени вам потребуется на работу с вашим нудистом? А то мы собирались журналистов допустить в зону операции.
— Думаю, товарищ майор, недолго, такие быстро ломаются, — ответил Роберт и жестом указал стражам на выход.
Гордеев не имел никакого желания наблюдать за дальнейшими действиями спецназа, ибо прекрасно знал, что произойдет. Всем тем, кому не повезло с гражданскими правами, майор зачитает постановление номер 28–2 от 2050 года «О чрезвычайных мерах по отношению к этнонацистам, являющимся негражданами или находящимся нелегально на территории Советской Конфедерации, а также к их пособникам, не имеющим минимальных гражданских прав». Майор Кононов, скорее всего, не без злорадства объявит, что тела их обмажут свиным салом и сожгут, чтобы и не надеялись в рай попасть. А затем наркотеррористов пустят в расход. Легко и хладнокровно.