Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 20



— Послушай, на кого это ты так уставился, Вавржинек? — обратился к нему сидевший напротив скрипач, тронув его смычком.

— Э, да ему вон те девчата понравились, — сказал другой, — а они на самом деле чертовски хороши.

После этих слов сразу же почти все повернулись к столу, где сидели девушки.

— Ну, — сказал первый, — это нашего поля ягодки, видно по ним. Которая же тебе больше нравится, Вавржинек?

— Если тебе дурак нужен, поищи в другом месте, а из меня дурака не делай, — сердито ответил мальчик.

— Фу ты, с тобой надо обходиться, как со старым контрабасом! А что, я не прав? Разве ты не пялил глаза на этих девчонок?

— Если я на них и смотрел, так только потому, что одна из них похожа на мою сестру. И не будь она дома, я бы подумал, что это сестра.

— Откуда ты знаешь, что это не она, если столько лет тебе ничего о доме не известно, — обронил один из музыкантов.

— Знаю только то, что ей нет нужды служить, да и не ушла бы она из дому. Вот почему это не может быть она, но похожа на нее как две капли воды, — сказал Вавржинек и устремил на Мадлу взгляд пристальный и печальный. Но тут скрипач стал настраивать скрипку, за ним взяли инструменты и другие музыканты, и Вавржинеку пришлось смотреть в ноты. Играли какой-то вальс популярного в то время Штрауса. Михал превозносил его до небес, а пани Катержине он не нравился, и она сказала, что было бы приятнее, если бы сыграли какую-нибудь чешскую песенку, с чем девушки охотно согласились. Михал упорно защищал Штрауса, женщины же не разрешали говорить ничего дурного о чешских песнях, и они долго спорили, пока в конце концов пани Катержина все же не взяла верх. Тем временем музыканты кончили играть и опять отдыхали.

— И чего это кларнетист все время смотрит на нас? — заинтересовалась Ленка. — Как ни оглянусь, он все только сюда и глядит.

— Видно, нравитесь вы ему, — сказал Михал.

— Я встречаю его в костеле святого Яна. Каждое воскресенье он бывает там на хорах, — отозвался Яноушек.

— И я, кажется, тоже где-то его видела, только не знаю где, очень уж он мне знаком, — сказала Мадла, приглядываясь к Вавржинеку.

Музыканты заиграли снова, потом исполнили еще несколько пьес, которые доставили Михалу удовольствие, но вдруг скрипка повела: «Сеял я просо на краю поля, где поворачивают плуг». Мадла схватила Ленку за руку, зарделась, глаза у нее заискрились, и, если бы она не стеснялась, тут же стала бы громко подпевать.

— Ну, вот это уже наша музыка... от нее сердце из груди рвется, а с тем, что они до сих пор пиликали, пусть идут к черту, — воскликнула развеселившаяся пани Катержина и добавила: — Я не я, если не дам им за эту песню новехонький золотой!

Девушки тут же сказали, что и они добавят.

— Ну, погодите, поймаю я вас на слове. Я тоже дам с удовольствием, и мне эта песенка нравится! — сказал Михал, чтобы не рассердить свою Каченку.

Доиграв песню, музыканты отложили инструменты и стали разговаривать.

Потом Вавржинек и еще один встали, взяли ноты и стали обходить публику, один с одной стороны, второй с противоположной. Вавржинек сразу же направился к столу, за которым сидели Михал и пани Катержина с девушками. Обычно он обращался к посетителям по-немецки, а тут, когда он подошел к столу, у него невольно вырвалось по-чешски:

— Покорнейше прошу!

Пани Катержина положила на ноты то, что обещала, и столько же добавил Михал.

— Это вам за последнюю чешскую песенку, а то, что вы играли сначала, нам не понравилось, — сказала пани Катержина, которая любила говорить правду в глаза.

— Нам приходится играть всякое, дорогая пани, потому что кому-то нравится одно, кому-то другое, — ответил Вавржинек.

— Ну, разумеется. Каждому хочется услышать то, что ему больше по вкусу, — согласилась пани Катержина.

— А правда, что все вы чехи? — спросил Яноушек.

— Все, — ответил Вавржинек, не спуская глаз с Мадлы, которая тоже глядела на него необычайно пристально.

— А из каких вы краев? — спросила Мадла.

— Кто откуда, а собрались мы вместе случайно. Я, например, из-под Градца.

— Из-под Градца? А из какого места? — продолжала расспрашивать его Мадла с дрожью в голосе.



— Из Есениц. Вавржинек Залесский.

— Брат! — воскликнула Мадла и, быстро вскочив из-за стола, схватила его за обе руки, заплакала и стала целовать его лицо. Руки у Вавржинека опустились, ноты вместе с деньгами упали на землю, а сам он словно остолбенел. Погодя из глаз его покатились крупные как горошины слезы.

— Боже, как обрадуются мать и тетка, когда я напишу им, что мы встретились! — были первые слова Мадлы.

— А они не сердятся на меня? — спросил Вавржинек.

— Не сердятся, только мать переживает, что не знает ничего о тебе. Но почему же ты о себе не давал знать, Вавржинек, и где ты был все эти три года?

— Все тебе расскажу, Мадленка, наберись терпения. А что ты делаешь в Вене?

— Служу.

— Ты служишь? Зачем?

— Тоже узнаешь.

— Если бы я мог предполагать это, я бы разыскал тебя сразу же, как только ты сюда приехала, но мне и в голову не приходило, что ты можешь оказаться в Вене. Я только подумал: она похожа на сестру, — сказал Вавржинек, радостно глядя на Мадлу.

— Ах, у кого мы о тебе только не расспрашивали, Вавржинек, и ничего, никаких следов. Вот уж не ожидала найти тебя среди музыкантов, — сказала Мадла.

— Ошибка в том, что мы все время вас искали у сапожников, — засмеялся Михал.

— Ну как же мне в голову не пришло, что ему могло понравиться другое занятие и он выбрал себе веселое ремесло, которым у нас владеет каждый, — удивилась Мадла.

— Мне казалось, что Вавржинек младше, и потому я разыскивал его среди маленьких мальчиков, — признался Яноушек.

— Он еще молодой, только долговязый, — заметила Мадла.

— Сколько мы искали, чего только не думали, и все напрасно, пока господь бог не привел нас сюда, — заметила пани Катержина. — Вот Гаек-то обрадуется! Он мне строго наказал, чтобы я разыскивала вас, Вавржинек.

— Да он на этих днях приедет, — откликнулся Михал, — передал мне с оказией, чтобы я ему тут кое-что приготовил, так как долго задерживаться не сможет. К жатве он всегда возвращается домой. Пишет также, что у них была помолвка, а после жатвы будет свадьба. Не знаю только, его или сестры.

При этих словах Мадла стала белая как стена, быстро нагнулась, будто уронила что-то.

— Сестре-то небось еще рано замуж? — усомнилась пани Катержина.

— Узнаем от него. Вавржин, наверное, пойдет с нами? — спросил Михал.

— Ну, разумеется, с нами! Идите, Вавржинек, к вашим приятелям и расскажите им что и как. Им, видно, невдомек, что тут происходит. А потом возвращайтесь к нам, — распорядилась пани Катержина.

— Я с удовольствием пошел бы с вами, да не знаю, отпустят ли меня товарищи, другого кларнетиста у них нет. Впрочем, никаких обязательств я не брал и могу уйти когда захочу, — сказал Вавржинек и направился к столу, за которым сидели музыканты. Отдав деньги, собранные за чешскую песенку, он рассказал им о радостном событии, которое с ним произошло. Музыканты не хотели его отпускать, но он взял кларнет и собрался идти.

— Завтра я к вам приду и скажу, буду ли я и дальше ходить с вами.

С этими словами Вавржинек простился и ушел. Его не удерживали, знали, что хоть он и молодой, но у него своя голова на плечах. Женщины и Михал собрались уходить, так как день клонился к вечеру, а пани Катержина в это время любила быть дома.

На обратном пути Мадла шла рядом с братом. Она рассказывала ему о доме. Вавржинек ужаснулся, когда услышал, что его красавица сестра должна была выйти замуж за мерзкого мельника, которого он хорошо помнил.

— Значит, отчим нас обоих выгнал, — вздохнул Вавржинек.

— Он заботился о том, чтобы нам хорошо жилось, только с нашим желанием не считался, — сказала Мадлена. — Он не должен был принуждать меня идти за человека, с которым бы я, при полном благополучии, была бы несчастна, а тебя — учиться ремеслу, которое тебе не нравилось, хотя и было выгодным. А теперь скажи мне, Вавржинек, почему ты сбежал и почему не давал о себе знать?