Дряхлость

Взволнованный собственным рассказом, Эмилио, рыдая, упомянул астму, затем кашель, слабый голос Амалии, что напоминал хруст треснувшей вазы, и не забыл о сильной боли, которая сопровождала каждый приступ кашля больной.

Врач постарался приободрить Эмилио несколькими дружескими словами, но затем, вернувшись к обсуждению, задал вопрос, который вогнал Эмилио в ещё большую тоску:

— А были ли у неё какие-либо проявления болезни до этого утра?

— Моя сестра всегда была слабой, но никогда не теряла рассудок.

Эмилио скомпрометировал себя этой фразой, и только после того, как он её сказал, его охватили сомнения. Разве не являлись симптомами болезни те сны, что Амалия видела и комментировала громким голосом? Разве Эмилио не должен рассказать об этом? Но как это сделать в присутствии Балли?

— Синьорина раньше всегда чувствовала себя хорошо? — спросил Карини недоверчиво. — Даже вчера?

Эмилио сконфузился и не нашёл, что ответить. Он даже не мог вспомнить, видел ли он сестру в последние дни. На самом деле, когда он видел её в последний раз? Может быть, несколько месяцев назад в тот день, когда встретил её на улице в том странном наряде.

— Не думаю, что она была больна прежде. Я бы сказал об этом.

Доктор Карини и Эмилио вошли в комнату больной, в то время как Балли после короткого замешательства остался на кухне.

Синьора Кьеричи сидела у изголовья кровати. Увидев вошедших, она встала и отошла от постели Амалии. Казалось, больная дремлет, но, как и раньше, она продолжала говорить:

— Через полчаса. Да, но не раньше.

Амалия открыла глаза и узнала Карини. Затем она сказала что-то, что, наверное, было приветствием.

— Здравствуйте, синьорина, — ответил Карини громко, явно стараясь приспособиться к её бреду. — Я хотел прийти к вам и раньше, но не мог.

Карини был в доме семьи Брентани только один раз, и Эмилио был рад тому, что она его узнала. Должно быть, Амалии стало намного лучше за эти несколько часов, так как в полдень она не узнавала даже брата. Эмилио тихо рассказал об этом наблюдении врачу.

Карини был весь поглощён изучением пульса больной. Затем он обнажил её грудь и прислонился к ней ухом в нескольких точках. Амалия молчала, глядя в потолок. Далее Карини попросил синьору Кьеричи помочь ему поднять Амалию и обследовал таким же образом и её спину. Амалия на мгновение попыталась оказать сопротивление, но когда поняла, что от неё требуется, даже попыталась держаться на ногах сама.

Теперь Амалия смотрела в окно, за которым быстро темнело. Дверь была открыта, и больная увидела приостановившегося на пороге Балли.

— Синьор Стефано, — сказала она безо всякого удивления и не двигаясь, так как помнила, что ей надо оставаться неподвижной.

Эмилио, испугавшись этой сцены, сделал Балли знак уйти. Однако тот уже не мог выполнить это повеление и, наоборот, вошёл, потому что Амалия попросила его об этом ободряющими знаками головы.

— Столько времени, — пробормотала она, и это явно означало, что прошло слишком много времени с тех пор, как они виделись.

Когда Амалии позволили опять удобно расположиться на кровати, она продолжала смотреть на Балли, которого она даже в своём болезненном бреду продолжала считать самым важным человеком в этой комнате. Проявления астмы Амалии усилились по причине труда, который ей пришлось приложить для выполнения требуемых движений. Лёгкий приступ кашля заставил Амалию скорчить лицо от боли, но она продолжала смотреть на Балли. Даже когда Амалия стала жадно пить воду, предложенную ей доктором, она не сводила с Балли глаз. Затем Амалия закрыла глаза, и показалось, что она захотела поспать.

— Теперь всё хорошо, — сказала Амалия громко и на некоторое время успокоилась.

Трое мужчин вышли из комнаты Амалии и перешли в соседнюю. Эмилио нетерпеливо спросил:

— Ну что, доктор?

Карини, который не обладал большой практикой, выразил своё мнение очень просто: воспаление лёгких. Он нашёл состояние здоровья больной очень тяжёлым.

— Она безнадёжна? — спросил Эмилио, с тревогой ожидая ответ.

Карини посмотрел на него сострадательно, и сказал, что надежда есть всегда, ему известны подобные случаи, когда из такого состояния удавалось полностью выздоравливать — феномен, удивительный даже для опытных врачей.

Тогда Эмилио взволновался. О, почему такой удивительный феномен не может произойти и в этом доме? Этого хватило бы, чтобы осчастливить его на всю оставшуюся жизнь. Разве это не было неожиданной радостью, щедрым подарком судьбы, которого он так желал? На мгновение надежда полностью завладела сознанием Эмилио. Ему показалось, что лучшим днём станет тот, в который он снова увидит, как Амалия ходит и разговаривает с ним здраво.

Но Карини сказал не всё. Он считал невозможным то, что болезнь проявилась так остро в первый же день. Такое сильное заболевание должно было иметь свои симптомы уже вчера или позавчера.

И вновь Эмилио должен был объясняться за прошлое, которое лежало так далеко от него.

— Может быть, — допустил он, — но мне это кажется маловероятным. Если она заболела вчера, то это должно было проявиться в такой лёгкой форме, что я просто не мог ни о чём догадаться.

Затем, обиженный укоряющим взглядом Балли, Эмилио добавил:

— Нет, мне кажется, это невозможно.

Грубо, своим обычным тоном, который все окружающие были вынуждены терпеть, Балли сказал врачу:

— Знаешь, мы ничего не понимаем в медицине. Этот жар будет продолжаться до конца болезни? Не будет облегчения?

Карини ответил, что о течении болезни он не может ничего сказать.

— Я нахожусь перед неисследованной областью, перед болезнью, о которой не знаю ничего, кроме настоящего момента. Будут ли кризы? И когда? Завтра, в этот вечер, через два, три или четыре дня, я ничего об этом не знаю.

Эмилио подумал, что всё это давало почву для самых смелых надежд, и позволил Балли продолжать расспрос врача. Эмилио уже видел себя рядом с Амалией здоровой, разумной, ставшей вновь способной чувствовать его любовь.

Худшим симптомом, который отметил Карини, был не жар, и не кашель, а форма бреда Амалии, эти её постоянные возбуждённые разговоры. Карини тихо добавил:

— Мне не кажется, что её организм приспособлен для борьбы с высокой температурой.

У Карини появилась возможность дать рецепт, но прежде, чем это сделать, он сказал:

— Чтобы бороться с жаждой, давайте ей вино с сельтерской водой. Каждые два-три часа позволяйте ей выпить бокал крепкого вина. К тому же, синьорина, видимо, привыкла пить вино.

Двумя решительными росчерками пера Карини выписал рецепт.

— Амалия не привыкла пить вино, — запротестовал Эмилио, — она даже терпеть его не может. Это просто невозможно — заставить её привыкнуть к вину.

Доктор Карини сделал жест удивления и посмотрел на Эмилио так, как будто не мог поверить в то, что тот говорит правду. И даже Балли посмотрел на Эмилио испытующим взглядом. Стефано понял, что по симптомам болезни Амалии доктор сделал вывод, что имеет дело с алкоголичкой, и вспомнил, что сам делал наблюдения о том, что Эмилио способен на фальшивые проявления стыдливости. Балли хотел убедить Эмилио сказать правду, о которой должен знать врач.

Эмилио догадался о значении этого взгляда Балли.

— Как ты в это можешь поверить? Чтобы Амалия пила! Она даже воду почти не пьёт. Ей нужен час на бокал воды.

— Если вы меня в этом уверяете, тем лучше, — сказал врач, — потому что такой слабый организм может сопротивляться повышенным температурам, если только не ослаблен алкоголем.

Карини посмотрел на рецепт немного неуверенно, но потом оставил его неизменным, и Эмилио понял, что ему не поверили.

— В аптеке вам дадут жидкость, которую надо будет давать больной в час по чайной ложке. Также я хотел бы поговорить с синьорой, что ухаживает за больной.

Эмилио и Балли провели врача и представили его синьоре Елене. Карини объяснил ей, что было бы желательно попытаться ставить больной холодные компрессы на грудь, и добавил, что это было бы весьма полезно для лечения.