Дряхлость

Действительно, если Леарди также полагал, что Анджолина его предаёт, разве он не представлял бы её в своём воображении такой же реальной и живой, как это делал Эмилио, видевший Анджолину рядом с Леарди в своём сознании. Таким образом, Эмилио чуть приоткрыл правду, о которой раньше только догадывался. Это было короткое и грубое действие — осмеяние всех его мечтаний и желаний. Когда мечтателю гнев заволакивает глаза, видение исчезает, оставляя после себя эхо долгого и громкого смеха в ушах.

Во время обеда Амалия должна была догадаться, что новость, волновавшая Эмилио, не была весёлой. Он накричал на неё, почему обед не готов: он хотел есть и не хотел ждать. Позже Эмилио жалел об этом, так как ему показалось пыткой есть, будучи скомпрометированным таким поведением. Поев, Эмилио остался за столом, сидя с нерешительным видом перед пустой тарелкой. Наконец он решил — он не пойдёт сегодня к Анджолине и вообще постарается с ней не видеться. В этот момент самым большим несчастьем для него являлось то, что он обидел сестру. Он видел, что она побледнела и опечалена. Эмилио хотел попросить у неё прощения, но так и не решился на это. Просто он чувствовал, что если начнёт говорить нежные слова, то расплачется, как ребёнок. Тогда он сказал Амалии грубо, но с очевидным желанием подбодрить её:

— Тебе надо прогуляться. Погода сегодня просто прекрасная.

Амалия не ответила и вышла из комнаты. Эмилио разозлился:

— Разве я не достаточно несчастлив? Ей бы следовало понять, в каком состоянии души я пребываю. Моих слов должно быть достаточно для неё, чтобы снова стать нежной и не изводить меня своей обидой.

Эмилио почувствовал себя уставшим. Он лёг на кровать одетым, и на него сразу же нашло бесчувственное состояние, однако он продолжал помнить о своём несчастье. Эмилио поднял голову, чтобы вытереть полные слёз глаза, и подумал с горечью, что этих слёз, возможно, и не было бы, если бы не обида Амалии. Затем он забылся.

Проснувшись, Эмилио понял, что наступает ночь. В это время можно наблюдать один из тех грустных заходов солнца после хорошего зимнего денька. Эмилио снова охватили сомнения, и он задумался, сидя на кровати. В другом случае в это время он бы принялся за учёбу. Эмилио посмотрел на свои книги в шкафу, но лишь осознал, что в данный момент к ним равнодушен. Их названия представляли для него сейчас нечто неживое, и они были не способны заставить его забыть хотя бы на миг эту жизнь и горе, которое он ясно ощущал в своей груди.

Эмилио посмотрел в сторону кухни и увидел Амалию, сидевшую возле окна и корпевшую над пяльцами. Он притворился весёлым и сказал ей ласково:

— Ты простила мне мою сегодняшнюю запальчивость?

Амалия подняла на секунду глаза:

— Не вспоминай больше об этом, — ответила она сладко и продолжила работать.

Эмилио был готов выслушать упрёки, а, получив такой ответ, осознал реальность. Так значит, всё вокруг было спокойным, кроме него самого? Сидя рядом с сестрой и любуясь, как шёлк под действием её аккуратных пальцев превращается в узор, он напрасно искал другие слова.

Но Амалия ни о чём и не спрашивала. Она больше совсем не переживала из-за этой любви, которую она для себя открыла и по причине которой так много плакала в начале. Эмилио ещё раз спросил себя:

— И зачем же я, в самом деле, бросил Анджолину?

VIII

Балли намеревался окончательно вылечить друга. В тот же вечер он пришёл на ужин к семье Брентани. Стефано начал с того, что абсолютно не проявлял поспешности в том, чтобы узнать случившееся, и только позже, когда Амалия вышла, спросил, глядя в потолок и продолжая курить:

— Ты дал понять своей Анджолине, что обойдёшься без неё?

Эмилио немного самодовольно ответил, что да, но сразу же понял, что не смог бы сказать больше ни единого слова, кроме этого, тем же тоном.

Амалия вернулась очень быстро. Она рассказала о ссоре, которая имела место в их доме во время обеда. Амалия заметила, что тот, кто обвиняет женщину в неприготовленном обеде, сам серьёзно виноват. Ведь всё зависело от силы огня, а определить её на глаз очень сложно.

— В конце концов, — добавила Амалия, ласково улыбаясь брату, — это не его забота. Эмилио пришёл домой в таком настроении, что если бы не нашёл на кого его излить, то ему стало бы плохо.

Балли, казалось, не хотел ставить в зависимость плохое настроение Эмилио, о котором ему говорили, с событиями последнего вечера.

— Я тоже пребывал сегодня в отвратительнейшем настроении, — сказал Стефано для поддержания разговора.

Эмилио запротестовал, сказав, что настроение его было отличным:

— Разве ты не помнишь, Амалия, каким весёлым было сегодняшнее утро?

Амалия рассказала всю историю их ссоры, стараясь не задеть Эмилио. Было ясно, что, говоря обо всём произошедшем, она хотела лишь развлечь Балли. Она не упомянула гнева Эмилио, но также и не вспомнила о том, что он потом попросил у неё прощения. На последнее обстоятельство Эмилио глубоко обиделся.

Когда двое мужчин оказались на улице, Балли сказал:

— Посмотри, насколько же мы свободны с тобой оба теперь! Разве так не намного лучше? — и Стефано опёрся по-дружески на руку Эмилио.

Но тот вовсе не разделял этой точки зрения. Однако Эмилио понял, что в данный момент его долгом является проявить взаимное дружелюбие, и ответил:

— Конечно. Так лучше, но я смогу оценить это своё новое состояние только по прошествии времени. Сейчас же я чувствую себя очень одиноким, даже рядом с тобой.

Не ожидая вопросов, Эмилио сам рассказал о своём утреннем визите на улицу Фабио Северо. Он не стал упоминать то, что приходил туда и ночью. Брентани рассказал о томительном звуке, вырвавшемся у Анджолины.

— Этот звук — единственное, что взволновало меня. Было жестоко бросать её как раз в тот момент, когда я в первый раз почувствовал себя любимым.

— Сохрани это воспоминание, — сказал Балли, приняв необыкновенно серьёзный вид, — и не встречайся с ней больше. Вместе с этим томительным звуком вспоминай и ту ревность, что переполняла тебя, и всякое желание видеть её у тебя сразу же пропадёт.

— И всё же, — признался Эмилио, искренне тронутый заботой Балли, — я никогда так не страдал от ревности, как сейчас.

Эмилио посмотрел в лицо Стефано и сказал ему глубоким голосом:

— Пообещай, что будешь говорить мне обо всём, что о ней узнаешь; и что ты никогда не будешь с ней встречаться, никогда, и если увидишь её на улице, то сразу же расскажешь об этом мне. Пообещай мне всё это.

Балли заколебался на мгновение. Ему показалось странным, что он должен давать обещание подобного рода.

— Я болен ревностью, только лишь ревностью. Я ревную Анджолину ко всем, и прежде всего к тебе. С её изменой с продавцом зонтов я уже свыкся, но если она изменит мне с тобой, то я никогда с этим не свыкнусь.

В голосе Брентани не ощущалось ни толики шутки, он лишь старался вызвать в Балли сострадание для того, чтобы получить это обещание. Если бы Балли ему отказал, то Эмилио уже решил, что сразу же побежит к Анджолине. Брентани не хотел, чтобы его друг мог воспользоваться тем положением, которое сложилось, не в последнюю очередь, с его же помощью. Эмилио снова посмотрел на Стефано, в его глазах вспыхнул угрожающий огонёк.

Балли легко догадался, что происходило в душе Эмилио, и посочувствовал ему. Он торжественно дал Эмилио обещание, о котором тот просил. А потом Стефано, желая отвлечь Брентани от его грустных мыслей, сказал, что ему не по душе то, что он теперь не сможет видеться с Анджолиной.

— Желая сделать тебе приятное, я долго мечтал вылепить с неё статую.

На миг Балли действительно принял вид мечтателя, в глазах которого промелькнул образ Анджолины.

Эмилио испугался. Он по-ребячески напомнил Балли обещание, которое получил от него несколько минут назад:

— Обещание уже дано тобой. Постарайся вдохновиться теперь кем-нибудь другим.

Балли рассмеялся от всего сердца. Но потом взволнованно, так как получил ещё одно доказательство полноты страсти Эмилио, сказал: