Дряхлость

Он сказал сестре, что ему нездоровится и что лучше будет пойти погулять для улучшения здоровья на открытый воздух.

Амалия не поверила ему. До сих пор она всегда догадывалась о стадиях, которые проходила любовь Эмилио; однако в этот день, в первый раз, она ошиблась и посчитала, что брат освободился от работы в конторе, чтобы провести целый день с Анджолиной. Именно так Амалия объяснила выражение удовлетворения на серьёзном лице Эмилио, ведь такое выражение она не видела уже давно. Она ничего не спросила. Амалия часто пыталась вывести Эмилио на откровенность, а теперь сохраняла лишь обиду на него, так как он всегда ей отказывал.

Когда Эмилио снова вышел на улицу, в ушах у него продолжал звучать горестный стон Анджолины, и он был готов пойти прямо к ней. Что ему оставалось делать весь день одному, когда он продолжал испытывать волнение, которое не было горестным, а представляло собой не что иное, как острое желание и нетерпеливое ожидание, как будто каждое мгновение должно принести новость, какую-нибудь новую надежду, которую Анджолина никогда прежде ему не давала?

Эмилио посчитал невозможным для себя в этот момент идти к Балли. Просто он его боялся, и даже единственным горестным чувством, что он ощущал сейчас, был этот страх. Эмилио решил, что такой страх происходил из-за знания того, что он не мог вести себя так же спокойно, как Балли, когда должен был оставить Маргариту.

Эмилио направился на улицу Корсо. Было вероятно, что Анджолина пройдёт по ней, направляясь на работу в семью Делуиджи. У него не было времени спросить у неё, куда она пойдёт, но конечно же она не останется дома. На улице Эмилио поприветствовал бы её сдержанно, но нежно. Разве он не сказал ей, что, успокоившись, хотел бы стать её хорошим другом? О, очень скоро спокойствие вернётся к нему, и он снова сможет увидеть её! Эмилио стал смотреть по сторонам, желая не упустить момент, чтобы встретить Анджолину снова.

— Привет, Брентани! Как дела? Я тебя так давно не видел, а ты ещё жив! — это был Сорниани, бодрый, как всегда, но также всегда и жёлтый, с лицом больного человека, кроме, разве что, полных жизни глаз, хотя было возможно, что они у него такие просто из-за беспокойства.

Когда Брентани повернулся к нему, Сорниани посмотрел на Эмилио долгим и несколько удивлённым взглядом:

— Тебе нездоровится? У тебя странный цвет лица.

Это был не первый раз, когда Сорниани говорил ему о его нездоровом виде; определённо, он видел отражение своей желтизны в лицах других.

Эмилио обрадовался тому, что показался больным; теперь он имел возможность пожаловаться на то, что на самом деле не составляло его несчастье, так как об истинной причине говорить не мог.

— Кажется, у меня болит желудок, — сказал Эмилио уныло, — но я жалуюсь не на это, а на грусть, которую эта боль вызывает.

Он вспомнил, что слышал о том, что боль в желудке часто сопровождается подавленным настроением. Далее Эмилио предался удовольствию описания своей грусти, высоким голосом это получалось у него лучше всего:

— Странно! Никогда не мог представить себе, что нездоровье физическое переходит бессознательно в страдания душевные. Безразличие, которое я чувствую ко всему, меня печалит. Думаю, что даже если бы все эти дома на Корсо вдруг пустились в пляс, я бы на них даже не посмотрел. И если бы они даже грозили упасть на меня, то я бы ничего не имел против.

Эмилио прервался, увидев приближавшуюся женщину, которая немного напоминала Анджолину.

— Сегодня хорошая погода, не так ли? Небо голубое, воздух сладок, солнце великолепно. Я всё это понимаю, но не чувствую. Вижу всё в сером цвете и ощущаю так же.

— Я так никогда не болел, — заметил Сорниани с удовлетворением, которое ему не удалось скрыть, — даже считаю, что полностью выздоровел сейчас.

И Сорниани начал рассуждать о разных лекарствах, которые, как он считал, ему чудесным образом помогли.

Эмилио вдруг сильно захотелось освободиться от этого надоедливого типа, которого он даже и не собирался слушать. Эмилио протянул ему руку, ничего не говоря, и развернулся, уже делая первые шаги, чтобы уйти. Однако Сорниани, пожимая руку, спросил его:

— А как у тебя дела на любовном фронте?

Эмилио притворился, что не понимает:

— На каком фронте?

— Эта твоя, как её, блондинка, Анджолина.

— Ах, да, — ответил Эмилио с безразличным видом, — я с ней больше не встречаюсь.

— И правильно делаешь, — воскликнул Сорниани пылко и сразу же снова приближаясь к Брентани. — Это не та женщина, для парня вроде тебя, да к тому же ведь у тебя и не самое крепкое здоровье. Она свела с ума Мериги, и затем её перецеловала половина мужчин города.

Глагол «перецеловала» ранил Брентани. Если бы этот жёлтый человечек сказал ему это раньше, характеризуя любовную экспансивность Анджолины, то Эмилио не обратил бы внимания на его болтовню, но сейчас всё это вдруг приобретало очень правдоподобный вид. Эмилио запротестовал, сказал, что хотя знал Анджолину не долго, но она показалась ему очень серьёзной, и, таким образом, Эмилио удалось спровоцировать Сорниани, который, став ещё бледнее (должно быть, его желудок поучаствовал в этом) начал рассуждать откровенно на предложенную тему.

Анджолина серьёзная? Даже перед тем, как выйти на сцену в деле с Мериги, она уже имела опыт общения с мужчинами. С очень молодых лет Ацджолину видели в неприличное время прогуливающейся по улицам старого города в компании парней — ей нравились юнцы. Мериги появился вовремя, чтобы забрать её в новый город, где находилось поле его деятельности. Анджолину можно было встретить под ручку со всеми более-менее богатыми парнями, и она всегда играла одну и ту же роль новой жены. И далее Сорниани привёл перечень имён, с которым Брентани уже был знаком, от Джустини до Леарди, фотографии их всех Эмилио видел в спальне Анджолины.

Сорниани не привёл ни одного нового имени. Было просто невозможно, чтобы он придумал их все сам с такой точностью. От томительного беспокойства кровь прилила к щекам Эмилио; может быть, продолжая говорить с таким жаром, Сорниани назовёт и себя самого? Эмилио продолжал слушать с большой тревогой, в то время как его правая рука сжалась в кулак, готовая обрушиться на Сорниани.

Но тот остановился, чтобы спросить:

— Ты себя плохо чувствуешь?

— Нет, — сказал Эмилио, — я чувствую себя великолепно.

Он сдержался с тем, чтобы не мешать Сорниани с его рассказом.

— Но это очевидно, что ты чувствуешь себя плохо. Ты поменялся в лице уже два или три раза.

Эмилио разжал кулак. Это был не тот случай, чтобы поколотить Сорниани.

— Да, действительно, я чувствую себя не очень хорошо.

Поколотить Сорниани! Хорошенькая вендетта! Эмилио следовало бы поколотить самого себя. О, как он её любил! Эмилио трусливо сказал себе, что вернётся к ней. И как можно быстрее. В это утро он приобрёл решительность и энергию для мести. Он выскажет ей все свои упрёки и затем оставит. О, какой умный поступок! Так он накажет только себя самого. Все обладали ею, кроме него. Поэтому среди всех её мужчин только Эмилио был достоин осмеяния. Он вспомнил, что на днях Вольпини должен был приехать для того, чтобы уплатить условленный залог; как раз в то время, когда Эмилио бесился от подозрений, которые всегда его мучили. Что будет делать Анджолина после того, как станет принадлежать портному? Самым естественным для неё будет легко предать его, она будет предавать его с другими, поняв, что Эмилио её бросил. Для него она была потеряна. Эмилио ясно видел это будущее своими глазами, как будто всё происходило в нескольких шагах от него, прямо на Корсо. Он видел, как Анджолина освобождается от рук Вольпини, пресыщенная им, и сразу же ищет место, где сможет продолжить творить свои гнусные дела. Она предаст Вольпини, и на этот раз справедливо.

Отчаяние Эмилио составляло не только то, что он так и не овладел ей. До сего момента он лелеял в памяти тот томительный звук, который издала Анджолина при его уходе. Но что он мог означать в жизни женщины, которая и в других руках так же радовалась и страдала? Нет, невозможно возвращаться на прежний путь. Эмилио теперь хватало, чтобы воздержаться от этого соблазна, вспомнить слова Балли.