Страница 24 из 68
– Дамы и господа, прошу не обращать внимания на мои частые отлучки, – заявил он. – На плите доспевают довольно вкусные кушанья, которые минут через двадцать вам подадут расторопные официанты. А пока начнём с лёгких закусок и салатов. Вот рекомендую салат «Весенний», из зелёного лука и редиски, со сметаной. Также весьма неплохи маленькие помидоры, фаршированные сыром, грибами и хреном. Особый вкус имеют вот эти свёрнутые ломтики корейки с начинкой…
Мадам Фаншель соизволила протянуть ручку и взять рулончик корейки, проткнутый пластмассовой шпажкой. Глядя на свою подругу, попробовала, определяя начинку, и все последовали её примеру, но молчали, ожидая её вердикта:
– Внутри чернослив… а в нём половинка грецкого ореха… и что-то ещё.
– Правильно! – тоном базарного зазывалы провозгласил Иван. – Сразу чувствуется примерная мать, отличный кулинар и хранительница очага. Как всё точно угадала! Любая Клеопатра отдыхает в сторонке!
И, вскочив на ноги, поспешил на кухню. Поэтому не мог видеть, как Ольга, нахмурившись, попыталась взглядом прожечь ему спину. Принёс первое блюдо, разложил каждому на тарелку, щедро поливая густой, ароматно пахнущей подливкой. Налили, выпили, закусили. Послышались первые хвалебные отзывы. В ответ кулинар сказал:
– Рад, что вам понравилось, приятного аппетита.
Но только собрался опять бежать на кухню, как был остановлен ледяным голосом Ольги:
– Ты так и не сказал, что там ещё было в начинке, вместе с черносливом.
– Ах, мадемуазель! Не стоит быть такой любопытной. В искусстве кулинарии тоже есть свои секреты, как и в кино. И не все эти секреты стоит раскрывать первому встречному-поперечному.
И с наглой улыбающейся физиономией умчался к плите. Так и повелось: прибежит к столу, что-нибудь скажет, что-нибудь разложит всем по тарелкам. Выпьет со всеми и умчится вновь. Не пьянея при этом и не теряя отличного, шутливого настроения.
Елена не выдержала и увязалась за ним на кухню.
– Ты как себя ведёшь?! – набросилась она на него шипящей коброй. – Вместо того чтобы осыпать даму комплиментами, ты несёшь бог знает что и выглядишь как мальчишка.
– Ну, комплиментами вас и так сегодня есть кому засыпать, – со смешком парировал Иван. – А как, по-твоему, я себя должен вести? Выгляжу естественно, никого не играю, не пытаюсь кидаться заумными фразами. Я безмерно рад, что вам понравились мои блюда, мне приятно видеть твою красоту и свежесть, и я счастлив, что у моего друга такая очаровательная спутница жизни. Так что не могу понять: чем и кому я не угодил?
Елена фыркнула, что-то проворчала и удалилась.
Затем попытался сунуться с нравоучениями Базальт. Но, напоровшись на полное непонимание и показную дурашливость, в сердцах сплюнул и пошёл пить водку ударными дозами.
Потом на кухню стали выходить по очереди его коллеги. Они оказались курящими и старались пускать дым в приоткрытое окно. Самое интересное, что каждый из них пытался принудить Загралова к признанию в том, что он ни много ни мало обманул целый институт. Причём вопросы задавали вроде деликатно, но создавалось впечатление, что данные специалисты прошли немалую практику работы в подвалах ВЧК, ОГПУ, НКВД, КГБ и прочих подобных организаций.
Не спрашивали в лоб: «Какого хрена ты нам подсунул какой-то поломанный транзистор?!», а мягко вопрошали: «Может, эта никчемная радиодеталь завалилась вам в ботинок случайно?» Иван выкручивался, как мог: «Да нет, сколько себя помню, в выносе деталей с радиозавода не участвовал. Да и вообще, приборы ведь ясно зафиксировали работу этой микросхемы при нажатии на её корпус. А что чип сломался, так тут уж ничего не поделаешь. Что случилось – не вернёшь!»
Судя по взглядам «коллег», они жутко жалели, что на выходе из института Загралова не обыскали как следует, прощупывая каждый шов и заглядывая в коренные зубы со сверлом и паяльной лампой. Как следствие, у допрашиваемого появилась мысль:
«А не переехать ли мне в Женькину квартиру уже сегодня, а то и немедленно? Смыться потихоньку?..»
Мало того, во время очередного визита на кухню Ивану показалось, что курящий там гость подаёт кому-то сигнал, выставив руку в окно. Он мог и ошибиться, но почему бы не перестраховаться? Пробегая по коридору, заскочил в выделенную ему спальню и, не включая свет, осторожно выглянул в окно. Вроде бы никого, но над одной из машин поднимается дымок, кто-то там сидит и курит. Простое совпадение? А если нет? В институте вокруг Деда такие товарищи собрались, что могут и силу применить, чтобы получить ответы на интересующие их вопросы.
Он решил немедленно уничтожить следы своих тайных трудов. Делать это начал во время коротких заскоков в комнату, благо роль подавальщика таким действиям весьма способствовала. Разорвал на мелкие кусочки свои бумажки и сунул поглубже в пакет с отбросами. На второй ходке заскочил в туалет и выбросил в унитаз обрывки газеты.
Ну и старался вести себя как и прежде, играя роль полностью расслабившегося недоумка.
В гостиной включили музыку, зажгли свечи, и начались танцы.
«Теперь придётся танцевать с обозлённой на меня красоткой, – обречённо подумал Иван. – А что делать?»
Он вернулся в гостиную и бросился между готовыми начать танец Ольгой и одним из сослуживцев Базальта:
– Занятым на кухне работникам – льготы! Поэтому я танцую с королевой вне очереди!
Уже начав танцевать с ним, Ольга надменно удивилась:
– Скидки? Когда это королевы доставались на дешёвых распродажах?
– Ах, су махестад, прошу меня простить! Я имел в виду слово «льготы». Тем более что ты сама меня хвалила за моё усердие, таланты и ловкость официанта.
– Неправда! Не хвалила! И ты мне не рассказал до конца секрет начинки…
– Су махестад! Неужели вам пристало интересоваться какой-то никчемной начинкой? – умудрился Иван завопить шёпотом. – Неужели вы хотите стать заурядной хранительницей очага, погрязнуть в домашних хлопотах и готовить пищу десятку сопливых детишек?
– Почему сопливых? – возмутилась актриса. – И что это за…
– Да потому, что носики им вытереть в такой многодетной семье будет некогда, – не совсем вежливо перебил даму партнёр. – Но меня поражает, что ты не возразила против очага. Неужели надоело сниматься в кино?
– Одно другому не помеха! – сказала Ольга и продолжила сердито: – И что это за вульгарное обращение ко мне ругательным словом?
– «Су махестад», что ли? Ха! Так это в переводе с испанского обозначает «ваше величество!» Неужели не знала?
– Как же! Только что вспомнила…
– А по поводу начинки: только тебе и только в твоё очаровательное ушко! Там было пол чайной ложки простейшего соуса, состоящего пополам из горчицы и майонеза… – И, не делая паузы, продолжил шептать совсем другое, касаясь губами нежной розовой мочки: – Естественно, что если украсить твоё ушко взбитыми сливками и посыпать сахарной пудрой, то всё равно оно не станет более сладким и более соблазнительным, чем сейчас. Так и хочется ощутить его бархатистую нежность у себя во рту и облизывать, кусать, насыщаться…
Кажется, Ольгу проняло. Потому что она перестала сердиться, позволила прижать ее к себе сильней и надолго умолкла, слушая, как кавалер шепчет дифирамбы вперемежку с кулинарными рецептами и словами на иностранных языках.
И только при пятом танце, следующем без перерыва, она вдруг отстранилась и, глядя прямо в глаза Ивану, спросила:
– А ты хоть соображаешь, что вытворил прошлой ночью?
– Ещё бы! – воскликнул лишенец и не погнушался приврать: – Я практически до утра так и не уснул. Хорошо, что сегодня днём бездельничал и чуточку вздремнул. Но для моего поступка были две уважительные причины.
Судя по глубокому вздоху и весьма изменившемуся взгляду, его уже простили, но вопрос всё-таки последовал:
– Какие причины?
– Первая: ты меня очень с первого взгляда испугалась, поняла, что я могу тебя задушить в порыве страсти, а то и…
– С этим всё понятно! А вторая?
– Ну, о второй ты и сама могла догадаться. Проще не бывает. Это у меня на лбу написано. Мне претит заниматься… м-м… этим, когда в квартире есть кто-то ещё. Это меня зажимает, нервирует, лишает кое-какой способности… ну, ты понимаешь…