Страница 2 из 3
И еще несколько слов нужно сказать о словоупотреблении. Почти на всем протяжении книги я использую слова «протестантский» и «лютеранский», «протестантизм» и «лютеранство» как синонимы. Я вполне отдаю себе отчет в том, что сегодня под «протестантизмом» в нашем обществе понимается достаточно широкое явление, включающее в себя самые различные, по преимуществу относительно молодые христианские вероисповедания и движения, а порой даже и некоторые течения сектантского толка, среди которых лютеранство в силу своей немногочисленности и малоизвестности легко может затеряться. Опасность здесь в том, что принципы и учения всех этих движений будут автоматически переноситься и на Лютеранскую церковь, что порой и происходит. Именно поэтому некоторые лютеране пытаются отгородиться от слова «протестантизм». Такое стремление на фоне современной ситуации более чем понятно. Однако необходимо помнить, что со строгой исторической точки зрения подлинными «протестантами» являются те, кто в 1529 году подписал так называемую «Протестацию» в Шпейере (отсюда и произошло наименование «протестанты»), то есть именно те представители Реформации, чье движение впоследствии оформилось в лютеранскую или реформатскую церкви. Отказываться от таких своих исторических корней, по-моему, не стоит.
Важно помнить и о том, что лютеранская теология постоянно развивалась в теснейшем контакте с теологией реформатской. При всем различии в отдельных положениях вероучения наши исповедания очень близки по своей сущности. Поэтому мне очень не хотелось бы слишком выделять лютеранство из общего контекста традиционного протестантизма.
И самое главное: как читатель увидит по ходу книги (и как он может это предугадать уже из ее названия), это наименование – «протестантизм» – не является только формально-исторической традицией, но отражает нечто крайне важное из самой сущности лютеранского сознания и вероисповедания.
Откровение креста
Крест является центральным символом христианства. Именно по кресту мы отличаем, как правило, церковь от других строений. Во многих культурах христиане узнают друг друга по ношению нательного крестика или совершению крестного знамения. Изображение креста или распятия – это первое, что мы видим, входя в большинство христианских церквей.
Разумеется, дело не ограничивается и не исчерпывается лишь внешними знаками. Более того, внешнее является даже второстепенным. Важно другое: крест – это то, вокруг чего возникло христианство. Это то самое уникальное, что отличает его от других религий, то, чего мы не сможем в других религиях найти. Без креста, без распятия Христова не было бы христианской веры, будь в ней даже все остальное, что мы называем христианским: «христианское мировоззрение», «христианская мораль», «христианское учение о творении» и так далее. Мы можем представить себе христианство практически без всего остального, но не без креста. Не во всех церквах и конфессиях это проявляется одинаково и в равной степени, но на самом деле именно крест Христов составляет центр христианской жизни и христианской веры. Апостол Павел однажды дерзнул написать, что он предпочитает не знать ничего, кроме Иисуса Христа и притом распятого[2].
Почему же именно крест занимает столь важное место? Потому что через крест мы встречаемся с Самим Богом, уникальным образом соприкасаемся с Ним. Именно поэтому крест следует назвать откровением Бога.
Однако мы часто используем это понятие «откровение» в нашей повседневной жизни и в нашем религиозном языке, не задумываясь о том, что оно означает. В силу этого мы часто впадаем в разнообразные заблуждения относительно сущности откровения. Поэтому вначале нам необходимо прояснить это понятие.
Итак, что же такое откровение? Откровение – это такое событие, явление, даже, может быть, вещь, предмет, благодаря которому нам открывается нечто, что иначе осталось бы непознанным и недоступным. В откровении нам открывается нечто, нечто становится нам открытым. В этом близость откровения и открытия. Через откровение мы постигаем, познаем что-то. Однако в отличие от, скажем, научного открытия в откровении мы являемся скорее пассивной стороной. Не мы открываем что-то благодаря нашим усилиям, а нам открывается нечто извне, иногда совершенно неожиданно и «непрошено».
Но, если мы говорим об откровении, то речь идет не просто о том, что мы узнаем нечто новое. Откровение подразумевает и аспект откровенности. Откровенность – это не обязательно открытие чего-то доселе абсолютно неизвестного. Откровенность – это и больше чем просто достоверность. В откровенности важна не столько точность и принципиальная новизна сообщаемой информации, сколько то, что кто-то решает не лгать, не скрываться за неправдой, полуправдой или даже (такое тоже бывает) за чистой правдой. Быть откровенным – это не просто дать полную и точную информацию о чем-то, это значит установить новые личностные отношения, занять определенную позицию по отношению к кому-либо. Если я решаю быть откровенным по отношению к кому-то, то устанавливаю совершенно новые отношения между ним и собой – отношения открытости. Именно то, что между партнерами по диалогу устанавливается такая открытость, является самым ценным в отношениях откровенности, а не та информация, которой они обмениваются, как таковая.
И здесь мы подходим к третьему аспекту откровения. Откровение подразумевает открытость. Это и есть важнейший аспект откровения. Откровение, подлинное откровение – это не сообщение некой информации. Откровение – это нечто более глубокое. Откровение – это живая встреча, это открытость навстречу друг другу. Если молодой человек говорит девушке: «Я тебя люблю», то, скорее всего, он не сообщает ей ничего такого, чего бы она уже не знала или о чем, по крайней мере, не догадывалась бы. Этими словами он не открывает ей новую информацию, а сам открывается ей, отдает, вручает ей себя самого, свою судьбу, отдается ее воле. Признание в любви – это не информация о любви, а акт любви.
Разумеется, в приведенном примере молодой человек открылся девушке через сообщение некой информации. Поэтому откровения часто имеют эту внешнюю информативную сторону. Они могут осуществляться через передачу каких-либо сведений, через информирование. Но информация здесь не самоцель. Она выполняет лишь служебную функцию. Она лишь помогает в достижении главной цели откровения. Более того, никакой особой позитивной информации в откровении может и не содержаться. Если мы возьмем уже приведенный пример – молодой человек может, ничего не говоря, просто поцеловать девушку. В этом не будет никакой позитивной, рациональной информации, но момент откровенности станет еще сильнее: отреагировать нейтрально на такое откровение или проигнорировать его уже будет просто невозможно. Просто слова, просто информацию можно как-то замять, не услышать, здесь же речь идет об отношениях «в чистом виде».
Нужно еще раз подчеркнуть: в откровении (в нашем примере – в форме признания в любви) молодой человек открывает девушке не некие сведения о себе или об их взаимоотношениях. Он открывает ей себя самого. Он сам, как живая человеческая личность, является объектом откровения. И принимая откровение (признание в любви), девушка принимает не некую информацию об этом молодом человеке, а его самого, принимает его в свою жизнь.
Откровения могут быть самыми различными. Признание в любви – один из примеров. Но для нас сейчас важно откровение религиозное. Именно о нем и пойдет далее речь. «Субъектом» религиозного откровения (если вообще возможно говорить о Нем, пользуясь субъектно-объектной схемой) является Бог. Именно Он, выражаясь традиционным языком, дает откровение, является источником откровения. Подлинное религиозное откровение – это откровение только от Бога.
Но здесь надо еще раз повторить то, что уже несколько раз подчеркивалось. И здесь откровение является прежде всего открытостью. Поэтому откровение от Бога – это опять же не сообщение Богом нам какой-то информации о чем-то: будь то информация о нас самих, о мире, об истории, о прошлом или будущем, будь то даже информация о Самом Боге. Откровение Бога – это открытость Бога навстречу нам. Всякое Божественное откровение – это самооткровение Бога. В откровении Бог раскрывается нам навстречу, даже, можно сказать, вручает Себя нам.
2
1 Кор 2: 2.