Великий труженик

— Куда вы желаете пойти, сэр? — к великому удивлению Джона, спросил один из джентльменов.— Никто не тронет вас, пока мы здесь.

В сопровождении притихшей толпы, следовавшей буквально по пятам, они направились к тому дому, где Джон собирался остановиться.

Ему хотелось сесть на лошадь и уехать, но его друзья все еще опасались толпы. Они провели его через дом и задний двор к берегу реки. Был сильный прилив, и уровень воды поднялся до гавани Фалмаут. Джон сел в небольшую лодку. Несколько его друзей вернулось назад, чтобы поймать его лошадь, в то время как остальные направились с ним в лодке в Пенрин. Работая веслами, они старались делать это как можно тише. Прежде, чем толпа поняла, что ее перехитрили, они уже гребли против усиливавшегося течения. Стемнело, и на небе ярким полумесяцем засветилась луна. Однако и при таком свете можно было увидеть, что толпа бросилась бежать в Пенрин через поля, вдоль берега реки, стараясь добраться туда раньше Джона. Прибежав в Пенрин, люди столпились на ступенях пристани, желая бросить Уэсли в воду, когда он выйдет из лодки.

Минутное замешательство могло стоить Джону жизни. Он спокойно вышел из покачивавшейся лодки и поднялся по скользким ступенькам. Толпа расступилась перед ним. Он прошел сквозь собравшихся людей, будто не замечая их. Наверху, у ступеней пристани, стоял зачинщик, держа руки на поясе, а его непослушные волосы развевались на ветру. Он свирепо взглянул на Джона, когда тот приблизился к нему. Как раз за ним стояла лошадь проповедника. Джон на мгновение остановил на нем свой взгляд.

— Спокойной ночи, приятель,— сказал он ему спокойно.

Через минуту преследуемый был уже в седле, а хулиган все еще неподвижно смотрел на него, не смея пошевелиться. Только когда раздался топот копыт по дороге, ведущей в Труро и Редрут, толпа осознала, что в конце концов их жертва ускользнула.

Подобная отвага, как результат глубокой веры Джона в то, что он является Божьим посланником для Англии, вскоре стала производить впечатление на толпу. И проповеди Уэсли не оставляли равнодушными почти никого из слышавших их. Его произведения также становились известны тысячам никогда не видевших его людей. В городах и в селах, в домишках и в знатных особняках его имя стали произносить с небывалым уважением. Так завершился для методизма период преследования. Снова наступило благодатное время.

ДЖОН ПРОДОЛЖАЕТ ОСТАВАТЬСЯ В СЕДЛЕ

“Джон Уэсли умирает!”

Эта весть пронеслась по всей Англии словно молния. У Джона был туберкулез, и в Бристоле болезнь его совсем сразила. Методизм мог в скором времени потерять одного из своих руководителей. И хотя брат Джона, Чарльз, продолжал оставаться в хорошей форме, проповедовал, разъезжал и писал гимны, невозможно было себе представить, что могло произойти с методизмом со смертью Джона.

Сторонники методизма переживали за жизнь своего проповедника.

- Это и неудивительно,— говорили они друг другу, объясняя причины нездоровья Джона,- вы только вспомните обо всех его путешествиях верхом в любую погоду, о том, как он проповедовал под открытым небом в дождь и в снег, часто промокая до нитки. Такой нагрузки никто долго не выдержал бы!

К счастью, дело обстояло не так уж плохо. Состояние Джона ухудшилось, и одно время он сам думал, что жизнь его подошла к концу. Он отошел от дел и удалился в Хол Уелс, расположенный недалеко от реки Авон, возле узкого ущелья, простиравшегося на несколько миль до самого устья реки. Там, испытывая боль и усталость, Джон беспокойно метался в лихорадке. Как только силы позволяли ему, он поднимался с постели, чтобы сделать для своих последователей некоторые заметки к Новому Завету и ответить на полученные им письма. Если бы жизнь Джона была легкой, если бы он всегда прятался от ветра и холода, болезнь могла бы его легко одолеть. Но поскольку Уэсли еще со школьных лет выработал в себе привычку ежедневно в любую погоду пробегать милю, приучая свое тело выдерживать большие нагрузки, то его закаленный организм победил недуг, и Джону стало лучше. Вскоре неутомимый проповедник снова был в дороге.

В 18-м веке дороги очень отличались от современных. Иногда между Кенсингтоном и Вестминстером (сейчас это две части Лондона) невозможно было ни пройти, ни проехать из-за глубокого моря грязи. На многих главных улицах экипажи, проезжая, оставляли колеи в два и более футов глубиной. Огромные камни часто преграждали путь. Зимой метели заносили тропинки, пролегавшие через заболоченные местности и пустыри, по которым Джону часто приходилось проезжать верхом. Но ни непогода, ни грабители не могли удержать Джона от путешествий. В седле он чувствовал себя дома в большей степени, чем в своих апартаментах на литейном заводе, в Кингсвуде или в своей новой квартире в Бристоле. Каждое утро на рассвете Джон отправлялся в путь; через несколько миль он останавливался для проповеди на одном из деревенских пустырей; затем он ехал дальше и в полдень снова останавливался, чтобы снова прочесть проповедь. Чаще всего Уэсли проповедовал еще и после обеда, вплоть до наступления темноты. За день он обычно проезжал около 30—40 миль, а в конце дня, прежде чем заняться своими делами, сам отводил лошадь в конюшню, а затем после ужина читал проповедь небольшому обществу методистов, которое обычно собиралось каждую неделю в небольшой комнате.

Однажды дорога известного проповедника проходила по безлюдным местам. Вдруг в кустах послышался шорох, но Джон не обратил на него внимания, предположив, что это какое-то животное, может, лисица или барсук. Отпустив поводья, он позволил лошади самой выбирать себе путь по усеянной камнями тропинке, а сам не отрывал глаз от книги, которую прислонил к передней части своего седла. (Джон никогда не терял времени зря. Куда бы он ни направлялся, он всегда читал по дороге, как в наше время мы делаем это в автобусе или поезде.) Затем, однако, шорох стал громче, и его лошадь, испугавшись, задергала головой.

Джон спрятал книгу в карман и поднял глаза. В этот момент из-за кустов на дорогу выехал всадник на высокой гнедой кобыле. Облачен он был в длинное коричневое пальто для верховой езды, голову его покрывала треугольная шляпа. Черная шелковая маска, скрывавшая глаза и нос, делала его лицо неузнаваемым. И без пистолета в его руке было понятно: это грабитель.

- Ваши денежки, пастор! — дуло пистолета смотрело прямо на Джона,- Учтите, никаких фокусов! Вам от меня не уйти!

Уэсли на минуту задумался. Этого неприятеля, в отличие от негодовавших толп, ему не удастся удивить и отпугнуть, продемонстрировав свою храбрость.

- Скорее! Можете не сомневаться: никто вам не поможет, поблизости никого нет. Я убедился в этом с вершины холма.— Грабитель подъехал на своей лошади еще на пару шагов.— Ваш кошелек. Бросайте его мне.

Озадаченный проповедник достал из кармана свой старый кошелек и бросил его грабителю. Кошелек был тощим, и грабитель рассмеялся, заглянув вовнутрь.

- Здесь, безусловно, маловато. Где вы держите остальные деньжата, а?

- Это все, что у меня есть. Меня зовут Джон Уэсли, и если вы хоть что-то слышали обо мне, то вам должно быть известно, что у меня нет времени зарабатывать или тратить большие суммы денег.

- А, Уэсли? Значит, я остановил человека, которого слушает вся Англия. Не надейтесь, что это поможет вам получить обратно ваш кошелек. Я смогу потратить ваши деньги, если вы этого не можете! - сказав это, грабитель развернул свою лошадь.

- Однажды,— прозвучал вслед ясный голос Джона,— может прийти такое время, когда вы пожалеете о своем образе жизни. Вспомните тогда: Иисус Христос прощает грехи!