Бессмертные карлики

ГЛАВА X. Инес Сен-Клэр

Директору большой международной гостиницы «Делигенция» было не по себе. Он был опытным и ловким хозяином в делах своей гостиницы, теперь от него требовали еще вдобавок, чтобы он сделался дипломатом.

Дело было в том, что в комнате 158, — одна из самых лучших комнат для двоих, — поселилась молодая девушка со спутницею-индианкою. По этому поводу возражений быть не могло, хотя испанские девушки и не привыкли пользоваться особенною свободою.

Но директора только что призывали к начальнику полиции, где он получил различные директивы, касающиеся молодой девушки.

Нет на свете ничего более ненавистного для каждого хозяина гостиницы, чем скандалы. Но не те блестящие светские скандалы, которые время от времени при всеобщем шумном одобрении расцветают повсюду в Европе и в Америке, а те небольшие происшествия с невысокопоставленными смертными, материала о которых едва хватает разве только на столбец в местной газете, продиктованный возмущенною моралью.

Но здесь не было речи о разводе, о двойном убийстве или о каком-нибудь другом отдельном развлечении. Директор Вальдец был, впрочем, не совсем уверен в том, что создавшееся положение давало ему право вмешательства. Но значительные и влиятельные силы были заинтересованы в деле, и ввиду этого он был принужден предпринять какие-то шаги.

Поэтому он попросил доложить о себе молодой девушке, которая, оказалось, была занята уборкою чемоданов.

Директор был еще молодой человек со стойкими принципами. Но, как и у всех перуанцев, у него было предрасположение к романтической чувствительности.

Прижав руку к сердцу, он застыл в изумлении перед высокою, тонкою, светловолосою девушкой, которая спокойным и твердым голосом осведомилась о цели его посещения.

Эстель Жаннете Инес Сен-Клэр было тогда девятнадцать лет. Быть может, она казалась несколько старше своих лет, так как выражение ребенка и подростка рано сменились на ее лице выражением озабоченным и решительным. Но ее длинное, тонкое лицо, ее темные, с неизъяснимым взглядом глаза, ее пепельные волосы с золотистым отливом, все это обличало в ней одно из тех существ, для которых мужчины как в Перу, так и в других местах охотно жертвуют многим, а иные даже всем, если понадобится.

Первой мыслью директора Вальдеца было — как можно скорее удалиться, второю — упасть на колени, а третьей — сейчас же броситься вниз в свою контору, чтобы написать там пламенное любовное стихотворение. Но четвертая мысль нашептывала ему кое-что о долге службы и о полиции.

— Мне очень неприятно, — сказал он, запинаясь, — но я принужден сообщить вам, сеньорита, что вы должны оставить эту комнату сегодня до наступления вечера.

Действие холодных, по отдельному равнодушных, слов Вальдец старался сгладить убитым тоном и отчаянным пожиманием плеч.

Лицо молодой девушки на миг выразило замешательство. Но она быстро овладела собою и сказала холодно:

— Это мне как раз кстати. Через два часа комната в вашем распоряжении.

— Нет никакой надобности так торопиться, — поспешил сказать директор, проклиная в глубине души все политические и юридические интриги.

Но Инеса не удостоила его даже взглядом. Она повернула спину к несчастному и снова посвятила себя всецело своим чемоданам.

Директор удалился с тайными проклятиями. В течение целого дня он чувствовал себя ничтожеством. Его жалобные восклицания раздавались по всей гостинице, и в тот же день вылетели со службы один швейцар и два официанта. Это была жертва директора Вальдеца, принесенная на алтарь, который каждый перуанец воздвигает в своем сердце перед образом красивой женщины.

Когда он вышел, Инеса обратилась к своей индианке-подруге и сказала:

— Шакалы уже начинают скалить зубы, Конча.

Затем она снова нагнулась над чемоданами. А юная индианка с сурово-замкнутым лицом выпрямила стройный и сильный стан, и темные, как тропическая ночь, глаза ее сверкнули.

— Мы едем сегодня вечером в Орою, — продолжала Инес через несколько минут. — Лучше будет, если ты пойдешь купить билеты, но так, чтобы никто не заметил… понимаешь?

Молодая девушка, оставшись одна, сидела, охваченная глубоким раздумьем. Теперь, когда никто не видел ее, она закрыла лицо руками и тихо плакала. Для нее становилось все более и более очевидно, что она, собственно, не что иное, как покинутое и беспомощное дитя.

— Дедушка, — проговорила она с рыданием, — где ты? Неужели ты на самом деле покинул твою Инесу, оставил ее одинокою среди всего этого сброда злых людей!

Вдруг ей показалось, что она слышит шепот из открытого окна, — совсем точно голос дедушки:

— Осуши твои слезы, крошка Инес, — ясно услышала она, — я всегда буду охранять тебя.

Инес подняла голову и посмотрела вокруг себя. Она словно ожидала увидеть старика, что был для нее и отцом, и матерью, и проводником в первых шагах ее жизни. И в ее мыслях пронеслось все то необыкновенное, что случилось с тех пор, как уехал дедушка. Его последние слова еще звучали в ее ушах:

— Я еду, чтобы решить великую задачу. Наука — строгий властелин, и требует этого от меня. Но я уже не молод. Опасность может сломить меня. Если случится самое плохое, ты должна жить дальше без горестей. Мир открыт перед тобою. Путешествуй и смотри кругом себя. Ты добрая и умная девочка, ты сумеешь объяснить сама себе людей и события. Жизнь богата и принесет тебе радость познания и красоты. Мартинец — мой верный друг. Он все устроит для тебя.

Так говорил ей добрый дедушка. И что же случилось? В один прекрасный день на ее виллу явился дон Хозе, и красноречивыми, запутанными словами объяснил ей, что небольшое состояние Сен-Клэра погибло и бунгало должно быть продано. Все это было очень печально, но дочь его лучшего друга не должна бояться нужды. Его дом, само собою, был открыт для нее…

Это было для нее жестоким ударом. Все было так невероятно. Почему дедушка никогда не рассказывал ей о своих биржевых спекуляциях? Она ничего не понимала во всем этом.

Она переехала к Мартинецу. Вылощенный и приторно-красивый волокита Мануэль тотчас начал ухаживать за нею. Его пустота и самоуверенность были ей противны. Он целый день ходил следом за нею и шептал о своей любви. Зачем вздумал он жениться на такой бедной девушке, как она? Чувство, что она живет в этом доме из милости, стало скоро так невыносимо, что она решилась уехать. На ее личный счет была положена тысяча фунтов в одном английском банке. Мартинец пытался завладеть также и этими деньгами под предлогом, что они нужны для покрытия долгов профессора Сен-Клэра. Но директор банка заявил, что то был личный подарок Сен-Клэра, сделанный Инес еще в то время, когда он был платежеспособен, и никто другой, кроме Инес, не имел права распоряжаться этими деньгами.