Солнце далеко

Вук, не отвечая, направился вслед за Павле. Была уже глубокая ночь, когда они объявили свое решение отряду.

Партизаны оживились. Они шепотом ободряли друг друга, строили предположения о судьбе Йована, рассуждали о том, как лучше переправиться через реку. Против решения штаба не возражал никто. После случая с Ацей и разговора с Павле люди подтянулись. Они были готовы перенести любые тяготы, и каждый считал себя ответственным за тяжелый и рискованный поход, который им предстоял.

— Не везет нам, товарищи! Придется нам самим искать переправу. Пути назад нет. Йована ждать мы больше не станем. Кто знает, что с ним могло случиться. Я предлагаю обшарить берег и поискать паром. Если мы не найдем его, нам все равно сегодня надо будет перебраться, пусть даже вброд. А вы как думаете?

— Правильно!

— Конечно, переправляться! Что же еще остается нам делать?

— Назад ни шагу! — кричали взволнованно партизаны, понимая, что наступил решительный момент. И Павле и рядовые партизаны почувствовали, что в эту минуту расстояние между штабом и бойцами исчезло, что сейчас они все — члены штаба.

— Пусть и внуки наши попомнят, как отряд переходил замерзшую Мораву, — вырвалось у Павле. — Ну, а теперь пусть те, кто знает эту местность, бегут бегом и осмотрят берег. Какой-нибудь паром должен найтись!

Человек десять во главе с комиссаром отправились на поиски. Они обшарили и ивняк, и старицы, и маленькие заливчики, искали на отмелях и возле мельниц, надеясь, что крестьяне наперекор приказу немцев не все затопили. У крестьянина в крови нарушать любой приказ властей, пусть даже ценой собственной головы.

Полночь застала партизан в тех же напрасных поисках. Теперь уже весь отряд принимал в них участие. Мороз крепчал, ветер дул сильнее, ледяная каша в реке густела. Павле тревожился не на шутку. Зачем он понадеялся только на Йована? Почему он не постарался днем обеспечить переправу? Он сел прямо в снег, думая о том, как поступить. За рекой, в селе, слышались протяжные звуки гармошки и песни, часто прерываемые револьверными выстрелами.

— Они… — произнес он громко, — даже не подозревают, что мы так близко.

Сам он был уверен сейчас только в одном — надо торопиться! Он снова собрал отряд и приказал идти за собой. Павле и Станко со своими заместителями шли впереди. Вскоре они побежали. В этом месте Морава сильно петляет и образует множество стариц. Этот извилистый утомительный путь отнял у партизан много времени. В одном из заливчиков они спугнули стаю спящих диких гусей. Почуяв людей, птицы с криком поднялись в воздух. Наконец, после почти двухчасовых поисков, Павле и его партизаны заметили хижину паромщика. Они осторожно подкрались к ней. Хижина была пуста.

— Смотри, а это не паром? — радостно закричал Павле.

Они подошли ближе. На обледеневшей отмели стоял паром, до половины наполненный водой. Все на нем было на месте: даже блок, ходивший на тросе по стальной проволоке, перекинутой с берега на берег.

— А как быть с водой? Паром, конечно, дырявый… — сказал Станко.

— Справимся! Главное — у нас есть паром. Скажи Вуку, чтобы поторапливался, — ответил Павле, пытаясь пройти к парому. Но лед сразу треснул, Павле оказался по колено в воде, и ему пришлось вернуться на берег.

В это время подоспел Вук с остальным отрядом. Партизаны подняли радостный шум. Павле напомнил им, что надо соблюдать тишину, и озабоченно обратился к Вуку:

— Он полон воды! Что нам делать?

— Я и еще пять человек пойдем в деревню и приведем крестьян с ведрами. Больше здесь ничего не придумаешь, — ответил Вук.

Павле согласился, и Вук, взяв с собой несколько человек, побежал через поле в село. Партизаны выставили дозоры. Павле быстро зашагал по отмели, ноги у него совсем промокли. Но, несмотря на все препятствия, Павле верил, что они переправятся, лишь бы только «сало» не слишком загустело. Он со страхом глядел на реку и часто подходил к самому краю отмели. Судя по скрипу и шуршанию льда, «сало» становилось все гуще. Он понимал, что теперь дорога каждая минута.

— Посмотрите, нет ли где здесь шеста, — сказал Павле.

Опять начались долгие поиски, и в конце концов ему доложили, что ничего не нашли.

— Черт побери! Смотрите-ка лучше. Паромщики обычно прячут свои шесты.

— Нету! — снова ответили ему.

— Три человека — быстрей в ивняк! Срубите два молодых дерева. Только смотрите, прямые! — Павле весь трясся от холода, мокрые ноги его окоченели, он с трудом говорил.

— У кого есть тесак? — спросил Никола. — Нельзя же рубить деревья перочинным ножом. Но когда я говорю, что надо иметь при себе штыки, все смеются. Вот подождите только до первого боя! В моем взводе ни одного человека не будет без тесака.

— Ну-ка, Джурдже, иди и ты с ними. Покажи свое столярное мастерство, — пошутил Сима.

— Если когда-нибудь еще придется быть возле Моравы, прихвачу рубанок и пилу. Материала тут хватит, — ответил Джурдже, отправляясь вслед за Николой.

Разбрасывая искры, пыхтя и тарахтя пустыми вагонами, прошел товарный поезд.

— Трехчасовой, должно быть, — сказал кто-то.

— Через час мы должны переправиться хоть вплавь. Где же Вук? Посмотри, что они делают там, в роще. За это время можно было зубами перегрызть ствол, — нервничал Павле.

— Да ведь они только что ушли!

— То есть как это только что? Ступай сейчас же! И, потеряв терпение, Павле сам пошел в рощу. Партизаны, кряхтя, возились возле двух деревьев. Они то с одной, то с другой стороны втыкали в них ножи, ворчали и злились друг на друга. Торопя их, Павле тоже взялся за нож, пытаясь резать дерево. Наконец шесты были готовы, их кое-как обтесали, и все вернулись к парому.

Появился и Вук с ведрами, котлами и с одним-единственным крестьянином, которого он застал дома. Вся остальная молодежь не ночевала дома, уклоняясь от четнической мобилизации. Вук и его люди выдали себя за четников. Грозя самыми страшными карами, они раздобыли наконец необходимую им утварь, а единственный обнаруженный ими мужчина принес топор и лопату. Он сразу же, с первого взгляда, заметил, что окружавшие его люди одеты кое-как, не по форме, и усомнился в том, что перед ним четники. Теперь он спокойно и деловито обращался к ним как к партизанам.

— Не беспокойтесь, товарищи! Все будет в порядке! Люди все могут, если только захотят! — говорил он. — Сначала надо разбить лед вокруг парома. Я буду рубить топором, а кто-нибудь из вас пусть возьмет лопату. — Лопата оказалась у Николы, и он вместе с крестьянином вошел в воду.

— Что, служивый, горячо? — подшучивал Джурдже.

— Горячо, горячо, вот я тебе потом покажу, как горячо.

Ветер далеко разносил треск льда по безлюдному простору.

Павле волновался и все время просил стучать потише. Он устал от ожидания. Ему казалось, что все это тянется очень медленно. Он тоже вошел в замерзающую реку. Освободив паром, они взобрались на него, очистили его от льда и позвали несколько человек откачивать воду.

Вук, Джурдже, Бояна и еще несколько человек вошли в реку, влезли на паром и стали быстро работать ведрами.

Павле сердило, что Бояна стоит в воде. Удивлялся ей и крестьянин и просил ее вернуться на берег. Но девушка настойчиво, не обращая внимания на их уговоры, продолжала вычерпывать воду.

Дело двигалось медленно. Первую смену работавших сменила вторая. Приближался рассвет, и Павле все нетерпеливей и настойчивей торопил бойцов.

— Кажется, дно пробито… Надо паром на отмель вытащить, — сказал крестьянин.

Они вошли в воду по пояс.

— Вот уж я никогда не был любителем пляжей, — шутил через силу Джурдже.

Скребя дном песок, паром двигался еле-еле. Наконец он и вовсе застрял. У партизан уже не было сил передвинуть его дальше.

— Наклоняйте в эту сторону. Надо его приподнять, — сказал крестьянин, принимая командование на себя.

Но они не могли даже сдвинуть его с места.

— Нужно еще человек десять, — сказал крестьянин.

К ним бросились партизаны, стоявшие на отмели. Общими усилиями им удалось наконец приподнять край парома. Вода хлынула через борт. Паром снова опустили на песок, он был пуст.