Похищенный рай

— Спасибо. Я думаю, они подойдут мне. Не беспокойтесь.

— Не стоит благодарности. Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я сделал бы то же самое. Когда покончите с ванной, приходите ко мне в столовую. Служанка проводит вас. Сегодня я решил ужинать пораньше. Почту для себя за честь, если вы пожелаете присоединиться ко мне.

Она снова кивнула и улыбнулась:

— Благодарю вас. Дант открыл дверь.

— Простите… Он обернулся:

— Да?

— Вы дали мне новое имя, но вашего я до сих пор не знаю. Тот лекарь называл вас Морганом, но имя это или фамилия… Как к вам обращаться?

Дант улыбнулся и галантно поклонился ей:

— В таком случае позвольте представиться: Дант Тремейн, граф Морган и виконт Уайлдвуд из Дербишира. Друзья зовут меня либо Дантом, либо Морганом. Вы можете обращаться ко мне, как вам больше понравится.

Дант вышел из комнаты и добавил про себя:

«Впрочем, у меня есть и еще одно имя — Повеса».

Глава 5

Дант сидел в дальнем конце длинного полированного орехового стола в столовой с высокими потолками и такими же окнами, которые выходили на южную лужайку Уайлдвуда. Вид отсюда открывался удивительный. Поросший сочной травой и оттого казавшийся изумрудным луг тянулся вдаль, насколько хватало глаз. Тут и там по нему были разбросаны одинокие дубы и буки с густыми кронами, в тени которых приятно было отдохнуть в знойный летний день. Вдали, там, где заканчивалась поросшая буйной растительностью Дервентская долина, за темными песчаными утесами Станнейдж возвышался сказочный Хиггар-Тор, его неправильной формы вершина терялась в низко нависших облаках.

Погруженный в свои мысли, Дант не обращал внимания на всю эту красоту. Вокруг стояла тишина, и только тихо тикали часы, висевшие на противоположной от него стене. Перед ним стоял стакан с пряным бургундским вином, которое он привез с собой из Франции. Впрочем, Дант к вину не прикасался. Он рассеянно водил кончиками пальцев по ободку стакана, невидящим взором смотрел в окно и размышлял о странном появлении в своем доме этой загадочной девушки, которую теперь он называл Беатрис.

За последние три четверти часа раздумий он пришел к убеждению, что Беатрис происходит, несомненно, не из семьи простолюдинов. Все в ней, включая речь и манеры, говорило о том, что она получила благородное воспитание. Да, она лишилась памяти, не может вспомнить собственное имя, но при этом не забыла о правилах хорошего тона и о том, как следует обращаться к окружающим. К тому же достаточно было бросить лишь взгляд на ее холеные руки с нежной кожей, чтобы понять, что они никогда не знали черной работы.

Данту были известны все дворяне из Дербишира и окрестных мест. Может быть, это дочь кого-нибудь из них? На вид ей лет восемнадцать-девятнадцать. Да нет, ни у кого вроде бы нет дочери такого возраста. Впрочем, Данта три года не было в Англии… Может быть, это молодая жена какого-нибудь землевладельца-соседа? Однако у нее и кольца-то на руке нет.

В этой странной девушке все было неясно и непонятно. Одно Дант знал наверняка: он возжелал ее.

Началось все с того необъяснимого для него самого поцелуя на дороге. Уже тогда Дант осознал проснувшееся в нем желание. И, несмотря на то, что он не мог признаться в этом даже самому себе, чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее это желание становилось. Беатрис была не похожа ни на одну из женщин, с которыми он до сих пор имел дело. Она была непосредственна, как открытая книга. Ей и в голову не приходило что-то скрывать от чужого глаза. Да и не было нужды, ибо Беатрис была сама невинность. Дант чувствовал, что она и не подозревает, какими глазами он смотрит на нее и что переживает, когда они находятся в одной комнате. Причем от осознания этого Дант хотел ее еще больше.

Может, все дело в том, что он не был с женщиной уже почти полгода? Ему вспомнилась Клодетта, его последняя любовница, очаровательная юная брюнетка с роскошной грудью. Муж не замечал ее, отдавая предпочтение лицам одного с ним пола. Она не успела как следует насытиться Дантом, когда он уже бросил ее. «Ничего, она, конечно, быстро утешилась в объятиях другого мужчины». После Клодетты у него не было никого, ибо Дант твердо решил начать новую жизнь — жизнь достойного и респектабельного человека, для которого все эти легкие забавы, которым он предавался раньше, отныне являлись своего рода запретным плодом.

Запретный плод… В сущности, именно в этом, наверное, крылась причина того, что его так потянуло к Беатрис. Она была полностью в его власти, беззащитна. Она была искушением, на которое он не имел права поддаться, если всерьез решил жить по-новому. А он решил всерьез и твердо наказал себе избегать тех приключений, благодаря которым и получил в свое время прозвище Повеса.

«Может быть, это своего рода проверка? Что-то вроде экзамена, устроенного мне небесами? Именно Небесами, ибо она воистину ангел. Чего только стоит ее белоснежная кожа, ее мягкие волосы, эти полные губы, которые будто умоляют о поцелуе, эта грудь…»

Он тряхнул головой. Нет, ему, видимо, придется просто игнорировать запросы своего тела. Ничего, как только он узнает, кто она такая, он вернет ее в отчий дом. И чем скорее это произойдет, тем лучше. А если он не поторопится… Что ж, в этом случае придется, судя по всему, испустить дух от неудовлетворенного желания.

Первым делом надо навести справки. Ему сразу же пришла в голову мысль написать Кассии, жене Рольфа, ибо уж если кто и знал по-настоящему английский свет, в котором постоянно происходили разные перемены, так это, безусловно, она.

Пока Беатрис принимала ванну, Дант не терял времени. Он набросал послание Кассии, тут же вызвал посыльного и отправил его с ним в суссексское имение Рэйвенвуд. Дант не рассчитывал на то, что Рольф и Кассия в Лондоне, ибо почти все покинули его во время эпидемии чумы и возвращаться не торопились. Первым это сделал король Карл. Вслед за ним медленно потянулся обратно в столицу и его двор.

Впрочем, он понимал, что ответа от Кассии в лучшем случае придется ждать несколько недель. Да и то если ее удастся застать в Рэйвенвуде. А Дант чувствовал, что ждать так долго не может. Уж не говоря о том, что семья девушки вскоре начнет всерьез беспокоиться, он думал и о себе. Дант понимал, что чем скорее отправит Беатрис домой, тем быстрее для него закончится эта мука. Необходимо начать собственные поиски семьи Беатрис еще до получения ответа от Кассии. И, между прочим, здесь, в Уайлдвуде, был человек, который слыл воистину коллекционером новостей о заключении брачных союзов между представителями благородных семейств по всей Англии.

— Вы хотели меня видеть, сэр? Дант выпрямился на стуле.

— Да, Ренни, дружище, входи, садись. Ренни был управляющим в Уайлдвуде еще с тех пор, как отец Данта в 1638 году получил титул графа в наследство от своего скончавшегося отца Рутберта, первого графа Моргана. Полное имя управляющего было Рейнард де Авиланд Фробишер, и произнести его было нелегко даже завзятым мастерам потрепать языком. И хотя Ренни гордился своей родословной, он не очень любил называться Фробишером. Ему почему-то казалось, что это название какой-то рыбы. Еще с детства он привык, чтобы его звали Ренни. Имя простое и понятное. С тех пор никто его иначе и не называл. Никто, кроме матери, которая и сейчас, в свои семьдесят два года, продолжала в обращении к нему употреблять полное тройное имя.

Во время трехлетнего отсутствия Данта Ренни фактически один держал в своих руках все хозяйство Уайлдвуда. Ему было пятьдесят пять лет, он был среднего роста и телосложения, носил аккуратные усики и остроконечную бородку. А седые волосы его «были подстрижены по моде тридцатилетней давности, времен короля Карла I. Узкий и тесный камзол, который он предпочитал любой другой одежде, с широким белым воротником с двумя опускающимися ленточками также относился к той эпохе. Впрочем, несмотря на такую видимую старомодность, он был весьма остер на язык и хитер как лиса. За глаза его так и называли.