Мужчина-вамп

— Привет! — Я села на соседний стул и независимо огляделась, словно мы расстались только вчера.

— Здравствуй, Сима! — Борис смотрел на меня спокойно и выжидательно. — Что тебе заказать?

— Кофе и мороженое. — Господи, когда же Я была в этой «Встрече» последний раз? Кажется, полтора года назад. Точно, полтора года назад мы были здесь именно с Валевичем.

— Хорошо выглядишь.

— Спасибо!

Над столом повисла пауза. Что это я? Есть определенное дело, и нечего разводить многозначительные антимонии с паузами и взаимными комплиментами. Борис молчал. Он не собирался облегчать мне судьбу. Официантка принесла кофе. Я отпила жгучий глоток и кинулась в разговор, словно на тарзанке прыгнула с моста. Для начала объяснила ситуацию с пожаром и гибелью Киры. А потом попросила узнать, в какой стадии находится расследование дела и существуют ли новые версии. Городок наш небольшой, у Бориса полно знакомых в правоохранительных органах, поэтому ничего невыполнимого в моей просьбе не было. Я резонно полагала, что занимается трагедией в Малых Петушках отнюдь не районный участковый, если учитывать личность хозяина дачи.

Валевич выслушал меня и не перебил ни разу. Потом поиграл задумчиво металлической ложечкой для мороженого:

— По правде говоря, Сима, в качестве искусствоведа ты мне нравишься гораздо больше. В этом качестве ты чудо как хороша. Умная, мягкая, деликатная. Поднимаешься над обыденностью. Настоящая русская интеллигентка. Не понимаю — зачем тебе все эти грязные, кровавые истории? Оставила бы их для грубых мужиков вроде меня.

Вот, вот! Именно это всегда и выбивает из колеи. Можешь сделать — сделай. Не можешь — откажись. Только не надо нравоучений. Терпеть их не могу. Завожусь с полоборота. Почему так называемые профессионалы, к коим причисляет себя и Валевич, уж очень небрежно относятся к попыткам человека со стороны докопаться до сути? Кажется, доказала, что не глупее некоторых, и не только в искусстве, что умею рассуждать нетривиально, что в конце концов бываю права, черт побери! Сколько раз мы уже дискутировали на эту тему, даже скандалили. И опять старая песня на тему «не садися не в свои сани».

Наверное, по моему лицу очень заметно побежали волны негодования, потому что Борис поднял примирительно руку:

— Тихо, только не злись.

А я еще и слова не сказала.

Валевич тряхнул головой, видно, принял решение.

— Ладно, узнаю, что смогу. Ты ведь свою затею все равно не оставишь. Уж лучше тебе помочь, а то еще наломаешь дров по неосторожности.

— Правильно, Боря! Как говорила моя мама, если не можешь противостоять событиям, то надо их возглавить.

Валевич захохотал и стал прежним. Таким, каким я его помнила. И любила. Ведь любила же!

Он вдруг перестал смеяться и накрыл мою руку своей большой ладонью:

— Как ты живешь?

Его серые глаза были совсем близко, а губы еле слышно прошептали: «… без меня». Или мне это показалось?

— Все хорошо, — я не стала усугублять ситуацию и осторожно вынула руку из теплого плена. — Вот пошла в отпуск. Отдыхаю.

Ра-аз! От резкого движения ежик свернулся клубком. Раковина захлопнула свои створки. Мимоза сложила нежные листья. Борис, почти не шевелясь, вдруг сделался далеким и отстраненным. Посмотрел насмешливо и спокойно:

— Вижу, как ты отдыхаешь. На юридический поступила бы, что ли, если много лишнего времени.

— Надо будет — поступлю, — пробормотала я сердито, изо всех сил пряча смущение.

Конечно, меня смущали не его слова. Меня тревожило его присутствие и еще то неосязаемое, невысказанное, что витало в воздухе вокруг нас. Нет, это на самом деле глупо — пытаться плюхнуться второй раз в одну и ту же реку. Согласно философам, такого не бывает.

— В общем я все понял. Когда будут новости — позвоню. А сейчас мне пора. — Борис поднялся.

Вот гадство! Опять я прокололась. Чего точно не умею, так это уходить вовремя. Учила меня Зойка, учила… А я всегда проморгаю зыбкую грань, до которой еще можно красиво встать и раствориться в пространстве и времени, оставив после себя тонкий аромат духов и страдающее мужское сердце… и теперь вот сижу дура дурой. Почти брошенная. Нет у меня способностей к любовной науке. Ну, то есть полный дебилизм.

Борис ушел, а я с горя заказала еще чашку кофе. Он сказал, что позвонит. Надеюсь, у меня хватит терпения и ума подождать, не запрашивая каждые полчаса, как там идут дела. Я немного еще пострадала, покомплексовала и пошла в сторону парка. Деревня меня развратила. Все время хотелось свежего воздуха и шелеста листвы. И еще не хватало густого жирного молока от знаменитой Рыжухи. Коровка Ерохиных не нуждалась в рекламе, не то что городской кефир. Вон красуется плакатный лозунг: «Молочная империя Алексея Подлубняка». Кстати, эту фамилию я точно встречала еще до своих деревенских приключений. И не только на жизнерадостных рекламных щитах. Но где, где? Я подняла глаза на плакат. Живописные пачки кефира выстраивались в замысловатые башни, почти такие же, как сгоревшая дача. Должно быть, империю Подлубняка обслуживает один и тот же архитектор со своим, глубоко личным представлением о прекрасном. Хотя, возможно, я напрасно ехидничаю, и чудовищный стиль — всего лишь материальное воплощение драмы художника. Так сказать, противоречие между его хорошим вкусом и капризами заказчика, которому непременно надо угодить. А что! Такое сплошь и рядом. Хозяева жизни трудно поддаются эстетическому воспитанию. Рая мне постоянно об этом рассказывает. Рая… Точно — Рая!! Специалист — дизайнер высокого класса. Мы познакомились, когда в картинной галерее проходила выставка ее работ. Рая, ко всему прочему, пробовала свои силы в живописи и графике, и, надо сказать, довольно успешно. Примерно за месяц до отпуска я встретила ее на улице. Как всегда, остановились поболтать. На вопрос, чем она сейчас занимается, Рая похвалилась, что получила большой заказ на разработку эскизов по оформлению квартиры господина… Подлубняка. Именно! Тогда я на фамилию не обратила никакого внимания, прошелестело слово мимо уха, и все. «Что он Гекубе, что ему Гекуба!» А теперь память услужливо выудила из своих тайников тот разговор и подсунула под самый нос — Подлубняк! И что нам это дает? А при умном подходе очень даже многое.

Так, Раиса, сегодня же вечером тебя разыщу и потолкую. Относительно новых тенденций в дизайне частных апартаментов.

— Сима, располагайся, как тебе удобно. — Рая, симпатичная толстушка-хохотушка, сбросила с кресла на пол кипу журналов и листов с эскизами. Ничего не изменилось со времени моего последнего визита. Все тот же творческий беспорядок, который мама непременно обозвала бы бардаком. Но Рая на подобные мелочи не обращает внимания. По крайней мере жить ей это не мешает нисколько. Богема в классическом варианте. Я плюхнулась в кресло и с удовольствием огляделась. Что у моей знакомой появилось новенького?

— Вот, посмотри пока, если интересно, — Раиса выудила откуда-то из бумажных завалов плотную папку. — Фантазии на тему «Зима в городе».

Графика была очаровательна. Черно-белые рисунки непостижимым образом передавали и холод, и рассеянный морозный свет, и городскую слякоть. Знакомые улицы родного городка выглядели неожиданными, пейзажи дышали любовью и странной грустью. В этом была загадка художницы. Творения Раисы совершенно не вязались с ее обликом. Казалось, что когда она начинала работать, то словно раздваивалась. Из глубины энергичной веселой дамы без комплексов, которая свободно может и рюмку водки при случае опрокинуть, и анекдот такой забубенить, что у мужиков уши в трубочку свернутся, проступала застенчивая нежная девочка с тревожным и обостренным восприятием красоты. Когда я готовила первую выставку Раи, этот диссонанс поразил меня.

— Замечательно! — Я была искренна в своей похвале.

Хозяйка дома порозовела от удовольствия, но махнула рукой нарочито небрежно:

— А, пустяки! Расскажи лучше, что нового у вас в галерее.

Я принялась пересказывать последние культурные события и сплетни. Рая слушала заинтересованно, время от времени хохоча и вставляя острые замечания. Наконец, светская часть моего разговора была исчерпана. Теперь требовалось аккуратно перейти к интересующему меня вопросу.