Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 77

И потому он допустил большую неосторожность.

Носорог несся с опущенной головой. Пуля восьмого калибра попала ему немного выше плеча, в складки кожи. Обыкновенная пуля шестнадцатого или четырнадцатого калибра не могла бы пробить этой толстой шкуры. Но смертоносная пуля из винтовки «Экспресс» пробила ее насквозь и раздробила лопатку, как стекло. В подвижной твердыне образовалась брешь. Сквозь разорванные мускулы и кожу, сквозь обломки костей обнажилось нечто бледно-красное. То было легкое.

Такая рана была, конечно, смертельна. Минуты чудовища были сочтены. Но носорог был так крепок и живуч, что едва покачнулся. Смерть должна была наступить через несколько мгновений, после сильной потери крови.

Фрике повесил на плечо разряженную винтовку и проворно посторонился, чтобы дать дорогу врагу. У сенегальца он взял свою двустволку восьмого калибра, заряженную круглой пулей. Это ружье длиннее винтовки и не так удобно, но бьет тоже очень сильно, хотя его дула и не нарезные.

На коротком расстоянии действие этого ружья одинаково с действием винтовки.

Два выстрела, сделанные Фрике, образовали густое облако дыма, закрывшее его и сенегальца.

Носорог некоторое время не мог их видеть. Он стоял, ворча и воя. Сквозь дым можно было лишь смутно различить его движения.

— Что же он до сих пор не валится? Ведь я его подстрелил, как умел. Эй, лаптот! Подержи-ка ружье, а я пока снова заряжу винтовку.

Сенегалец не отвечал.

Фрике повернул голову. Негра не было.

— Трусишка, больше ничего! — пробормотал парижанин.

Над камышом пронесся легкий ветерок и рассеял дым от выстрелов.

Парижанин увидел своего носорога. Он стоял неподвижно и усиленно нюхал воздух.

Юноша прицелился и выстрелил в другое плечо животного. Было слышно, как пуля ударилась в твердую кость.

Несмотря на смертельную рану, животное все-таки нашло в себе силы броситься на стрелка. Пораженный такой невероятной живучестью, Фрике еще раз выстрелил, на этот раз совсем второпях, и не нанес врагу существенного ущерба. Теперь он оказался беззащитен, с двумя незаряженными ружьями перед разъяренным носорогом…

Правда, у него был револьвер, но что револьвер в подобной ситуации?

Чудовище издыхает, но его агония опасна.

Фрике решился. Отбросив ложный стыд, бросил оба ружья и убежал в тростник. Ведь издохнет же носорог когда-нибудь.

Только вот когда? Успеет ли он убежать? Он уже чувствовал на себе горячее дыхание зверя, который гнался за ним по пятам. Еще мгновение, и парижанин будет смят, раздавлен, истоптан.

Сделав прыжок назад, юноша попал ногой в яму, только что вытоптанную носорогом, спотыкнулся и упал, растянувшись во весь рост.

Он погиб…

Но что это? Носорог остановился, издал душераздирающий рык и повалился на бок в каком-нибудь метре от Фрике. Вою животного вторил крик человека — такой же дикий и громкий.

Размахивая окровавленным тесаком, появился сенегалец. Молодой человек вскочил, удивляясь, что жив, и закричал:

— Откуда ты?

— Вот, посмотри, — ответил лаптот, подводя своего хозяина к носорогу, судорожно бившемуся на земле.

— Превосходно, парень. Чистая работа. А главное, вовремя.





— Ты доволен, хозяин?

— Еще бы не быть довольным! Помимо удовольствия, что остался жив, приятно знать, что у тебя есть на кого положиться. А я только что назвал тебя трусишкой! Между тем ты сделал для меня то, за что… дай я пожму пока твою руку в преддверии большего.

Похвала парижанина была более чем уместна. Сенегалец действительно спас ему жизнь.

Подав молодому человеку другое ружье, сенегалец под прикрытием порохового дыма кинулся в камыши, дополз до носорога и тихо встал позади него.

Он собирался перерезать тесаком жилу на одной из задних лап.

В это время Фрике выстрелил. Носорог, хотя и был смертельно ранен, ринулся вперед. Сенегалец — за ним, настиг его и удачно перерезал поджилки.

Зверь упал.

Как раз вовремя. Фрике стоял, опираясь на ружье, и глядел на мертвого великана.

Он впервые почувствовал прелесть охоты.

Не той охоты, когда безо всякого смысла истребляются живые существа, а такой, когда речь идет о самозащите или о пропитании.

Парижанин подвергся нападению. Защищался. Это в порядке вещей.

Он должен прокормить семерых, включая себя, — беглецы уже возвращались, заслышав победный крик сенегальца, — что ж, можно приготовить на завтрак обильное жаркое из белого носорога.

Так порой люди становятся охотниками.

ГЛАВА XIII

Затишье. — Фрике сидит без приключений и не жалуется. — Всеобщее возбуждение на побережье. — Невольный вербовщик. — Туземное земледелие. — Лентяи. — Экваториальные леса. — Потерянное богатство. — Без разведчиков ходить опасно. — Сюрприз. — У друзей. — Подданные Сунгойи. — Фрике думает, что он во сне. — Черные рекруты на учении. — Селение претендента.

С той минуты, как Фрике оставил фритаунский рейд, прошло десять дней.

Виной тому — жандарм, неожиданно сбежавший с яхты, на которой вследствие непредвиденных обстоятельств оказалась его мучительница. Теперь он, по всей вероятности, находился в селении Сунгойя, недалеко от истоков реки Рокель, в обществе негра по имени Сунгойя, претендента на местный престол.

Череду приключений сменила пора затишья, но парижанин не жаловался. Не все же сражаться с крокодилами, гиппопотамами и носорогами! Надо и отдохнуть. Он шел вдоль реки по трясинам и болотам, положившись на своих негров. Дикие звери встречались все реже, зато люди попадались чаще.

Обыкновенно апатичные туземцы были крайне возбуждены в ожидании важных событий. В селениях, попадавшихся на полянах среди лесов, привычные полевые работы прекратились. Перед легкими хижинами, покрытыми листвой, собирались люди — спорили, произносили речи, беседовали, выпивали. Последнее было особенно популярно. Говорили о Сунгойе, о фетише необыкновенной силы, который должен дать ему победу, о белом человеке, который с ним прибыл, о начинающейся войне и грядущих событиях. И пили, пили, пили.

Превосходная вещь — политика на гвинейском берегу.

Фрике принимали радушно. Свита его все увеличивалась. Его люди рассказывали по дороге о подвигах француза, восхваляли его храбрость, ловкость, щедрость, грозную силу его оружия, убивающего гиппопотамов и носорогов, — и вот вокруг него оказался отряд, состоявший в основном из тех, кто любит пожить в свое удовольствие, не слишком себя утруждая.

«Если так пойдет дальше, — размышлял юноша, — наберется экспедиционный корпус. Эти бродяги пошли за мной, чтобы вдоволь поесть и насладиться моим ромом. В Сунгойю они придут с пустыми желудками и будут сражаться. С кем и за кого?.. Выходит, я, сам того не желая, окажу влияние на местную политику. Что ж, ничего не поделаешь. Будь что будет, лишь бы только отыскался наш Барбантоша».

Все явственнее ощущалась близость многолюдного селения. Появились обработанные поля на просеках, которые обыкновенно вырубаются среди леса и где с большим трудом выкорчевываются огромные пни. Просеки засеваются маниоком и бананами, их плоды и вяленая рыба — основная пища туземцев.

Бананы и маниок (кассаву) мы описывали неоднократно и не будем возвращаться к ним еще раз. Стоит только добавить, что африканский маниок, в отличие от американского, совершенно не ядовит. Из него получают грубую муку, но хранят не ее, а мягкое забродившее тесто, довольно вонючее, с острым привкусом, который так нравится туземцам.

Хозяйство ведется подсечное. После двух сборов урожая поле забрасывается, устраивается новая просека. Между тем последовательная смена культур помогла бы земле надолго сохранить плодородность. Но туземцы даже не задумываются над этим. Им подавай маниок и бананы, для чего достаточно вырубить еще один уголок в лесу.