Страница 4 из 11
Он кивнул немного смутившись.
Я еще смочила полотенец и начала вытирать кровь с его рук, пока он продолжал держать нос с запрокинутой головой. Он был выше меня на голову, поэтому я была вынуждена стоять на носочках, чтобы дотянуться до его носа, когда его голова была запрокинута.
Кто-то стал барабанить в дверь.
- Да подождите вы, придурки! - я закричала.
Скромная улыбка Бэнджи была раздражительно прекрасна. Его короткие золотисто-коричневые волосы были зачесаны назад, и миндалевидные карие глаза обрамлены такими длинными ресницами, за которые многие бы женщины дорого дали. И такие безукоризненно ровные зубы, любой бы стоматолог гордился, просто ловушка для многих дам. Но я не была ни леди, ни тем более прекрасной леди и никак не могла понять - чего он за мной гонялся.
Мне бы не хотелось этого подтверждать, но может быть я и была немного привлекательна для Бэнджи. Но он был мил, очень мил. А мне не хотелось милого. Мне вообще никого не хотелось.
- Давай, - сказала я, когда кровь перестала идти. На его рубашке и лице все еще оставались кровавые пятна и подтеки.
- Я провожу тебя домой.
- Это я должен бы проводить тебя.
- Я не истекаю кровью.
Кто-то снова забарабанил в дверь и я наконец открыла ее. Девушки было вошли в туалет и тут же отступили, после того как я метнула на них многозначительный взгляд и протолкнула Бэнджи к выходу.
- Замечательная ночь, - сказал Бэнджи, идя со мной вдоль по улице, оставляя колледж позади.
- Да, наверное.
- Ты должна присоединиться ко мне на пробежке утром.
- Тебе бы не бегать утром. Возможно, что нос сломан. Поспи хоть раз подольше.
Он усмехнулся, пропуская мой совет мимо ушей.
- Извини, ты пропустила всю вечеринку.
- Да я все равно собиралась уходить, помнишь?
- Мне показалось странным, что ты вообще туда пошла.
- Почему?
Бэнджи засмеялся. Да потому что ты вообще не ходишь на вечеринки.
- М-да, - я быстро взглянула на него. Он выглядел довольно забавно, улыбающийся и измазанный кровью. Уголки моих губ поползли вверх.
- Ого! Это ты сейчас улыбнулась?
Я расслабила лицо, улыбка ушла.
Бэнджи сунул руки в карманы. - Я могу это вычеркнуть из своего списка дел.
- Сделай уж.
Мы дошли до мужского общежития Шерман Л Чарльстон, в народе известного как общежитие Чарли. Это было место, где жили студенты из инженерного, порядком занудные и заумные, но это было задолго до того, как мы родились. Теперь это место было полно таких вот заурядных, технических зануд, типа Бэнджи.
Бэнджи проверил платок несколько раз, перед тем как вытереть нос и метнул пропитанный кровью платок в мусор на расстоянии десяти фунтов. Платок попал прямо в яблочко. Он посмотрел на меня с победной улыбкой.
- Сладких снов Бэнджи. Приложи льда к носу.
- Хорошо, сделаю. Ты уверена, что тебя не надо проводить?
- Точно! Увидимся!
Я, было, повернулась уйти, но остановилась, почувствовав руку Бэнджи вокруг своего запястья. Инстинктивно, я схватила его запястье свободной рукой, резко дернула и перевернула, таким образом, он оказался на земле. Он заворчал, нокаутированный, лежа на асфальте.
- Вот черт! Прости меня!, - сказала я, наполовину сбитая с толку и наполовину недовольная , что он опять заставил меня быть милой с ним.
Бэнджи застонал.
- Ты... тебе больно?- я почувствовала себя неудобно. Часть меня хотела развернуться и идти, не заботясь ни о чем. Это было бы легче, чем стоять здесь, с неопределенностью, за что его схватить, чтобы поднять на ноги.
- Даже зная, что ты такая непредсказуемая, ты никогда не перестаешь меня удивлять! Где ты этому научилась?
- Это не твое дело. Сможешь встать?
- А ты опять нападешь на меня, если я попытаюсь?
Я закатила глаза и стала помогать ему подняться.
- Я не нападала на тебя, я просто защищала себя.
Бэнджи опять засмеялся и ткнул пальцем в грудь.
- От меня?
Мне очень не понравилось, как он посмотрел на меня. Это была милая, забавная улыбка, с намеком на флирт, все то, чего я так не люблю.
- Ну, ты и засранец. Я себя так паршиво чувствовала, а ты просто смеялся надо мной.
Я пошла прочь, но Бэнджи опять схватил меня за руку.
Я посмотрела сначала на него, затем на свое запястье.
- Ты что, самоубийца?
- Наверное, - ответил он и отпустил руку. - Да ладно тебе, давай присядем на минуту.
- Холодно очень! Я пошла домой.
- Я провожу тебя.
- Бэнджи, - вздохнула я , полностью расстроенная.- Я могу о себе позаботиться.
- Это очевидно.
- Ты сводишь меня с ума! И прежде чем ты спросишь, я отвечу - нет, не в хорошем смысле этого слова.
Он сделал шаг в сторону и помахал в воздухе рукой.
- Ты сломала мне нос. И ты не можешь мне уделить пять минут, для сочувственной беседы?
- Это попытка заставить меня чувствовать вину?
- Да!
Я села рядом с ним, скрестив руки.
Он улыбнулся.
- Тебе и правда, холодно?
- Нет.
- Ты голодная? Мы могли бы добежать до МакДоналдса.
Я скорчила лицо и отклонилась от него.
- Ты точно самоубийца. С каждым куском, ты все ближе к сердечному приступу.
- Это никого не волнует! Это вкусно.
- Я не голодна.
Мы просидели несколько минут в неловком молчании. По крайней мере, мне было очень неловко. Бэнджи выглядел довольным.
- Ну, я думаю мне лучше пойти, - сказала я, вставая.
Бэнджи тоже встал.
- Ты так и не сказала, зачем пошла на ту вечеринку.
- Мне просто хотелось куда-то выйти, - я ответила. Со мной иногда так бывает.
- Попробуй походить в спортзал. Это хорошая вещь, чтобы выпустить пар. Помогает мне уснуть.
- Спортзал, - повторила я с невозмутимым видом.
Он засмеялся.
- Да, давай сходим вместе, один раз. И если тебе после этого не понравится, значит, ты и не будешь больше ходить.
Я задумалась.
- Может быть.
Он потряс головой и выставил вперед свои руки, все еще испачканные в крови.
- Я принимаю твоё «может быть».
Я оставила его одного напротив общежития Чарли, чувствую спиной, как он наблюдает за мной. Я не обернулась, чтобы понять, так ли это. Такое вот милое поведение с моей стороны, могло натолкнуть на мысль, что я хотела бы подружиться или, если говорить о Бэнджи, может быть и что-то больше. Поэтому я не была милой. По крайней мере, я старалась. Иногда, мое прошлое плавало где-то на поверхности.
Идя домой, я чувствовала холод и одиночество. Это, наверное, было из-за того, что за двадцать минут рядом с Бэнджи, я порядком начала привыкать к его компании. Это было как раз то, чего я не хотела допустить. Воспользовавшись ключом-картой, я попала в общежитие, прошла в холл, проклиная Бэнджи за то, что разбудил во мне давно потухшие чувства.
Я поднялась по ступеням как обычно, но не смогла избежать лифта, проходя мимо. Глаза моей мамы, мелькнули в сознании. Это была линия между ее бровей и странным взглядом прямо перед смертью. Мой папа всегда говорил, что она выносливая. Она была, даже когда последний раз вздохнула. В ее глазах было столько печали из-за собственной беспомощности, что она не смогла меня спасти, и я не смогла прожить ту жизнь, о которой она мечтала для меня. В эти последние минуты она не думала о себе. Ее глаза просили у меня прощения, и сквозь грязный лоскут, плотно связывающий мой рот, я простила ее. Я просто не могла простить саму себя.
Замок в моей двери щелкнул, и только тогда я осознала, что только что прошла два лестничных пролета. Мое сознание было очень далеко, так далеко, что я даже не соображала куда иду. Это тревожило. Я толкнула тяжелую деревянную дверь и обернувшись, проследила, пока она не закрылась со скрипом. Дотянувшись, я сначала включила и затем сразу выключила свет, повернув замок. Затем прошла прямо к своей кровати, кинув свою посыльную сумку на разваливающийся любимый диван в комнате.
Я упала на кровать, даже не раздеваясь, лицом в подушку. Стон вырвался из моей груди, достаточно громкий, чтобы его услышала моя соседка Элли, стервозная красотка с замашками босса. Она обожала сообщать мне, что моя ужасная музыка играет очень громко, что моя одежда через-чур черная, а моя жизнь - унылая. Как по мне, так я себя хорошо чувствовала. Я была горда от того, что не слушала заезженные песенки в стиле поп или позволяла каждому разглядывать мою грудь в V-образном свитере за 400 долларов, и я уж точно не была шлюшистой шлюхой. Хорошо, это было через-чур грубо. Но за все 4 семестра в Кемптоне, она поимела члены как минимум трех профессоров и , как минимум в одном из своих отверстий. Это и был единственный предмет ее хвастовства.