Смешная девчонка

Барбару трясло от злости, но, сама не зная почему, она не хотела, чтобы режиссер это заметил.

– Ладно. Спасибо, что вы нашли время показаться.

Ей хотелось запомнить этого человека. У нее возникло ощущение, что они с ним больше не увидятся, поскольку он обессилел, состарился и вышел в тираж, а она – нет. Оставалось только узнать его имя – на тот случай, чтобы отдавить ему пальцы, когда он повиснет на краю режиссерской пропасти.

– Извините, пожалуйста, – нежно проворковала она. – Я не расслышала: как ваше имя?

– Это вы меня извините – не представился. Позор на мою седую голову. Джулиан Сквайрс.

Он протянул ей вялую руку, но Барбара сделала вид, что не заметила. На это, по крайней мере, у нее хватило гордости.

Приехав к Брайану, она залилась слезами. Тот вздохнул, покачал головой и долго шарил в ящике стола, пока не выудил красную папку с крупной надписью «ПОСТАНОВКА ГОЛОСА И ТЕХНИКА РЕЧИ». Папка немного смахивала на фолиант, с которым сверялся Имон Эндрюс{13} в документальной программе «Это – ваша жизнь».

– В любом случае не повредит, – сказал Брайан. – Я многим рекомендовал этот курс. Очень полезная штука, уверяю тебя. Запись Майкла Эспела и Джин Меткалф. «Бурый боров с боровенком» и так далее. У Джин великолепная дикция.

Ее отец души не чаял в Джин Меткалф. У той была своя программа на радио, и голос ее – из тех, что можно услышать только на Би‑би‑си, – отличался неподражаемой интонацией, какая не встречается в реальной жизни, хоть обойди всю Британию с юга на север.

– Мне никогда с ней не сравняться.

– И не надо. Ты просто… немного… приглуши свое «я». Если считаешь нужным.

– Нет, не считаю.

– Тогда попроси кого-нибудь, чтобы тебя раздели догола и опрыскивали золотой краской из баллончика, покуда не отправят на тот свет. Ты меня убиваешь. Любая девушка из моей картотеки кому угодно перегрызет горло за твои внешние данные. А ты отказываешься делать на них ставку.

– Они меня ни к чему не приведут. Разве нельзя хорошо выглядеть и при этом смешить публику?

– Это не моя прихоть, ты же понимаешь. Есть общие правила.

Барбара пролистала «Курс постановки голоса». Ей до смерти хотелось играть, но актерская игра – это превращение себя в другого, так почему бы не поработать над этим еще до получения роли?

– И если уж на то пошло, – продолжал Брайан, – не пора ли тебе распрощаться с Барбарой из Блэкпула?

Естественно, он хотел приблизить новый виток ее карьеры. Тем людям, которые на Би‑би‑си делали инсценировки об одиноких матерях, вынужденных спускаться в забой, было глубоко безразлично, как ее зовут – Барбарой или как-то иначе. Но даже Сабрина в прошлом была Нормой Сайкс. В чем-то приходилось идти на уступки.

– Мне казалось, у нас о том и речь.

– До сих пор у нас речь шла о Блэкпуле. Барбары мы не касались.

– И дальше что?

– Ты не обязана оставаться Барбарой.

– Вы серьезно?

– Не… убийственно серьезно.

– Раз вам все равно, оставлю как есть.

– Тогда – вполне серьезно. Не… убийственно. Но решительно.

– Вы хотите, чтобы я взяла новое имя?

– Если станет невтерпеж, в любой момент сможешь вернуться к старому.

– Спасибо за совет.

Уговоры были недолгими: она и сама не хотела больше зваться Барбарой – это имя уже стало клеймом неудачницы, а в ее планы не входило мириться с неудачами. На имени свет клином не сошелся. Можно взять другое имя, можно изменить манеру речи – и все равно остаться собой, потому что в душе у тебя полыхает синий язычок пламени и это пламя сожжет тебя изнутри, если только не получит выхода.

– Вы уже придумали мне имя?

– Нет, конечно. Я же не диктатор местного разлива. Давай подумаем сообща.

И Барбара назвала Онор и Кэти (из «Мстителей»), Глинис, Ивонн и Вивьен{14} (из мира кино) и даже Люси (из телевизора). Когда же все ее любимые имена были по очереди отвергнуты, они с Брайаном вернулись к его первоначальному предложению: Софи Строу. Она понимала, что Софи звучит элегантно.

– А почему «Строу»?

– Сэнди Шоу. Софи Строу. Благозвучно.

– А если Софи Симпсон?

– Громоздко.

– Тогда Смит.

– А что плохого в «Строу»?

– А что хорошего?

– Я женат и счастлив.

– Это я уже слышала.

– Но если даже мне, счастливому в браке человеку, при звуках такого имени хочется покувыркаться на соломе[1], могу себе представить, что испытывают мужчины, не знающие супружеского блаженства.

Софи Строу наморщила нос:

– Стремно как-то.

– Не хочу тебя огорчать, солнышко, но в нашем бизнесе многое стремно.

На другой день Брайан отправил Софи Строу пробоваться на роль молодой домохозяйки в рекламе мыла. Его подопечная по-прежнему считала, что он хочет сломить ее дух. Накануне вечером, включив проигрыватель Марджори, она стала гонять полученные от Брайана пластинки с упражнениями по технике речи, чтобы проговаривать слова и фразы вслед за Джин Меткалф, но на кастинге ей даже не дали раскрыть рта. В зале рядом с режиссером сидел представитель мыловаренной компании; он улыбнулся и помотал головой.

– Извините, Софи, – сказал режиссер. – В другой раз.

– Можно спросить почему?

Мыловар что-то шепнул на ухо режиссеру, тот пожал плечами:

– Говорят, вы не отвечаете образу домохозяйки. Слишком миловидная внешность, неподходящие формы.

– Чем плохи мои формы?

Мыловар посмеялся.

– Ничем, – ответил он. – Потому они нам и не подходят. Мы ищем более домашний типаж.

Ей вспомнился мэр Блэкпула: «детки да булочки, детки да булочки».

– Может, я вышла замуж совсем недавно, – сказала она и опять стала сама себе противна. Надо было не заискивать, а взбунтоваться, опрокинуть стол, плюнуть в эти физиономии.

– Мы делаем рекламу мыла, дорогуша. У нас нет времени рассказывать, сколько лет наша героиня состоит в законном браке, где познакомилась с мужем и как умудряется сохранять фигуру.

– В любом случае спасибо, что пришли, – сказал режиссер. – Я вас буду иметь в виду, когда получу заказ на что-нибудь более походящее для вашей фактуры.

– Например? – спросила она.

– Ну, сами понимаете. Какой-нибудь модный напиток. «Бэбичам», «Дюбонне»{15} – в таком духе. Чтобы с вами ассоциировалось.

– А мыло, значит, со мной не ассоциируется?

– Что вы, что вы! Никто не ставит под сомнение вашу красоту и чистоплотность. Но ваш облик не вяжется с домашним бытом.

– Разве?

– Вы ведь не замужем, Софи?

– В двухминутном ролике мне вполне по силам изобразить замужнюю женщину.

– Я вас провожу, – сказал мыловар.

Режиссер ухмыльнулся своим мыслям и едва заметно покачал головой.

Когда они отошли на безопасное расстояние, мыловар пригласил ее поужинать. Естественно, у него на пальце поблескивало обручальное кольцо.

Заканчивалась третья неделя ее безработицы. Ни в фотостудиях, ни в клубах, ни в театрах Уэст-Энда никто так и не поверил, что она способна сыграть домохозяйку, секретаршу, следователя, учительницу… Не прошла она и на роль стриптизерши, хотя ей везде чуть ли не открытым текстом говорили, что именно таков ее типаж. По всей вероятности, она больше напоминала актрису, играющую роль стриптизерши. Если ее не брали в актрисы по одной лишь этой причине, то иронию такого положения никто не замечал. Отказы, как ей казалось, становились все более изощренными, все более унизительными, а возможности Брайана были на исходе. Каждый новый показ, судя по всему, подтверждал его правоту. Значит, не судьба. Да и потом, если уж она готова была играть стриптизерш в заштатных театриках, то следовало признать, что первоначальный план Брайана относительно устройства ее карьеры был не так уж плох. Играть стриптизершу в вульгарном фарсе и работать стриптизершей – невелика разница.