За Землю Русскую

Гости разъезжались, получив богатые подарки. За княжнами родители давали большое приданое, «многое множество без числа злата и серебра». При расставании с дочерью родители проливали слезы, «занеже бе мила има».

Таким-то образом Александр Ярославич «чини кашу в Торопце», но он повторил свадебные пиршества и по приезде в Новгород, «не из любви к пирам, – по справедливому замечанию историка, – а из желания делиться своею радостью с народом. Он хотел, чтобы его домашняя жизнь имела тесную связь с государственною».

«Сии народные угощения, – по справедливому замечанию Карамзина, – обыкновенные в Древней России, установленные в начале гражданских обществ и долго поддерживаемые благоразумием государственным, представляли картину, можно сказать, восхитительную.

Государь, как истинный хозяин, потчевал граждан, пил и ел вместе с ними; вельможи, тиуны, воеводы, знаменитые духовные особы смешивались с бесчисленными толпами гостей всякого состояния; дух братства оживлял сердца, питая в них любовь к отечеству и венценосцам».

В Новгороде с молодой супругой Александр Ярославич поселился в обычном местопребывании новгородских князей – в Городище.

Окрестности Великого Новгорода изобилуют водой. По выходе из Ильменя Волхов отделяет от себя рукав, Волховец, а близ самой торговой стороны Новгорода – другой рукав, Жилотуг, соединяющийся потом с Волховцем. На правом берегу реки, между истоками этих рукавов находится возвышение, имеющее около квадратной версты.

Здесь мы встречаем теперь простое село, жители которого занимаются рыбной ловлей и разведением овощей, но некогда это было так называемое Городище, или загородный княжеский двор, где большей частью жили князья Великого Новгорода. Князья любили соединять в своих загородных жилищах все удобства для жизни, какие представляло то время: недаром они называли их «раем», «красным селом» и т. п.

Княжеский терем, от которого теперь не осталось никаких следов, со множеством пестрых узорчатых украшений, с позолоченным гребнем и смотревшими в разные стороны коньками на его концах, с резными карнизами представлял весьма красивый вид. Внутри терема особенным убранством отличались сени, или столовая комната, где происходили пиршества. Полы устилались дорогими коврами, а стены расписывались.

Но, разумеется, самой священной принадлежностью и лучшим украшением жилища были святые иконы. Посетители при входе и выходе из дома прежде всего обращались к ним и набожно крестились. Члены семейства усердно молились пред ними и утром и вечером, пред обедом и ужином.

Древние русские люди в присутствии святых икон не дозволяли себе, под опасением тяжкого греха, чего-либо предосудительного. Иконы у князей богато украшались золотыми и серебряными окладами, жемчугом и драгоценными камнями.

К сеням пристраивалась лестница с крытой площадкой наверху, или крыльцо, также затейливо украшенное красивыми точеными столбиками. К крыльцу вели расчищенные дорожки, усыпанные желтым песком. На дворе близ терема можно было увидать княжеских слуг, конюхов и дворников, коротающих свой досуг за игрой в шашки или бабки.

Нередко число таких слуг избиралось до нескольких сот человек. Близ терема располагались хозяйственные постройки, где складывалось всякого рода добро; кладовые, погреба, в которых в изобилии хранились «меды стоялые, питьица медвяные, зелено вино». Скотные дворы и конюшни вмещали множество добрых коней, крупного и мелкого скота. На дворе стояло по нескольку сот стогов.

Обширность построек и всякого рода запасов будет для нас вполне понятна, если вспомним, что при князе неотлучно находилась часть его дружины, так называемые «отроки, детские пасынки», у князя же хранилось оружие и содержались запасы коней для военного времени.

Сверх того некоторые князья отличались самой широкой благотворительностью. «Дивная и снятая милостыня» недаром считалась наиболее священной обязанностью древнего русского человека.

Наиболее ценное имущество состояло в золотых и серебряных сосудах, мехах, паволоках, дорогом оружии, камнях, жемчуге и т. п. Делались большие запасы одежды. Одежда князей состояла из кафтана, спускавшегося немного ниже колен. Кафтаны шились из дорогих привозных тканей разнообразных цветов: синего, зеленого, красного. Сверх кафтана – корзно, или мантия.

На корзно употреблялись самые дорогие ткани, например: оксамит, золотая или серебряная ткань, привозимая из Греции, расшитая шелковыми разводками и узорами. Его застегивали на правом плече запоной. Кафтан перехватывался золотым поясом с четырьмя концами.

Атласный воротник, рукава, или поручи, подол кафтана и края корзна наводились золотом. От шеи до пояса по кафтану иногда шла золотая обшивка с тремя поперечными золотыми полосами. Сапоги носились цветные с острыми носами. На голове – шапка с наушниками, называвшаяся клобуком, цветного бархата с соболиной опушкой.

На груди носили кресты. Ношение креста на груди скоро на Руси вошло во всеобщий обычай. Святой крест считался крепкой порукой в верности данному слову. Вера в силу креста и надежда на его помощь была столь сильна в русском человеке, что он, вооружившись крестом, бесстрашно шел в бой с врагами.

Наши князья вели бодрую, деятельную жизнь. С молодых лет их уже посылали участвовать в походах. О св. Александре также можно сказать, что у него «изъ млада не бы покоя». В мирное же время день их проходил в следующем порядке: вставали они рано поутру, вместе с рассветом, и прежде всего шли в церковь. Службу слушали по большей части на полатях, в домовых церквях. Некоторые благочестивые князья имели обыкновение приходить в церковь до начала службы и сами возжигали свечи.

«Первое к церкви, – говорит Владимир Мономах, – да не застанет вас солнце в постели… Заутренюю отдавше Богови хвалу, и потом солнцу восходящу и узревше солнце, и прославити Бога с радостью». Живое религиозное чувство одушевляло князей на молитве, и пример их имел могущественное влияние на народ.

Храмы в Древней Руси имели огромное значение. Они были не только главной святыней города, но и символами гражданской жизни. «Постоять за Св. Софию», как впоследствии в Московском государстве «за дом Пречистыя Богородицы», значило постоять за свою родину, за ее целость и независимость.

Храм в глазах наших предков был живой благодатной силой. Этой силе они приписывали все свои удачи, победы над врагами, избавление от бедствий. Как место, посвященное Богу, храм считался неприкосновенным убежищем: там часто находили себе защиту спасавшиеся от буйства мятежной толпы.

Но прежде всего храм был училищем веры и благочестия, главным просветительным и образовательным центром. Красота храма и богослужения имели неотразимую прелесть для наших предков. Потому-то они «вельми болезновали духом, зря подписанием неукрашену церковь».

Понятно, что всякое построение и украшение храма было важным событием жизни, в высшей степени занимало всех и каждого – от князя до простолюдина – и соединяло всех в чувстве радости и умиления. Ко дню освящения все спешили во вновь построенный и украшенный храм и испытывали высокое духовное наслаждение, «видяще превеликое создание церкви и многочудную подпись, воистину мнящеся яко на небеси стояти».

После освящения храма следовал пир, иногда всенародный. Князья одаривали подарками «вся яже от первых и до последних, не токмо ту сущая, но и прилучившаяся тогда». При таком отношении к храму наши князья, естественно, желали видеть храм вблизи своего жилища.

Так, в обычном местопребывании новгородских князей, на Городище, было несколько храмов, и между прочими – церковь Благовещения, построенная Мстиславом, сыном Мономаха. Там хранилось богато украшенное Евангелие, сохранившееся до нашего времени, – дар благочестивого строителя храма. Без сомнения, этот храм был особенно часто посещаем св. Александром во время его новгородской жизни…

После божественной службы князья завтракали, а затем садились думать с дружиной или творить суд, «людей оправливать». Без сомнения, при этом «оправливании людей» Александр Ярославич имел случай проявить свою проницательность и мудрость, которую сравнивали с мудростью Соломона.