Обреченность

Берия и Мехлис все поняли правильно.

Берия распорядился:

— Немедленно арестовать Павлова и его окружение!

Не доезжая Смоленска, машину Павлова остановили офицеры НКВД, а он сам и сопровождающие его офицеры были арестованы.

Генеральскую портупею с кобурой и пистолетом у него забрали сразу. В старинном белорусском городе Довске, где генерал армии Павлов принимал парад, заставили снять китель и взамен дали поношенную гимнастерку рядового красноармейца. Теперь только гладко выбритая голова да холеное лицо напоминали о прежнем высоком положении.

А как здорово все шло...

Павлова завели в кабинет. За столом сидели заместитель начальника следственной части 3го Управления НКО СССР Павловский и следователь того же управления Комаров.

Первый был в звании старшего батальонного комиссара, второй- младший лейтенант госбезопасности.

В углу притаилась худая, нескладная машинистка с погонами сержанта.

Еще со времен наркома Ежова следственный аппарат во всех отделах и управлениях НКВД делился на — кольщиков и сказочников.

Кольщики подбирались в основном из полных отморозков, тех, кто не гнушаясь черной и грязной работы мог выбить подследственному глаз, переломать пальцы или спилить напильником зубы. Как правило «показаний» они добивались в кратчайшие сроки. Потом в дело вступали сказочники, которые умели грамотно и красочно составлять протоколы. Павловский был интеллектуалом, разговаривал по душам, писал протоколы.

Высокий, крепкий, со сломанными как у борцов ушами младший лейтенант мастерски орудовал кулаками. Иногда менялись ролями.

С машинисткой спал батальонный комиссар. Как старший по званию.

Павлов наотрез отказался разговаривать со следователями. Он всегда отличался крутым нравом.

— Я буду говорить только в присутствии наркома обороны или начальника Генштаба! Вы, — он ткнул пальцем в сторону младшего лейтенанта, — не имеете полномочий допрашивать генерала армии.

Внезапно открылась дверь и в кабинет быстрыми шагами вошел армейский комиссар первого ранга Мехлис. Следователи и машинистка при его появлении встали.

— Это кто тут не хочет давать показания? — Мехлис повернулся к следователям своим носатым лицом.

— Я буду отвечать на вопросы только в присутствии наркома обороны или начальника генштаба,— уже затравленно ответил Павлов, не поднимаясь с табуретки.

Лева Мехлис, хоть и начинал свою карьеру с конторщиков, но родился и вырос в Одессе, где периодически случались погромы еврейских домов и лавок. Взрослеть и мужать — пришлось быстро.

Уже повзрослевший Лева прошел боевую закалку на политической работе в Красной Армии, где не боялся вваливаться с маузером к пьяной матросне и крыть матом вооруженных, нанюхавшихся марафета анархистов.

Лев Захарович при случае и сам мог начистить рыло политическому врагу.

— Ах, ты блядь!.. не бу-деееешь? — задохнулся Мехлис.

Павлов побледнел. Вскочил с места, сделал попытку одернуть гимнастерку.

— Тебе мало заместителя наркома обороны? Может быть самого товарища Сталина вызвать? Много чести… Ты теперь гавно от желтой курицы.

Приказываю отвечать на вопросы следствия! — хлопнув дверью Мехлис вышел из кабинета.

Повисла гнетущая тишина. Лишь изредка слышалось жужжание мух, ползающих по деревянному подоконнику, где стоял цветочный горшок.

Павловский потянулся к коробке с папиросами.

— Ты тут младший лейтенант поговори пока с гражданином Павловым, а я пойду обос... — Перевел взгляд на машинистку. — Обосмотрюсь в общем.

После того как батальонный комиссар вышел из кабинета, Павлов стал разговорчивее.

Стоя у окна в коридоре Павловский слышал срывающийся на крик голос Павлова, который пытался объяснить следователю, что причиной военных неудач и отступления войск округа стало значительное превосходство крупных механизированных соединений и авиации противника.

Но следователя такой ответ не устроил:

— Лучше расскажите нам о вашей предательской деятельности.

— Вы с ума сошли? Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по не зависящим от меня причинам. И вообще, я настаиваю на вызове товарища Тимошенко.

Сквозь стекло, усеянное черными точками была видна управленческая полуторка, широкая спина красноармейца Геращенко, крутящего ручку стартера.

Батальонный комиссар курил, лениво выпуская изо рта колечки дыма, и в голове его крутились такие же неторопливые мысли.

— Надо бы хозяйке сегодня белье отдать. Пусть постирает и погладит к утру.

Представил хозяйку — краснощекую, задастую, крепко сбитую. Усмехнулся вспомнив машинистку,- подумал- вот и сравним сегодня ночью.

Но тут совсем неожиданно мысли перескочили на другое.

Сам Лева Мехлис примчался контролировать следствие. А это значит что?.. Только одно, что делу бывшего генерала Павлова придается политическое значение и наверняка следователь, раскрывший заговор будет представлен к государственной награде.

Павловский бросил папиросу на пол, загасил ее каблуком и резко открыл дверь кабинета.

Младший лейтенант в этот момент ударом кулака сбил с табуретки бывшего командующего фронтом:

— Сука фашистская! Я тебе покажу блядине, кто из нас выше званием. Не предатель!? Ты хуже... ты сделал то, что не удалось Тухачевскому. Ты открыл немцам фронт!

Над Павловым склонилась фигура в новенькой коверкотовой гимнастерке. Он почувствовал запах кожи новой портупеи.

От удара сапогом в лицо перед глазами заплясал потолок и бывший генерал Павлов погрузился в безмолвие.

— Вот сука, квелый какой то генерал пошел! — Брезгливо сказал следователь, вытирая носок сапога о гимнастерку Павлова.

— Конвойный! Ведро холодной воды. Живо!

Через полчаса, Павлов с затекшим лицом сидел на табурете. Вдруг он хрипло — зарыдал, словно залаял. Павловскому стало жутко.

Батальонный комиссар подвинул Павлову коробку с папиросами. Зажег спичку. Подождал, пока тот сделает несколько затяжек.

Пальцы, державшие папиросу, дрожали. Жадно докурив папиросу Павлов вдавил окурок в пепельницу и холодным бесстрастным голосом стал давать подробные признательные показания.

Машинистка в углу деловито хмурясь от сосредоточенного внимания, быстро била пальцами по клавишам пишущей машинки, фиксируя показания арестованного генерала.

Довольный Комаров вытащил серебряный портсигар. Достал папиросу, размял. Закурил.

— Так бы сразу и говорил, что завербован сначала польской разведкой, а потом еще и германской. А то начал мне тут вола крутить!

У Павлова задрожали губы. Он обмяк, ссутулился. Никак не мог собраться с мыслями.

Совсем еще недавно уверенное, жесткое лицо с крупными чертами резко постарело. Обвисли щеки, погасли глаза.

Через две недели дело было закончено, передано в военный трибунал.

Председательствовал армвоенюрист Василий Ульрих, членами суда были диввоенюристы Орлов и Кандыбин. Секретарь — военный юрист Мазур.

Просьба подсудимого направить его на фронт в любом качестве, где он докажет преданность Родине и воинскому долгу, грубо прерывалась Ульрихом:

— Пожалуйста, короче...

Его мучил приступ разыгравшейся мигрени. Правда о состоянии фронта и причинах отступления его совершенно не интересовала. Сталин дал команду- найти врага. Приказ был выполнен, враг найден.

Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила Дмитрия Павлова и руководство штабом фронта — Климовских, Григорьева, Коробкова — лишить воинских званий и подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично принадлежащего имущества.

Ознакомившись с приговором, Сталин сказал Поскребышеву:

— Пусть не тянут. Никакого обжалования. И обязательно сообщить по всем фронтам, пусть знают, что трусов и пораженцев карать будем беспощадно.

Той же июльской ночью Дмитрия Павлова расстреляли.

***

Группа танков 35го танкового полка 6й Чонгарской кавалерийской дивизии, идущих на выручку своей пехоте, заблудилась ночью среди болот и лесов. Танки сожгли все горючее и встали на дороге. Командир группировки, двадцативосьмилетний майор Николай Титаренко, одетый в замазученный черный комбинезон, матерясь бегал по дороге от машины к машине, стуча пистолетом по броне машин.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте