Хороший парень

Процедура осмотра при таких темпах грозила затянуться до самого вечера. По вполне понятным причинам Яшке эта перспектива не улыбалась. Равнодушно смотреть, как кто-то калечит его машину? Ну, нет! Его нервы были напряжены до предела. Яшка выпрямился и, решив, что пора кончать, спросил, обращаясь куда-то в пространство между Касаткиным и Надей:

— Ну как, ко мне претензии будут?

Он увидел, что девушка отложила в сторону гаечный ключ и вытерла руки паклей. Отвечая не столько Яшке, сколько на вопрошающий взгляд Касаткина, она сказала:

— Машина содержалась в относительном порядке.

Только в относительном? Яшке захотелось выругаться.

Скрипнув зубами, он с улыбочкой спросил:

— А маленькие претензии, значит, все-таки есть?

— Конечно. — Она была спокойна и выдержала его взгляд. — Придется отрегулировать сцепление.

— Это почему же, если не секрет?

— И кроме того, — сказала она, не удостоив Яшку ответом, — валик привода водяного насоса стучит. Хотите послушать?

— С удовольствием.

Она смерила его взглядом с головы до ног и села за руль. Мотор заработал.

И тут Яшка неожиданно для себя явственно услышал, как дробно и мелко стучит проклятый валик. «Действительно, — подумал Яшка, — и как это я проморгал?»

А девушка, заглушив мотор, высунулась и сказала:

— Впрочем, это не имеет значения. Акт я согласна подписать. Вы, товарищ Касаткин, не возражаете?

Яшкиного согласия она не спрашивала. Оно подразумевалось само собой. Она словно делала ему одолжение. А он... Что он мог ответить? Ему же оставалось уже ничего другого, как скрепя сердце пройти вместе с девушкой в конторку к завгару и там, не глядя, размашисто подписать составленный Касаткиным в трех экземплярах приемо-передаточный акт.

Сунув в карман один экземпляр акта, Яшка быстро вышел из конторки завгара.

Было два часа дня.

Он опустился в кресло и закурил. Никогда еще время не тянулось так медленно. Все вокруг, казалось, застыло в плотном, тусклом мареве, осевшем на землю, и Яшка, которого доконала жара, то и дело посматривал на часы. Скорее бы кончилась эта пытка!

Наконец ровно в четыре часа послышался сиплый гудок. Был он по обыкновению басовит и тревожен. Его низкий, сдавленный звук до тех пор стлался над зданиями цехов, пока оттуда не повалил народ. И сразу весь двор перед гаражом зарябил промасленными спецовками, комбинезонами и брезентовыми куртками. Люди шли к проходной.

Слесари, котельщики, кузнецы, плотники, электросварщики, фрезеровщики, токари... Шли через двор медленно, не спеша, усталой походкой людей, выполнивших свой долг. И только ученики ремесленного училища, проходившие на заводе производственную практику, как угорелые, гонялись друг за другом по двору; то там, то тут мелькали их фуражки и светлые бляхи на форменных поясах.

Прошло еще минут пятнадцать. Когда в гараж из последнего рейса вернулся Чижик, Яшка поднялся. Можно было идти домой, но он почему-то медлил. Окликнул Чижика:

— Саня, у меня что-то горло пересохло. Принеси-ка воды.

— Сейчас, — с готовностью ответил Чижик, обрадованный тем, что Яшка соизволил обратить на него внимание. Сорвавшись с места, он метнулся к баллону с газированной водой.

— Благодарствую, — сказал Яшка.

Он взял из рук Чижика холодный, покрытый мелкими пузырьками стакан и сделал несколько глотков. Яшка чего-то напряженно ждал, не отдавая себе отчета в этом.

И тут он увидел Надю. Шла она легко, размахивая чемоданчиком, и было видно, что она удивилась, когда перед нею появился Глеб Боярков.

— Момент!..

Надя остановилась.

— Мы танцуем? — глядя сверху вниз, спросил Боярков.

— Конечно, — ответила Надя.

— Порядок!.. — Боярков поправил кепочку. — Люблю сговорчивых... Ровно в девять. Встретимся в саду. Вопрос ясен? Уполне?

Боярков говорил отрывисто. Ему нелегко было подряд произнести столько слов.

Но Глеб не интересовал Яшку. Он напряженно ждал, что ответит Надя.

— Уполне, — подражая Бояркову, произнесла Надя. — Только с вами, молодой человек, я танцевать не собираюсь. Вопрос ясен?

К явному удовольствию Яшки, Глеб не нашелся что ответить. Пока он, моргая, старался понять, что случилось, Надя ушла. В последний раз мелькнуло ее голубое платье в конце двора.

Глава вторая

Дороги

Яшка почему-то был уверен, что дороги, как и населенные пункты, имеют свою историю и свою судьбу.

В самом деле, еще совсем недавно на юго-восток вела обычная ухабистая дорога с объездами, с трухлявыми мостиками, с колючим репейником в кюветах, а теперь стоит тебе выехать за черту города и переключить скорость, как зашуршит под упругими скатами асфальт и побегут, теснясь и перестраиваясь на ходу, какие-то тонкие, трепетные деревца. А все потому, что год назад появились здесь люди с теодолитами на треногах, прибыли самосвалы со щебенкой и неповоротливые бегемоты-катки. Это они проложили по топям, по лугам, полям и перелескам на месте старой, ухабистой дороги прямую, как стрела, пущенная к горизонту, стремительную автостраду.

Двадцатый километр. Двадцать третий...

Машина сворачивает на седой шлях.

Казалось бы, что можно сказать о нем? Обычный чумацкий шлях. Как и вчера, как и десять лет назад, бредут по нему на закате отары припудренных золотой пылью овец, за которыми важно, мотая головами, шествуют пятнистые коровы. Как и вчера, как и десять лет назад, сторожат его покой морщинистые тополя. И не многие знают, сколько повидал этот шлях на своем веку.

А ведь этой дорогой возвращался в родное село запорожский казак Бебко (и сейчас еще в лощине лежит хутор его имени), по ней проходило войско гетмана Богдана, на ней гарцевали конники Котовского и Щорса. Потом... Да что говорить! Еще живы люди, которые помнят, как появился в здешних местах велосипед-самокат, как проехал, сопровождаемый ватагой мальчишек, фыркающий, с брезентовым верхом автомобиль председателя рика, как протарахтел, наконец, первый трактор «Фордзон». Затем появились «газики», «эмочки», полуторки, трехтонки, «Москвичи» и «Победы»... Какие только машины не оставили на этом шляху своих следов!

Дороги... Грунтовые, грейдерные, гравийные и булыжные. Большаки и автострады. Нет им числа. Кто скажет, сколько сотен тысяч километров наездил по ним Яшка, сколько дней и бессонных ночей он провел за рулем? Беспокойная у него профессия, что и говорить. Другому на его месте, быть может, уже давно осточертела бы такая жизнь. А вот Яшке она по душе. Ни за какие коврижки он не согласится променять ее на другую. Скажете, это зависит от характера? А хоть бы и так!

Он и дня не мог провести без машины. Вот он, хлопнув дверцей, залезает в кабину своего грузовика. Переводит рычаг коробки скоростей, чуть-чуть, самую малость, вытягивает подсос, подкачивает ногой горючее и включает зажигание. На все это уходит меньше минуты. Но как радостно услышать, что мотор отзывается знакомым рокотом! Еще мгновение, и машина плавно трогает с места, набирает скорость, и в кабину врывается пронзительный, шальной свист ветра, наполняющий сердце радостью. Есть ли чувство, которое может сравниться с этим?

Такого чувства Яшка не знал.

С тех пор, как он пересел на полуторку, работы у него прибавилось. Дирекция завода ежедневно получала извещения с железнодорожной станции о том, что прибыли вагоны с металлом, огнеупорным кирпичом, асбестом, каустической содой, кузбасским лаком — со всеми теми материалами, которые необходимы для ремонта пароходов и барж. В свою очередь, и завод отправлял по нескольким адресам детали паровых машин, собранные двигатели, манометры и другие приборы. Так что успевай только возить!

И заводские машины редко шли порожняком. С товарной станции на завод и с завода на станцию. Маршрут известен. Каждая ходка на учете. От тщедушного экспедитора, который не расставался с брезентовой сумкой, набитой доверху доверенностями и накладными, теперь зависело, когда машинам быть на линии и когда возвращаться в гараж. А так как экспедитор думал исключительно о вывезенных тоннах груза и тонна-километрах пробега, за которые должен был отчитываться, то по его милости грузовые машины уходили из гаража в восемь, а то и в семь часов утра и возвращались туда лишь поздним вечером.