Страница 24 из 26
– Я весёлый, но голодный и злой, – входя к себе в бункер, переврал он Газманова. – Боря!
У подбежавшего Капустина на лице, наоборот, отражалась вся мировая скорбь. Какой-то доброжелатель нынче утром засмеял его с потрохами, сообщив бедолаге, что его прозвище следовало произносить не «Монохорд», а совсем даже «Монорхид», и Борька ещё не успел этого переварить.
– Боренька, про академика Опарышева слыхал?
– Это про ту гниду в кабинете? – неполиткорректно осведомился Капустин. И вдруг возликовал, не иначе заразившись кровожадным весельем Ивана: – Что, командир, пластидом его? Граммчиков эдак сто пятьдесят?[9] .. Или как?..
– Экий ты у нас гуманный стал, – усмехнулся Иван. И показал разом все зубы: – Без выдумки порываешься работать, без рашпиля, без плоскогубцев… Не-ет, ты мне лучше все как есть про эту сволочь разузнай. Где оная сволочь родилась, как училась, как женилась. Что жрёт, что пьёт, как срет… Ну не мне тебя учить, Боренька. Сделаешь?
Капустин кивнул, потёр ладони и заулыбался. Можно было не сомневаться: он нароет про Опарышева такой неприукрашенной правды, что тому в самом деле пластид мёдом покажется. Раздобудем на него и рашпиль, и плоскогубцы. Ну в самом деле, сколько можно, чтобы всякие гниды хороших людей гнобили?..
Врёшь, не возьмёшь! Найдётся сила на их силу! А на всякую хитрую гайку – и винт с резьбой!
9
Мокрого места не останется.