Страница 51 из 95
— Эндрю, я следил за твоей перебранкой с этим молодым Томом Суонном. Я приехал к тебе, чтобы попросить: не дерись на дуэли.
— Но именно Суонн напрашивается на дуэль, генерал.
— Сынок, твоя отвага и репутация не нуждаются в дуэли. Если ты проиграешь ее, то пострадает твоя семья. Если ты победишь, это будет пиррова победа. Дуэли не должно быть, Эндрю, она ничем не лучше убийства.
— Бывают случаи, когда дуэль оправданна.
— Нет, мой мальчик. — Руки генерала слегка дрожали, поэтому он положил их на стол перед собой. — Ты не можешь отнять жизнь у смертного. Если ты убьешь молодого Суонна, то будешь страдать всю жизнь… как Аарон Берр. Тебе известно, что он был осужден за убийство?
— Его никогда не предадут суду. Но так или иначе, я даю слово: ни при каких обстоятельствах не стану сражаться на дуэли с этой марионеткой, Томасом Суонном.
Во время этого обмена репликами Рейчэл молчала, признательная старому человеку, совершившему долгую поездку, чтобы защитить ее, ибо она понимала, что он думал о большем, чем о физическом состоянии Эндрю.
В начале февраля спор вышел за рамки получастной, устной ссоры и вылился на страницы печати. Томас Суонн опубликовал пространный выпад против Эндрю в нашвиллской газете «Импаршиал ревью». Эндрю выступил с еще более пространной публикацией в свою защиту, подкрепленной показаниями друзей, так или иначе присутствовавших при споре. Родственник миссис Дикинсон Джон Эрвин поместил в газете третье заявление, призывавшее читателей воздержаться от вынесения суждений до возвращения мистера Дикинсона и изложения им сути дела. Единственный, кому доставляло удовольствие продолжение спора, был Томас Эйстин, владелец «Импаршиал ревью»: он получал за каждую публикацию по обычному коммерческому тарифу.
Наконец пришла весна. Солнце высушило землю, плуги вспахали пашню, мужчины вернулись к работе… Эндрю возвратился в Кловер-Боттом, чтобы натаскивать Тракстона к большой скачке против Плейбоя. И Рейчэл подозревала, что все отложили в сторону споры по поводу уплаты штрафных, спрятав свои чувства до апрельского состязания. Пари были исключительно крупными.
В день скачек Тракстон — Плейбой утро было туманным, но серая мгла на улице не шла ни в какое сравнение с плохим настроением Эндрю. За два дня до скачек Тракстон повредил бедро, и опухоль не поддавалась ни массажу, ни мазям. Они выехали рано в направлении Кловер-Боттом. Толпа зрителей была уже непомерно большой.
— Я никогда не видел такого скопления людей, — заметил Эндрю. — Думаю, как раздосадовал бы их, отменив скачки.
— Но, Эндрю, если у Тракстона вспухло бедро?..
Он выставил свой упрямый подбородок:
— Не думаю, что распухшее бедро помешает Тракстону выиграть.
Мужчины, помогавшие готовить лошадь к состязаниям и поставившие на нее большие суммы, — Джон Коффи, Джон Верелл, Сэм Прайор — все заговорили в один голос: Тракстон должен выложиться полностью, чтобы побить Плейбоя, даже если тот находится в хорошей форме.
— Я никогда не видел лошади, так страждущей победы, — сказал Эндрю. — Джентльмены, я охотно принимаю любую часть ваших обязательств по ставкам.
Две лошади были подведены к стартовой линии. Прозвучал сигнал, и кони рванулись вперед. Тракстон слегка опередил противника. Зрители замолкли, следя за тем, как двое прекрасных животных кружили по лугу. Когда скачка вышла на прямую, Тракстон ринулся вперед.
Большой жеребец Джэксонов легко выиграл первый забег, но он сильно хромал. Одна из подков расшаталась. Сторонники капитана Эрвина кричали, что скачки закончились.
— Мы запоздали признать штраф, Эндрю? — спросила Рейчэл.
— Да, мы должны либо пробежать второй круг, либо отказаться и оплатить полную стоимость наших ставок.
Про себя она думала: «Мы можем потерять наши деньги, но это не так уж плохо: первое выступление Тракстона удовлетворило Эндрю, а если капитан Эрвин и Чарлз Дикинсон вернут свои деньги, то смогут также утверждать, будто они победили».
Но она не учла настроения своего мужа.
— Тракстон готов участвовать в соревновании. Если он может побить Плейбоя с одной больной ногой… то сделает это и с двумя.
И Тракстон сделал это, обойдя Плейбоя на целых шестьдесят метров под нежданным частым дождем, пробежав две мили за четыре минуты без двух секунд. Эндрю и его друзья выиграли десять тысяч долларов. Капитан Эрвин и его сторонники были разорены. Это было самое унизительное поражение в истории западных скачек. Сердце Рейчэл учащенно билось, когда они покидали ипподром.
Если Эндрю испытывал отчаяние после перемен в его карьере и продажи Хантерз-Хилл, то теперь его сожаления полностью исчезли благодаря успехам со скаковыми лошадьми, принесшими ему славу лучшего конезаводчика Теннесси. Капитан Эрвин выплатил свой долг, поздравив Эндрю с тем, что он сумел привить своему рысаку бойцовский дух. Шумным выступлениям Суонна был положен конец властями штата в Ноксвилле: очевидно, они пригрозили отобрать у него лицензию адвоката. В этом акте Рейчэл усмотрела влияние генерала Робертсона. До них доходили сведения, будто во время плавания по Миссисипи Чарлз Дикинсон усиленно тренировался в стрельбе из пистолета. Но Рейчэл сочла это сплетнями.
В конце мая вечером Эндрю вернулся из лавки домой расстроенным. Вскоре после захода солнца в Эрмитаж приехал Томас Овертон. Рейчэл, работавшая в своей спальне за небольшим ткацким станком, услышала голоса мужчин, разговаривавших внизу: высокий, раздраженный голос Овертона и низкий, вибрирующий голос Эндрю. Примерно через двадцать минут он поднялся наверх и сказал, что должен поехать в город по срочному делу, а вернется домой вечером следующего дня. Она старалась по выражению его лица понять, что случилось, но он, погруженный в свои мысли, поцеловал ее и вышел из комнаты.
Наступивший день пролетел быстро, ее одолели домашние хлопоты: варка фруктового варенья на десерт, чистка громоздкого зимнего постельного белья и укладка на хранение на летнее время, шитье легкого костюма для Энди. Сосед, вернувшийся из Нашвилла, доставил послание: Эндрю не сможет вернуться в этот вечер. На следующее утро Джордж принес ей экземпляр газеты «Импаршиал ревью». В газете была опубликована статья Чарлза Дикинсона, а она не знала о его возвращении в Нашвилл. Она бегло пробежала первую часть статьи, представлявшую собой пространное описание ссоры из-за уплаты штрафа, и задержалась на пассаже:
«Генерал Джэксон заявляет, что мистер Суонн действовал в роли марионетки и лживого лакея, ничего не стоящего человека, пьяницы, подлеца, негодяя и т. п. Если Эндрю адресует эти эпитеты мне, то я объявляю его (несмотря на то что он является генерал-майором милиции) ничего не значащим человеком — негодяем, трусом и слюнтяем, который под надуманными и уклончивыми предлогами избегает сатисфакции, какую он обязан дать оскорбленному им джентльмену. Это мешает мне навестить его в той манере, в какой бы мне хотелось, ибо я глубоко убежден: он слишком большой трус, чтобы применить одно из тех успокаивающих средств, какие он обещал мне в своем письме мистеру Суонну».
Она неподвижно сидела на жестком стуле, будучи не в силах даже думать, пока не услышала звук подков лошади Эндрю, пересекавшей поле. Она подбежала к открытой двери, прикрывая рукой глаза от полуденного солнца. Он соскочил с лошади во дворе, заключил Рейчэл в свои объятия и, взглянув на газету, которую она все еще держала в руке, прошептал:
— Плохие известия распространяются быстро, у них много помощников.
Он провел ее в дом. Молл готовила ужин. Она взглянула на Рейчэл и молча вышла.
— Вот почему ты уехал в Нашвилл вечером в четверг — ты прослышал, что вернулся Чарлз Дикинсон.
— Я поехал прочитать статью, прежде чем Эйстин наберет ее. Ну… я ее увидел.
— Эндрю, ты вызвал его на дуэль!
Он взял ее руку в свою:
— Я должен был сделать это. Я хотел, чтобы все это дело было улажено сегодня утром… прежде чем ты могла бы узнать… но секундант Дикинсона выдвинул кучу отговорок.