Страница 46 из 48
2
Кантор пел «Приди, любимый мой», и Шмуэль-Лейбл подпевал ему. Затем наступило время молитвы, и мужчины прочли «Славим Тебя…», к чему Шмуэль-Лейбл добавил еще и «Владыку мира». После этого он пожелал всем хорошей Субботы; раввин, ритуальный резник, глава общины, помощник раввина — там присутствовали действительно все. Мальчишки из хедера закричали: «И тебе хорошей Субботы, Шмуэль-Лейбл!» и начали гримасничать, но он только улыбнулся им в ответ и ласково потрепал одного из мальчишек по щеке. Затем он пошел домой. Снега нападало столько, что с трудом можно было разобрать контуры крыш, как если бы кто-нибудь взял да и окунул всю деревню в ведро с белой краской. Небеса, весь день казавшиеся низкими и затянутыми облаками, просветлели. Снег серебрился под лучами полной луны, выглядывающей из-за молочных облаков. На западе еще виднелись отблески заката. Звезды в эту пятницу казались больше и ярче, чем обычно, словно каким-то чудом Лапшица вдруг приблизилась к небу. Хижина Шмуэль-Лейбла, находившаяся недалеко, теперь казалась подвешенной в пространстве, как сказано: «И повесил Он Землю там, где не было ничего». Шмуэль-Лейбл шел не торопясь, стараясь следовать Закону, запрещающему покидать священные места в спешке, однако он очень хотел скорее оказаться дома. «Кто знает? — думал он. — Вдруг Шоша заболела? Или пошла за водой и, прости Господи, упала в колодец? Только Небеса знают, что может случиться с человеком!»
Стоя на пороге, он отряхнул снег с ботинок, открыл дверь и увидел Шошу. Комната наводила на мысли о Рае. Печь была вычищена, а свечи в медных подсвечниках источали субботнее тепло. Слабый запах дыма смешивался с ароматом праздничной трапезы. Шоша сидела на лавке, очевидно, поджидая мужа, и на щеках ее играл девичий румянец. Шмуэль-Лейбл пожелал ей счастливой Субботы, а она в ответ пожелала ему счастливого года. Он прочел «Мир вам, ангелы помощи…», о невидимых ангелах, сопровождающих каждого выходящего из синагоги еврея, и «Жену набожную». Всякий раз, повторяя слова этой молитвы, он не переставал удивляться, как точно они подходят к Шоше. Сама Шоша знала, что это произносится в ее честь, и думала: «Я женщина, сирота, а Бог дал мне такого замечательного мужа, который теперь молится обо мне на святом языке!»
Оба весь день ничего не ели, и поэтому к вечеру у них появился аппетит. Шмуэль-Лейбл прочел Благословения, разливая вино, и дал отпить немного из бокала Шоше. После этого они по очереди омочили пальцы в медном тазике и вытерли их полотенцем, каждый со своего края. Шмуэль-Лейбл разрезал субботний хлеб на две части и одну оставил себе, а другую протянул жене.
Едва прикоснувшись к еде, он тут же заметил, что все получилось очень вкусным, на что Шоша ответила:
— Ешь, ты говоришь так каждую Субботу!
— Что же мне делать, если это правда? — удивился Шмуэль-Лейбл.
Хотя зимой достать свежую рыбу и было трудно, но Шоше удалось купить три четверти фунта щуки. Она пожарила ее с луком, яйцом, солью и перцем и запекла с морковью и петрушкой. У Шмуэль-Лейбла сперло дыхание, и он выпил стакан водки. Когда он начал петь застольные песни, Шоша тихонько подпевала ему. Затем пришел черед куриного бульона с лапшой и блестящими кругляшками жира, плавающими на его поверхности, как золотые дукаты. В перерыве между супом и главным блюдом Шмуэль-Лейбл вновь запел Субботние Гимны. В это время года гуси стоили недорого, поэтому Шоша купила мужу не только целую птицу, но еще и большую ногу. После десерта Шмуэль-Лейбл омыл руки в последний раз и снова прочел Благословения. Дойдя до слов: «И не дай нам нужды ни в чем, и не оставь на милость чужую», — он поднял глаза к потолку и потряс в воздухе кулаками. Он никогда не уставал молиться о том, чтобы до конца дней своих жить собственными силами и никогда, прости, Господи, не зависеть от чужой доброты.
После Благословений он прочел главу из Мишны и все подходящие к случаю молитвы, какие только нашлись в его толстом молитвеннике. Затем он сел и прочел недельную порцию Пятикнижия, дважды на иврите и один раз на арамейском. Произнося слова на арамейском, он был очень осторожен и старался не сделать ошибки в особенно сложных параграфах. Закончив, он начал зевать, и в глазах его проступили слезы. Глубокая усталость охватила Шмуэль-Лейбла. Он с трудом держал глаза открытыми и, прежде чем повернуть страницу, засыпал на секунду или две. Когда Шоша заметила это, то немедленно приготовила мужу постель, положив на лавку матрас, накрытый чистыми простынями. Шмуэль-Лейбл пробормотал вечернюю молитву и начал раздеваться. Уже лежа на лавке, он сказал Шоше: «Доброй Субботы, моя благочестивая жена. Я очень устал…» — после чего повернулся лицом к стене и немедленно захрапел.
Шоша еще немного посидела, глядя на свет субботних свечей, уже начинавших оплывать и дымить. Перед тем, как отправиться в постель, она поставила рядом с лавкой мужа кувшин с водою и таз, так, чтобы он сразу после пробуждения мог вымыть руки. После чего легла и быстро заснула.
Прошел час или два, хотя вполне возможно, что и три, — какое это на самом деле имеет значение? — когда внезапно Шошу разбудил голос Шмуэль-Лейбла. Она услышала, как он шепчет ее имя, и открыла глаза.
— Что случилось?
— Ты чиста сегодня? — пробормотал он.
Она задумалась и ответила:
— Да.
Тогда он встал со своей постели и пришел к ней: его охватило желание. Сердце громко стучало, а кровь бежала по венам быстрее обычного. Он чувствовал давление в пояснице. Первым его порывом было овладеть ею немедленно, но затем он вспомнил, что Закон предписывает мужчине перед тем, как он соединится с женщиной, сказать ей несколько ласковых слов, и начал говорить о своей любви к ней и о том, что вполне возможно у них еще будет сын.
— А дочь тебя не устроит? — спросила Шоша, и он ответил:
— На все воля Божия, мы будем рады в любом случае.
— Боюсь, что для меня это уже невозможно, — вздохнула она.
— Почему нет? — возразил он. — Праматерь Сара была гораздо старше тебя.
— Как ты можешь сравнивать меня с Сарой? Тебе лучше развестись со мною и найти новую жену.
Он остановил ее, приложив палец к ее губам.
— Даже если бы мне пообещали, что я стану править над двенадцатью коленами Израилевыми и над утерянным тринадцатым, я бы и тогда тебя не оставил. Я не могу даже представить себе, что буду с другой женщиной. Ты — жемчужина моей короны.
— Что ты будешь делать, если я умру? — спросила Шоша.
— Господи, прости, что ты такое говоришь? Я умру от горя, и нас похоронят в один день.
— Не кощунствуй. Ты переживешь даже мои кости. Ты мужчина. Ты сможешь найти себе кого-нибудь еще. А что мне делать без тебя?
Он хотел ответить, но она уже целовала его. Он поцеловал в ответ ее. Каждый раз, когда они были вместе, он удивлялся: как такое возможно, что только ему одному, Шмуэль-Лейблу, принадлежит это сокровище? Он знал Закон, праведники не должны искать удовольствий. Но где-то в Священных Книгах он прочел однажды, что нет ничего плохого в обладании женщиной, которая является твоей женой по Законам Моисея и Израиля, и теперь, поняв это, он целовал ее лицо, шею, грудь. Она пыталась успокоить его, но он ответил: «Пусть потом я попаду в Ад. Но ведь и величайшие из святых любили своих жен!» Тем не менее он все же пообещал себе сходить завтра с утра в ритуальные бани, прочесть псалмы и выделить немного денег на милостыню. Так как она тоже любила его и получала удовольствие от его ласк, то сдалась и позволила делать с собою все, что он хотел.
Утолив желание, он хотел вернуться обратно на лавку, но внезапно почувствовал такую тяжесть, что просто не смог двинуться с места. Ломило в висках. У Шоши тоже разболелась голова. Она сказала:
— Боюсь, как бы в печке все не сгорело. Может, стоит открыть вьюшку?
— Прекрати выдумывать, — ответил он, — мы тут же замерзнем.
И ее усталость была такой сильной, что она согласилась с мужем. Той ночью Шмуэль-Лейбл видел странный сон. Ему приснилось, что он умер. Пришли люди из похоронного общества, положили его на стол, зажгли свечи в изголовье, открыли окна, начали читать молитвы. После этого они обмыли его и отнесли на кладбище. После того как могильщик прочел кадиш, его похоронили.