Страница 14 из 25
Всемилостивейшая Государыня!
По сделании двух батарей напротив Очакова на левом фланге армии при заложении таковой же с коммуникационными линиями на правой стороне перед садами, в ближнем от города расстоянии, 17-го сего месяца турки учинили к последней сильную вылазку. Они атаковали прикрытие, из егерских батальонов составленное, и сражение между ними продолжалось под жестоким с батарей огнем дольше четырех часов.
Неприятель, пользуясь неравностью места, рвами наполненного, стоял отчаянно, но везде был сломлен и в бегство обращен, претерпев урона до пятисот раненых и убитых. Егери поступали в сем случае с беспримерною неустрашимостью, и турки, невзирая на выгоду места, везде бежать принуждены. Между тем от жестокого действия батарей город во многих местах зажжен, и пожар продолжался до самого утра.
С нашей стороны урон состоит в убитых двух капитанах, Ушакове и Зубатове, двух капралах, двадцати восьми егерях и одном канонире. Ранены: шеф Бугского егерского корпуса генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов, поручик Скалон, подпоручики Кумкин и Шурман, сержант один, капрал один, егерей сто десять и канониров три.
Всеподданнейшие донося Вашему Императорскому Величеству о сем покушении неприятеля, к собственному его вреду послужившему, повергаю себя к освященным Вашим стопам.
Вашего Императорского Величества вернейший подданный
Пошли, пожалуй, от меня наведываться, каков генерал-майор Кутузов, я весьма жалею о его ранах.
[…]
Милостивый государь мой Михайло Ларионович!
Ее Императорскому Величеству благоугодно было во Всемилостивейшем уважении на усердную Вашу службу, радение Ваше и отличную исправность в исполнении Вам порученного пожаловать Вас кавалером ордена Святого Владимира большого креста 2-й степени. Я, препровождая к Вашему превосходительству знаки сего ордена, с тем чтобы Вы оные возложили на себя по установлению, надеюсь, что сия монаршая милость будет новым побуждением к отличению себя новыми подвигами.
Имею честь быть с особенным почтением Вашего превосходительства, милостивый государь, покорным слугою.
Измаил остается гнездом неприятеля, и хотя сообщение прервано через флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг! По моему ордеру к тебе присутствие там личное твое соединит все части. Много там равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сей нерешительного.
Рибас будет Вам во всем на пользу и по предприимчивости и усердию. Будешь доволен и Кутузовым; огляди все и распоряди, и, помоляся Богу, предпримайте. Есть слабые места, лишь бы дружно шли, князю Голицыну дай наставление, когда Бог поможет, пойдет выше.
Вернейший друг и покорнейший слуга
Любезный друг мой Катерина Ильинишна!
Я, слава Богу, здоров и вчерась к тебе писал с Луценковым, что я не ранен и Бог знает как. Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся. Вчерашний день до вечера был я очень весел, видя себя живого и такой страшный город в наших руках, а ввечеру приехал домой, как в пустыню. Иван Ст. и Глебов, которые у меня жили, убиты, кого в лагере ни спрошу, либо умер, либо умирает.
Сердце у меня облилось кровью, и залился слезами. Целый вечер был один, к тому же столько хлопот[25], что за ранеными посмотреть не могу; надобно в порядок привести город, в котором одних турецких тел больше 15 тысяч. Полно говорить о печальном. Как бы с тобою видеться, мой друг; на этих днях увижу, что можно – мне к тебе или тебе ко мне. […]
Скажу тебе, что за все ужасти, которые я видел, накупил дешево лошадей бесподобных, между прочим одну за 160 рублей буланую, как золотую, за которую у меня турок в октябре месяце просил 500 червонных. Этот турок выезжал тогда на переговоры. […] Корпуса собрать не могу, живых офицеров почти не осталось. Ты и дети не рассердитесь на меня, что гостинцев еще не посылаю, не видишь совсем таких вещей, как были в Очакове, для того что все было на военную руку.
Деткам благословение. Верный друг
[…]
С 10-го на 11-е число в три часа пополуночи все войска выступили устроенными колоннами к назначенным им пунктам, а флотилия до Дуная плыла к назначенным местам. А в пять часов с половиною все колонны, как с сухого пути, так и водою, двинулись на приступ. […]
С левого же крыла, под присутствием господина генерал-поручика и кавалера Самойлова, шестая колонна под начальством генерал-майора и кавалера Голенищева-Кутузова единовременно с первою и второю колонною, преодолев весь жесткий огонь картечных и ружейных выстрелов, дошла до рва, где бригадир Рыбопьер положил живот свой. Скоро, спустясь в ров, взошла по лестницам на вал, несмотря на все трудности, и овладела бастионом.
Достойный и храбрый генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов мужеством своим был примером подчиненным и сражался с неприятелем. Но множество оного остановило на первый миг распространение по валу, и для сего призвал он Херсонский полк, в резерве бывший, оставив двести человек при пушках на контр-эскарпе. С прибытием резерва неприятель не только отражен, но и знатною частию побит. Твердая в той стране нога поставлена, и войска простирали победу по куртине к другим бастионам […].
Жестокий бой, продолжавшийся внутри крепости, через шесть часов с половиною с помощью Божиею наконец решился в новую России славу. Мужество начальников, ревность и расторопность штаб– и обер-офицеров и беспримерная храбрость солдат одержали над многочисленным неприятелем, отчаянно защищавшимся, совершенную поверхность, и в час пополудни победа украсила оружие наше новыми лаврами.
[…]
Ставлю долгом своим свидетельствовать мужество и храбрость колоножных начальников и просить им за подвиги, труды и победу воздания. Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, взлез на вал, овладел бастионом, и когда превосходящий неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов.
[…]
Четвертого сего месяца помощью Всесильного имел я удачу разбить знатный корпус неприятеля под командою Ахмет-сераскера трехбунчужного, имевшего при себе трехбунчужного же Журн-оглу, бывшего начальника в Хотине, и двухбунчужных Кюрд Осман-пашу и Дагир арнаут-пашу, им содействовал и хан Бахти-Гирей с пятью султанами, имея при себе всех некрасовцев и неверных запорожцев.
25
Кутузов был назначен комендантом Измаила.