Страница 6 из 33
Доулиш поцеловал ее.
В следующее мгновение из кабинета раздался грохот.
Доулиш резко поднял голову. Он почувствовал, как напряглось тело Фелисити.
«Вероятно, на пол упало что-то тяжелое», — подумал Доулиш.
Теперь из кабинета доносились совершенно другие звуки.
Доулиш отомкнул ключом дверь, потом повернул ручку и резко толкнул дверь вовнутрь: дверь, как ни странно, не открывалась, она даже не подалась ни на дюйм. Доулиш навалился на нее плечом, но и это не помогло — Фернандес, похоже, забаррикадировал дверь изнутри. Доулиш на цыпочках подбежал к кухонному окну, распахнул его и выглянул наружу.
Фернандес вылезал из окна кабинета. Руками он уже ухватился за водосточную трубу, все еще стоя на краю подоконника.
— Вернитесь, — резко крикнул Доулиш. — Если сорветесь, разобьетесь насмерть.
Вместо ответа Фернандес продвинулся еще чуть-чуть по подоконнику и даже оторвал одну руку от водосточной трубы. Находясь в таком полу подвешенном положении — одной ногой опираясь на подоконник, одной рукой держась за трубу, — он вдруг что-то вытащил из кармана. Тускло блеснула сталь пистолета.
— Фернандес, вернитесь в комнату или…
Громыхнул выстрел, и пуля вдребезги разнесла оконное стекло, тут же разлетевшееся с глухим звоном. Донесся дикий вопль Элис.
Доулиш не стал высовываться в зону обстрела, а метнулся в коридор. Тут он столкнулся с Фелисити.
— Пат… — только и смогла произнести она, всхлипывая.
— Я перехвачу его внизу, — решительно сказал Доулиш.
— Ну зачем он тебе! — умоляюще крикнула Фелисити. — Пусть убегает! Он убьет тебя. — Она схватила его за рукав.
— Дорогая, не сходи с ума, — Доулиш попытался высвободить руку, но Фелисити держала его крепко. Время было дорого — ведь Фернандес спускался сейчас вниз по водосточной трубе. На какое-то мгновение Доулиша охватило неудержимое бешенство — самое натуральное бешенство, а не просто злость. Он крепко взял Фелисити за талию, решительно отстранил от себя, вынуждая ее оторвать он него руку, потом перехватил ее взгляд, устремленный на него.
— Прости, Фел, но…
— Ладно, — резко оборвала она. И… отпустила его.
Она повернулась к нему спиной; похоже, в ней было сейчас столько обиды, что она даже не могла выразить ее словами. Он медлил.
— Дорогая!
— О боже, беги, беги под пулю, беги на смерть! — крикнула она.
Он поспешил к двери, обернулся к ней и… опешил: она смеялась. Она знала, что теперь ему не успеть — она добилась своего. Он улыбнулся, грозно потряс кулаком, потом открыл дверь и выскочил наружу.
В доме царила тишина. На улице было тихо и безлюдно.
Машина Доулиша стояла на обочине, сверкая лаком в свете уличных фонарей, но сейчас она была ему не нужна. Вдоль дома тянулась пустая незастроенная полоска — он стремительно, почти бегом пересек ее, достиг того места, откуда можно было наблюдать за задней стороной здания. В темном проеме разбитого окна виднелась черная фигура — казалось, она содрогается, словно от электрического тока.
«Хохочет», — догадался Доулиш.
Фернандес как в воду канул; поблизости не было слышно ни звука, лишь издалека доносился едва различимый приглушенный шум моторов.
— Что ж, бой местного значения ты выиграла, поздравляю!
— Выиграла время, и только, — философски заметила Фелисити. — Хотя прекрасно понимаю, что ничто в мире не остановит тебя с лихвой наверстать упущенное. Великий сыщик Патрик Доулиш вряд ли может позволить себе бездействовать, когда втуне эксплуатируется его имя и чернится его репутация, когда ставится под сомнение его порядочность, когда затрагиваются его честь и достоинство. И…
— А может, ты меня и вправду подозреваешь в том, что я женился на этой девушке? Конечно, я так пока не думаю, но…
— Я подозреваю, что существует заговор. — Фелисити, откинувшись в своем кресле-качалке, смотрела на него, с трудом сдерживая нелицеприятные уколы. — Вопрос в том, с чего ты намерен начать?
Он ответил не сразу.
Часы пробили половину двенадцатого. Элис, еще не вполне оправившаяся от потрясения, вызванного выстрелом, ушла развеяться в город на некоторое время. Ее нетрудно было уговорить не распространяться о необычном визите и столь же необычном исчезновении неистового испанца, к тому же они знали Элис достаточно хорошо, чтобы быть совершенно уверенными в том, что она не станет болтать лишнего.
Соседи либо вовсе не слышали выстрела, либо не очень этим обеспокоились.
С тех пор как сбежал Фернандес, никто не звонил по телефону, никто не стучал в дверь.
Выяснилось, что Фернандес не предпринимал никаких попыток вскрыть сейф и не повредил ничего из мебели в кабинете; просто, открывая окно, он, видимо, сильно ударился ногой о стол, отчего, вероятно, и раздался грохот.
Теперь воцарилась абсолютная тишина, какая наступает после того, как отшумит, отгуляет свое, исчерпав все силы, океанский шторм.
— Давай-ка вернемся еще раз к Мепите, — предложил Доулиш. — Вспомни дословно, что она тебе говорила.
Фелисити безнадежно пожала плечами.
— Она произвела чудесное впечатление! Она была… надеюсь, еще есть… Как бы это тебе объяснить? От нее исходил свет безмятежной юности и полноты счастья. Я не шучу! Я была почти уверена, что ты и в самом деле втюрился в нее. Но когда она коснулась своего замужества… я, вполне естественно, постаралась разузнать все, что только было можно. Не очень-то много удалось, но все-таки. Она…
Фелисити прервала свой рассказ.
— Продолжай, — тихо попросил Доулиш.
Фелисити помолчала еще секунду-другую, потом выпалила:
— Просила передать, что любит тебя!
Доулиш расхохотался.
— В таком случае, я не скажу больше ни слова, — запротестовала Фелисити. — Теперь, если… во-первых… послушайся моего совета: позвони домой Биллу Триветту и расскажи ему все как есть. Фернандес не представляет сейчас никакой опасности; его здесь нет, так что ты не можешь заставить его дать показания.
— И достаточно разумно, и близко к истине, — пробормотал Доулиш, — но он может опять объявиться. Мне бы хотелось знать, почему он так нервничает при упоминании о полиции.
— На мой здравомыслящий взгляд, драгоценные камни.
о которых он тут говорил, — краденые, — серьезно заявила Фелисити. — Фернандес и его сестра каким-то образом похитили эти камки и решили, что без особого труда доведут дело до благополучного конца, «ели знаменитый мистер Доулиш станет членом их семьи. Потом они уговорили его реализовать краденые камни. Интрига, — продолжала Фелисити, — настолько очевидная, что у меня просто в голове не укладывается, как это ты, с твоими-то способностями, не сумел с самого начала все это разглядеть.
— Очевидная, это верно, за исключением, правда, того, что вышеупомянутые здравомыслящие глаза не удосужились обратить внимание на броские и исключительно важные моменты, а в остальном, конечно, ты права, — парировал Доулиш. — И все же я не думаю, что мне следует беседовать с Триветтом прямо сейчас, ночью. Фернандес, скорей всего, к утру станет мыслить более разумно. Так что давай лучше сначала выспимся. Утро вечера мудренее.
Фелисити снисходительно пожала плечами.
— Возражать тебе — значит напрасно тратить время. Ты четко знаешь, что будешь делать, и непоколебим в своих намерениях. Мне бы пора уже привыкнуть. Ты всегда выбираешь самый безрассудный путь и проходишь его без страха и упрека до конца. Почти всегда меня бесит это, но в душе я считаю, что и сама поступила бы точно так же.
Доулиш шагнул навстречу Фелисити.
— Благодарю тебя, солнышко, — ласково сказал он.
На следующее утро Доулиш проснулся очень рано.
Дыхание Фелисити было ровным и умиротворенным, и ему было жалко поднимать голову с ее груди — он боялся разбудить ее. Он нежно улыбнулся, вспомнив, что она сказала ему вчера вечером.
Он обладал недюжинными способностями в сыскном деле; однажды бравый инспектор Триветт из знаменитого Скотленд-Ярда, в минуту откровения, доверительно сообщил ему, что вместо шести вышколенных сыщиков он предпочел бы иметь помощником одного Доулиша. Доулиш, по его мнению, обладает нюхом на преступления, на следы, как бы они ни были запутаны и вроде бы невидимы, на интригу, какой бы темной она ни была, и умеет прокладывать путь к истине, несмотря ни на какие препятствия. Занимаясь частным сыском, Доулиш приобрел некоторые необходимые в таком сложном деле навыки. Мог, к примеру, блокировать любой замок, открыть любой сейф, всегда был готов пойти на любой риск, своей силой воли и умом мог противостоять преступникам и, когда необходимо, полиции.