Страница 14 из 33
Теперь он разъезжает по всему свету в поисках ценных предметов антиквариата, а Септимус облечен всеми полномочиями первого лица, способного принять важное решение.
Септимус обладает приятной, хотя внешне и неброской наружностью, ему, как считает Доулиш, под сорок. В нем чувствуется какая-то скрытность. На худом, туго обтянутом кожей лице с тяжелыми набухшими веками резко выделяются темные глаза. Быть может, Гейлу было известно о нем все, а может, было нечто, неизвестное и Гейлу. Во всей его манере держаться было неизъяснимое «нечто», которое явственно указывало на то, что некоторое время он провел в тюрьме. Септимус хлебнул тюремной похлебки, это несомненно.
Триветт обнаружил изумруды племени «кру» в магазине Гейла, но почему-то никаких действий против Ли не предпринял.
Тем не менее, Септимус Ли, в принципе, может быть преступником.
Доулиш понимал все это и все же решил попытаться привлечь его к делу; он вынужден был поступить так, поскольку сейчас ему не приходилось рассчитывать на помощь полиции.
Когда Доулиш подъехал на своем «хамбере», Септимус поспешил к машине, чтобы распахнуть дверцу. На заднем сиденье машины он увидел большой денежный сундук эпохи короля Иакова I, предмет обстановки квартиры на Сент-Джонс Вуд.
— Привет, Сеп, — оживленно поприветствовал Септимуса Доулиш. — Помогите занести эту штуковину.
— Добрый день, сэр. Похоже, она вам изрядно надоела?
— Ну, так бы я не сказал, конечно, — возразил Доулиш, улыбаясь.
Септимус смотрел на него пристальным, задумчивым взглядом.
Они вместе внесли сундук в подсобку магазина. Здесь было почти темно. Потащили его вверх по узеньким ступенькам, сутулясь, чтобы не удариться головой о нависающие балки потолка. Эта часть магазина не была модернизирована, как, впрочем, и хранилище — просторное, пыльное и почти пустое.
Септимус Ли смотрел на Доулиша настороженным, даже подозрительным взглядом. Или это только почудилось Доулишу? Темные глаза на бледном лице были потрясающе выразительными — они отражали внутреннюю тревогу. Испанские глаза на англо саксонском лице.
Септимус все еще ждал разъяснений.
Доулиш закурил сигарету и внимательно посмотрел на него, размышляя, с чего бы начать откровенный разговор.
Наконец ему показалось, что он нашел наиболее удачный ход.
— Давайте отомкнем сундук, Сеп, парню надо подышать свежим воздухом, — вдруг предложил Доулиш.
Септимус стоял, не двигаясь, но выражение его лица ничуть не изменилось. Потом он принялся раскрывать сундук. Да, нервы у него были в порядке.
Доулиш прошел в маленькую комнатку на верхнем этаже, откуда он мог взглянуть на Джил-стрит.
Снаружи не было никого, кто интересовался магазином Гейлов.
Доулиш вернулся в подсобку. На стеках висели картины, по углам стояли старые шкафы, серванты и больше ничего.
Септимус сверху вниз смотрел в испуганные глаза человека, называвшего себя О’Флинном. Тот как раз вылезал из сундука и, похоже, никогда за всю свою жизнь не испытывал такого страха, как сейчас.
Доулиш присоединился к Септимусу, который даже не повернул головы в его сторону.
— Сеп, — сообщил Доулиш, — этот парень чуть не укокошил меня сегодня, кроме того, он знает много такого, что нам обоим интересно было бы услышать. Поэтому особенно церемониться с ним не следует. — И он улыбнулся той улыбкой, от которой застыла кровь в жилах О’Флинна. — Кстати, комната звуконепроницаемая, так что сколько ни шуми, все бесполезно, — продолжил Доулиш прежним устрашающим голосом. — Времени у нас в обрез, но я думаю, у нас он заговорит быстро, мы тут не в полиции.
Голос Сепа Ли прозвучал ласковой свирелью.
— Разумеется, сэр. Как иначе…
О’Флинн заговорил…
Доулиш услышал малоприятные для себя новости.
В течение последних месяцев его имя очень часто упоминалось в лондонском Ист-Энде, особенно в тех притонах, где встречаются профессиональные преступники. Там о нем говорили как о скупщике краденого, причем «надежном», особенно интересующимся драгоценными камнями… хотя не гнушающимся ничем, что можно выгодно толкнуть.
Его видели всего два-три человека, они-то и рассказывали о нем, описывая одинаково.
Торговлю он вел через подставных лиц… И насколько известно О’Флинну, ходил слух, что обычно он действовал через одного и того же мужчину, а может, женщину.
Рассчитывался он всегда мелкими купюрами, что затруднило бы расследование при известном повороте. Доулиш начал верить, что это вовсе не слух: мужчина, прикрывающийся его именем, именем Патрика Доулиша, компаньона антикварно-ювелирного магазина Гейлов, действительно существует и активно действует.
Сам О’Флинн никогда в лицо его не видел, ему приходилось видеть самого Гейла, входившего в магазин Гейла и выходившего из него, но он был уверен, что Доулиш и есть тот самый скупщик. Ему и в голову не могло прийти, что тут кроется ошибка. То, как он рассказал всю историю, да и сами ее подробности, свидетельствовало о том, что он говорит правду.
О’Флинн объяснил, что его наняли для наблюдения, и его основная задача состояла как раз в том, чтобы наблюдать, хотя, конечно, при необходимости, он мог бы применить — для пущей безопасности того, ради кого велось наблюдение, — и силу. Было очевидно, что он не испытывает угрызений совести, равно как и жалости, сейчас им владело только одно чувство — чувство страха, страха за собственную шкуру.
Он бы взялся выполнить любую работу, кто бы ни предложил ее, а в данном случае его наняли для того, чтобы проникнуть в отель «Литтон» и обследовать комнату Фернандеса и его багаж. Ему надлежало найти фотографию девушки и мужчины, снятых вместе.
— Нашел? — оборвал его Доулиш.
— Она… она у меня в кармане, — пробормотал О’Флинн. Он засуетился и быстро сунул руку во внутренний карман пальто. — Вот она.
Это была фотография Мепиты. Рядом с ней стоял мужчина, которого очень легко можно было принять за Доулиша.
Глава 10
Репутация
О’Флинна оставили одного в подсобке, привязав предварительно к массивному креслу.
Доулиш и Септимус Ли находились в соседнем помещении, располагавшемся слева от лестницы. Они встали у большого окна, причем так, чтобы можно было наблюдать за большей частью магазина внизу, тогда как их оттуда никто увидеть не мог.
— Сеп, — бодро начал Доулиш, — я думаю, настало время побеседовать. Вы слышали рассказ О’Флинна. Произошло много странных вещей, и все они — звенья одной хитроумно задуманной цепи. Я чуть было не застрял сегодня утром в тюрьме: все было подстроено так ловко, что даже Триветт не почуял подвоха. Его заставили поверить, что я клюнул на краденые изумруды. Триветта знаете?
Септимус как бы нехотя улыбнулся.
— В разрезе нашего с вами разговора — да, сэр, конечно. В свое время я с чувством облегчения и признательности воспринял тот факт, что мистер Гейл не намерен проявлять интереса к оплошности, в результате которой я, скажем так, познакомился с мистером Триветтом. — Улыбка, появившаяся на его лице, была очаровательной и обезоруживающей. — Я имею в виду те семь лет, которые я получил за превышение доверия.
— Было за что получить?
— К сожалению, да. Я был поверенным в одной фирме и имел неосторожность влюбиться. Как говорится, потерял голову. — Он вздрогнул. — Год за нее, может быть, еще и не грех было отсидеть, но никак не семь. Теперь она замужем, у нее трое детей и солидный муж. Сейчас она вряд ли призналась бы, что мы с ней когда-то были знакомы. Позвольте сделать вам краткое сообщение, мистер Доулиш?
— Разумеется.
— Сегодня утром сюда в магазин приходил мистер Триветт… Я звонил вам несколько раз, чтобы сообщить об этом, но вас не было дома. Мне ничего не известно об этой истории. Я не занимаюсь скупкой краденого товара. Так или иначе, я готов помочь вам, хотя должен предупредить, что полиция скорей всего — и это вполне естественно — будет наблюдать за моими действиями.