Прокаженный

— Чего? — Сарычеву стало смешно, однако он сдержался.

Отвесов, резко обернувшись, продолжил:

— Опознал вас по фотографии и подробнейшим образом описал внутреннее расположение вашей квартиры. Надо вам сдать кровушку, майор, и немедленно, я уже звонил на Гоголя, там в курсе.

Он потянулся к телефону и, быстро набрав номер:

— Вова, заберешь от подъезда. Эта же машина привезет вас назад. — Он повернулся к Сарычеву и показал редкие, похожие на частокол зубы. — Ну и придется подождать, сами понимаете…

Был он весь какой-то донельзя фальшивый, официально-омерзительный, как это и полагается способному особисту. Ясно чувствовалось, что судьба Сарычева ему до фени.

В лечебнице у майора взяли кровь, отправили ее на анализ, а его самого снова повезли на Захарьевскую и в ожидании результата определили в комнату инспекторов. Ответ не заставил себя ждать слишком долго — еще и стемнеть не успело, как звякнул телефон внутренней связи, и Сарычева попросили к подполковнику. Отвесов встретил майора ледяным спокойствием и без всякого выражения, равнодушно произнес:

— ВИЧ-реакция положительная, СПИД у вас, Сарычев. Это косвенно подтверждает показания педераста. Так что заявляю вам официально, вопрос о вашем пребывании в органах МВД будет решаться на Коллегии ГУВД. Пока все…

Он протянул майору пропуск и кинул в спину:

— Вас известят.

Сарычев вышел на улицу, вдохнул полной грудью морозный воздух и неторопливо подался к Неве. Он был удивительно спокоен, будто известие о смертельной заразе уже ничего не меняло в его жизни. Стоя у каменного парапета набережной, майор внезапно понял, что стал абсолютно свободным. Теперь он ни от кого и ни от чего не зависит. Никакой значимости не представляют для него ни законы, порождающие беззаконие, ни страх, ни условности, ни корысть, да и сама жизнь утратила былую ценность, ее как бы уже отняли у него. Наконец-то он может делать только то, что подсказывает ему совесть. Как там гласит истина из Бусидо? «Кто держится за жизнь — умирает, презирающий смерть — живет».

«Ладно, мы еще пошумим». Чувствуя, что начинает замерзать, Сарычев шевельнул плечами и двинулся по набережной. Он невольно вспомнил все, что знал о СПИДе. Чума двадцатого века… Отсутствие иммунитета… Саркома Капоши… Почивший Фредди Меркури… Припомнилась и сказочная история о возникновении самого вируса — обделенные женским вниманием представители мужского населения джунглей трахали несчастных зеленых мартышек и вскоре сами позеленели от СПИДа — природа-мать наказала, мол, не обижайте братьев (сестер) наших меньших!

Окончательно задубев, Александр Степанович добрался до Горьковской и, решив, что на сегодня впечатлений достаточно, поехал домой. Час пик давно миновал, вагон подземки был полупустой. Сарычев присел с краю, у самого стоп-крана, и от нечего делать принялся, глядя на рекламный плакат, вникать в невиданные достоинства новых женских прокладок. Внезапно рядом послышался какой-то шум, и, повернув голову, майор узрел банальнейшую ситуацию. Четверо блудных сынов гор взяли в кольцо девицу и хором лапали ее с веселыми гортанными возгласами. Кроме Сарычева, происходящее, казалось, никого не интересовало — за излишнее любопытство по нынешним-то временам можно и в рожу получить.

— Бог в помощь, ребятки. — Майор встал и подошел поближе. — Только, может быть, вам лучше подрочить?

— Тебя, русский, спрашивают, да? — Обиделись дети гор и сразу забыли про девицу. Зато один, самый гордый, сразу вспомнил маму Сарычева, взмахнув при этом растопыренной пятерней и отдав опорную ногу. Александр Степанович больше разговаривать не стал — травмировал герою колено и взял на болевой контроль кисть. Да только, похоже, перестарался — джигит заорал так, что заложило уши, пришлось несколько ослабить хватку. В наставшей тишине майор подмигнул девице:

— Давай, барышня, двигай.

— Спасибо вам. — На ближайшей остановке она выскользнула из вагона, а Сарычев, улыбнувшись воспитуемому: «Молодец, хороший мальчик», — уселся на свое место. Сквозь неплотно сомкнутые ресницы он видел, как возбужденные джигиты о чем-то бурно переговариваются, энергично жестикулируют и посматривают совсем недобро в его сторону. Было ясно, что продолжение последует.

Наконец объявили остановку Сарычева, и он вышел из вагона, успев отметить, что раненый джигит поехал дальше, видимо, зализывать раны, а трое его кунаков продолжили поиск приключений на свои волосатые задницы.

Миновав пятак перед станцией метро, сплошь утыканный ларьками и замерзшими коробейниками, майор пересек улицу и через пару минут оказался в сквере, заснеженном и безлюдном. Скоро позади заскрипел снег, и, обернувшись, Сарычев увидел джигитов. Они мчались на него молча, не расходуя энергию в крике, в руке одного из них был «нож для выживания» — тридцатисантиметровый клинок, как и положено, с пилой, точь-в-точь как у мокрушника Рэмбо в одноименном блокбастере.

В то же мгновение майор понял, что с ним начинает происходить что-то непонятное. Он вдруг ощутил себя длиннобородым седым старцем, одетым в высокие усмяные сапоги и свободные штаны с широким поясом. Когда озверевший горец наконец подбежал к нему и попытался ткнуть свиноколом в живот, Сарычев удивительно легко уклонился и ударил его основанием ладони в лицо. Раздался дикий вопль, только закричал не нападавший, а его застывшие от ужаса товарищи. Какое-то время сыны гор безумными глазами смотрели на неподвижное тело, затем синхронно развернулись и растворились в темноте. Майор пришел в себя и тоже содрогнулся — он снес джигиту полчерепа. На снегу темнела кровь, пахло бойней и бедой. «Чертовщина какая-то». — Так ничего и не поняв, Сарычев оглянулся по сторонам и быстро пошел прочь.

Поднявшись домой, он разделся и, прежде чем пойти в ванную, просмотрел АОН. Оказалось, что никому, кроме Петровича, до него дела не было. Майор тут же набрал его номер и, когда трубку сняли, улыбнулся:

— Люся, привет. Ну где там Петрович?

На том конце линии долго стояла тишина, потом раздался сдавленный стон, и безжизненный женский голос произнес:

— Саша, это я звонила. Игорь погиб.

Замначальника Калининского РУВД подполковника Гусева Сарычев знал хорошо — когда-то служили вместе. Услышав в телефонной трубке его негромкий прокуренный голос, майор проглотил ком в горле:

— Слава, здравствуй, это Сарычев беспокоит.

— Привет, Саша, как жизнь?

Чувствовалось, что подполковник рад старому товарищу, и майор соврал:

— Спасибо, все хорошо. — Потом помолчал немного и вздохнул: — Друга у меня, Слава, замочили. Вчера, на твоей земле. Хотелось бы взглянуть на материалы дела.

— Какой отдел занимается? — быстро спросил Гусев. — Шестерка? Поезжай, проблем не будет.

— Спасибо. — Майор отключился, надел рабочий костюм и уже через полчаса был в оплоте правопорядка.

Нашел дверь с табличкой «Начальник уголовного розыска», постучался, вошел.

— Добрый день. Моя фамилия Сарычев.

Его ждали. Из-за стола тут же поднялся невысокий белобрысый крепыш и, вытянувшись, представился:

— Здравия желаю, капитан Стрыканов.

Играя роль до конца, майор протянул ему руку.

— Здравствуйте, капитан. Меня интересует дело Семенова Игоря Петровича, 56-го года рождения.

— Да, я в курсе, вчера зажмурился. — Осекшись, Стрыканов виновато взглянул на Сарычева. — Извините, сейчас принесу корки.

Выяснилось, что вчера часов в шесть вечера к Семенову в зал зашел неустановленный мужчина. Тот сразу закончил тренировочный процесс и отправил всех в раздевалку. Один из занимавшихся, некто Миша Громов, пятнадцати лет, забыл в зале боксерские перчатки, но забрать их сразу не смог, так как двери были заперты. Только попарившись в сауне, вымывшись и одевшись, то есть примерно в восемнадцать сорок пять, он возвратился в зал за своим имуществом и нашел Семенова Игоря Петровича лежащим на ринге на спине с полным отсутствием признаков жизни. Никаких наружных повреждений на теле обнаружено не было, а вскрытие показало, что умер он мгновенно, от остановки сердца, также абсолютно здорового и неповрежденного. Внешность заходившего мужчины никто толком описать не смог, и составление фоторобота было проблематично.