Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 95 из 142

Мету воодушевляло, что её выбор одновременно давал возможность осуществить давнюю мечту доброй матери. Но эти прекрасные грёзы мало-помалу рассеивались, как дым, ибо Франц исчез из поля зрения Меты и ничем больше себя не обнаруживал. К тому же весь город облетел слух, что он приказал как можно лучше украсить свой новый дом к предстоящей свадьбе с богатой антверпенкой, которая находится уже в пути. Эта печальная весть совсем вывела любящую девушку из равновесия, и она поклялась отныне изгнать из сердца вероломного изменника. При этом слезинки, одна за другой, скатывались из её девичьих глаз.

В один из таких грустных вечеров, когда Мета, закончив работу, как обычно вспомнила любимую поговорку матери, которой та поощряла её к труду и прилежанию: «Пряди, дочка, пряди, — жених сидит в пряже!», чей-то палец нежно постучал в дверь. Мать Бригитта выглянула в окно… За дверью стоял жених! И кто же? Не кто иной, как приятель Франц из узкого переулка!

Он был одет в великолепное праздничное платье, а его тщательно расчёсанные русые кудри благоухали дорогими духами. Вид гостя возвещал, во всяком случае, не о том, что он пришёл вести разговор о торговле льном. Поражённая мать Бригитта хотела что-то сказать, но язык не повиновался ей.

С бьющимся сердцем Мета поднялась с кресла и стояла молча, только щёки её пылали, как алые розы. Но Франц прекрасно владел речью, и нежные звуки адажио, которые когда-то выводила его лютня, он одухотворил изящным текстом, выразив на этот раз свою безмолвную любовь ясными и недвусмысленными словами. Через мать Франц сделал торжественное предложение её дочери, добавив, что в его доме уже закончены все приготовления к встрече невесты, если только прелестная Мета даст своё согласие.

Рассудительная мать, приведя в равновесие свои чувства, хотела, как водится, взять восемь дней на обдумывание предложения, но Франц, которому слёзы радости, катившиеся по щекам доброй женщины, не предвещали с её стороны никаких препятствий, был тем не менее так настойчив, что она выбрала середину между материнским достоинством и желанием жениха, а окончательное решение этого вопроса предоставила на усмотрение милой Меты.

С той минуты, когда в комнату вошёл Франц, в девичьем сердце произошла заметная революция. Появление молодого человека было красноречивым доказательством его невиновности. При этом, во время беседы, выяснилось, что кажущаяся холодность её сердечного друга объяснялась ничем иным, как стремлением, отчасти, поскорее пустить в ход торговое дело, а, кроме того, сделать необходимые приготовления к предстоящей свадьбе. Поэтому у него просто не оставалось времени для ежедневных свиданий.

Итак, на пути к тайному примирению влюблённых не было больше камня преткновения. Девушка поступила с изгнанником, как мать Бригитта с прялками, преждевременно выставленными ею в чулан, или, как первородный сын церкви с изгнанным парламентом,[206] — она с почётом вернула его в своё сильно бьющееся сердце, предоставив все прежние права. Коротенькое словечко из двух букв — «Да», утверждающее счастье любви, с невыразимой прелестью соскользнуло с её нежных уст, и счастливый влюблённый не мог удержаться, чтобы не запечатлеть на них пылкий поцелуй.

Отныне у нежной пары появилась возможность расшифровать и перевести на звучный язык слов иероглифы их тайной любви, что сделало беседу между ними самой приятной из тех, что когда-либо вели друг с другом двое влюблённых. Так что нашим экзегетам[207] можно только пожелать, чтобы и они так же правильно и без искажений понимали и истолковывали любой текст. Восхищённому жениху, как и в тот день, когда он отправлялся в свой крестовый поход в Антверпен, не легко было расстаться с прелестной невестой. Но у него оставалось ещё одно неотложное дело, которое он хотел выполнить сам, поэтому ему пришлось всё-таки взять небольшой отпуск. Франц направился к Везерскому мосту в надежде найти там одноногого солдата, которого ещё не забыл, хотя и не сдержал пока своего обещания.

После того разговора со щедрым бездельником, Седая Голова всякий раз зорко высматривал его, беря на мушку каждого прохожего. Он помнил обещание Франца и всё же не очень-то надеялся снова его увидеть. Но встреча с ним не изгладилась из его памяти, и теперь, ещё издали увидев хорошо одетого молодого человека, отставной солдат поспешил ему навстречу. На дружеское приветствие Франц ответил тем же и сказал:

— Приятель, не мог бы ты пойти со мной в Нейштадт, сделать там одно дело? Я награжу тебя за твоё усердие.

— Почему же нет? — ответил старик. — Хотя у меня только одна нога, а другая деревянная, но я могу ходить так же быстро, как тот хромой карлик, который обежал когда-то городской луг.[208] Деревянная нога, скажу я вам, имеет одно преимущество, — она никогда не устаёт. Только подождите немного. Сейчас должен пройти Серый Кафтанчик, — он каждый вечер проходит через этот мост.

— Что это за Серый Кафтанчик? — спросил Франц. — И почему он так тебя интересует?

— Серый Кафтанчик каждый день приносит мне серебряную монету на ужин, не знаю от кого. Но не над всякой же вещью полезно ломать себе голову, поэтому я и не любопытствую. Раз мне это нравится, то пусть Серый Кафтанчик будет хоть самим чёртом, вознамерившимся за деньги купить мою душу. Но чёрт он или не чёрт, — что мне за дело. Я с ним сделку не заключал.





— Я полагаю, — сказал Франц, улыбаясь, — за Серым Кафтанчиком скрывается какой-то плут. Но следуй за мной, а в серебряных монетах у тебя недостатка не будет.

Деревянная Нога похромал за своим провожатым, и тот улочками и переулками повёл его на край города, пока не остановился у маленького, вновь отстроенного домика, вблизи городского вала. Франц постучал, и когда дверь открылась, сказал, обращаясь к спутнику:

— Друг, ты подарил светлый вечер в моей жизни и будет справедливо, если я сделаю тебе подарок, который украсит вечер твоей жизни. Этот дом со всем, что в нём находится, и с садом вокруг него принадлежит тебе. В кухне и погребе есть всё необходимое. Слуга будет ухаживать за тобой и, сверх того, ты будешь ежедневно перед обедом находить под тарелкой серебряную монету. Открою тебе тайну: Серый Кафтанчик — мой слуга, которого я каждый день посылал подать тебе честно заслуженную милостыню, пока строился этот дом. Если хочешь, можешь считать меня своим добрым ангелом, ибо твой ангел-хранитель не заслужил твоей благодарности.

Франц ввёл старика в его новое жилище, где был накрыт стол и всё располагалось так, чтобы ему было удобно и уютно. Старик не мог прийти в себя от неожиданно свалившегося на него счастья. Ему, правда, было непонятно, как богач мог пожалеть бедняка, — уж не мираж ли это? Но Франц рассеял сомнения старого солдата. Благодарные слёзы покрыли старческие морщины, а сам благодетель, не дожидаясь, когда новый хозяин дома, оправившись от смущения, примется его благодарить, выполнив ангельскую миссию, исчез, как это обычно делают ангелы, и предоставил своему подопечному объяснять это событие так, как ему вздумается.

На следующий день в квартире очаровательной невесты было шумно, как на ярмарке. Франц послал к ней торговцев, ювелиров, модисток, кружевниц, портных, башмачников и вышивальщиц. Целый день она провела, выбирая материи, кружева и другие необходимые для невесты предметы и снимая мерки для новых нарядов. Её стройные ножки, прекрасной формы рука и тонкая талия были столько раз и так тщательно измерены, как будто скульптор собирался лепить с неё богиню любви.

Жених тем временем заказал в церкви обряд венчания, и не прошло и трёх недель, как он повёл невесту к алтарю.

Свадебное торжество, по своему великолепию, далеко превзошло всё, что было во время бракосочетания Пивного Короля.

Мать Бригитта насладилась блаженством, украсив добродетельную дочь миртовым венком. Она дождалась своего бабьего лета: исполнилось её желание прожить остаток дней в довольстве. И это было наградой за её похвальное качество, — она была самой терпеливой и самой покладистой тёщей, какую когда-либо знал свет.

[206]. Намёк на восстановление королём Франции Людовиком ХV в 1774 году упразднённого им парламента. Первородным сыном церкви назывались потомки французских королей, начиная от Хлодвига, который, когда принимал крещение, был единственным королём-католиком на Западе.

[207]. В древней Греции — толкователи оракулов, иногда законов и обычаев.

[208]. Согласно старой легенде, одна графиня из соседнего графства в шутку обещала жителям Бремена столько земли, сколько может за один день обойти калека, нанятый ею за небольшую милостыню. Только она дала слово, калека поковылял, да так хорошо, что благодаря ему город получил для своих горожан большой луг.