Страница 87 из 142
Франц дал лошадёнке шпоры и скоро достиг ворот замка, построенного в старинном готическом стиле. Он смело постучал в железную дверь.
— Кто там? — отозвался изнутри голос.
Церемония открывания ворот была так же тягостна для озябшего путника, как и для наших путешественников, справедливо проклинающих деспотизм стражников и таможенных чиновников. Так или иначе, Францу ничего не оставалось, как покориться обычаю этого дома и терпеливо ждать, настроен ли добрый человек в замке поколотить его, или соизволит предложить ночлег под открытым небом.
Владелец старого замка в юности был бравым воином и служил в королевских войсках под знамёнами храброго Георга Фрундсбергского. Командуя пехотинцами, он совершил поход в Венецию, потом вышел в отставку и жил в своём имении, искупая грехи, совершённые в военных походах. Он делал много добрых дел, — кормил голодных, поил жаждущих, давал приют странникам, которым приходилось, правда, терпеть от него побои, ибо это был грубый, дикий воин, за многие годы, проведенные им в тиши мирной жизни, так и не избавившийся от своих солдатских привычек. Продрогшему путнику, готовому за хорошее угощение подчиниться местным обычаям, ждать пришлось недолго. Изнутри заскрипели засовы, и ворота распахнулись со стоном, будто предостерегая жалобными звуками незнакомца, а, может быть, сочувствуя ему.
Холодная дрожь пробежала по спине испуганного путника, когда он въезжал в ворота замка. Но, вопреки ожиданиям, Франц был встречен с надлежащим гостеприимством. Несколько слуг поспешили помочь ему сойти с седла, отстегнули багаж, отвели вороную в стойло и провели гостя к господину в хорошо освещённую комнату. Воинственный вид атлетически сложенного человека, вышедшего ему навстречу и оказавшегося, между прочим, мужчиной в расцвете сил и полным энергии, крепкое рукопожатие, от которого Франц едва не вскрикнул, и громкий голос, будто перед ним глухой, привели робкого странника в трепет. Он никак не мог скрыть своё состояние и дрожал всем телом.
— Что с вами, молодой человек? — спросил рыцарь громовым голосом. — Что вы дрожите, как осиновый лист и бледны как смерть?
Франц немного успокоился, вспомнив, что его спине все равно ещё предстоит оплачивать счёт, и его малодушие вдруг сменилось храбростью.
— Господин, — ответил он непринуждённо, — вы видите, меня насквозь промочил дождь, будто я только что переплыл Везер. Прикажите слугам сменить мне платье, а моё высушить, и пусть подадут закуску да хорошего вина, чтобы прогнать лихорадку, — вот тогда и сердцу моему будет радость.
— Хорошо, — сказал рыцарь, — требуйте, что вам нужно и располагайтесь, как дома.
Осмелевший Франц заставлял прислуживать себе, как турецкому паше. Зная, что от побоев ему все равно никуда не уйти, он решил получить за них как можно больше удовольствия и всячески издевался над слугами, которые старались во всём ему угодить. «Чему быть — тому не миновать! — думал он про себя. — Семь бед — один ответ!»
— Эта жилетка для жирного брюха, — говорил он, — принесите другую, и чтобы она была мне впору. Эта туфля давит мне на мозоль и жжёт, как огонь, — посадите её на колодку. Эти брызжи жёсткие, как доска, и душат меня, как верёвка, — подайте сюда другие, помягче и не перекрахмаленные.
Хозяин дома не проявлял ни малейшего недовольства этим бременским простодушием. Напротив, он сам подгонял слуг, следил, чтобы они проворнее исполняли все приказания и то и дело ругал их, называя никуда не годными болванами, не умеющими услужить гостю. Наконец, накрыли стол.
— Не хотите ли что-нибудь на десерт? — спросил хозяин.
Гость ответил:
— Велите подать всё, что у вас есть, — я посмотрю, хороша ли ваша кухня.
Тотчас же явился повар и уставил стол прекрасными яствами, которыми не побрезговал бы ни один граф. Франц, не ожидая приглашения, усердно налёг на еду. Наевшись досыта, он сказал:
— Ваша кухня, я вижу, не дурна. Если у вас и погребок также хорош, то я мог бы, пожалуй, похвалить ваше хозяйство.
Рыцарь кивнул слуге, и тот мигом наполнив заздравный кубок обычным столовым вином, подал его своему господину, который тут же выпил его до дна за здоровье гостя. Франц ответил тем же.
— Что вы скажете, дорогой, об этом вине? — снова спросил хозяин.
— Я скажу, что оно плохое, если это лучшее, и хорошее, если это худшее из всего, что у вас есть в погребе.
— Вы знаток, — согласился рыцарь. — Ну-ка, — приказал он слуге, — налей нам из самой заветной бочки.
Лакей принёс кружку вина на пробу. Франц отведал его и сказал:
— Это старое, выдержанное вино, давайте остановимся на нём.
Хозяин велел наполнить большой кувшин и, когда его приказание было исполнено, принялся угощать гостя, не забывая при этом и себя. Захмелев, он с увлечением стал рассказывать о своих военных походах. О том, как воевал против венецианцев, как разгромил их обоз, а целый отряд итальянских солдат перерезал, словно овец. В воинственном пылу рыцарь размахивал ножом как пикой, перебил кружки и стаканы на столе и, временами, так близко орудовал им перед лицом гостя, что тот начал опасаться за свои уши и нос.
Было уже далеко за полночь, но сна у рассказчика не было ни в одном глазу. Воспоминания о походе в Венецию вернули его в родную стихию. Пылкость рассказа нарастала с каждым выпитым бокалом, и у Франца всё больше крепла уверенность, что это только пролог к генеральному сражению, в котором ему предстоит играть занятную роль. Желая наконец точно узнать, будет ли он ночевать в замке, или вне его, Франц потребовал на сон грядущий полный бокал вина. «Раз уж хозяин ещё не привёл в исполнение свой приговор, — думал он, — то моя последняя просьба станет для него предлогом, чтобы затеять пьяную ссору и выгнать меня с обычным для этого дома напутствием». Но, вопреки ожиданию, хозяин без колебаний исполнил просьбу и, прервав нить своего рассказа, сказал:
— Пора и честь знать, продолжим завтра.
— Извините, господин рыцарь, — возразил Франц, — завтра, когда взойдёт солнце, я буду уже далеко отсюда. Мне предстоит дальний путь в Брабант, поэтому разрешите сегодня проститься с вами, чтобы утром, чуть свет, не беспокоить вас.
— Как вам угодно, — заключил рыцарь, — но вы не должны уезжать, пока я не поднимусь с постели и не угощу вас куском хлеба и глотком данцигского вина на дорогу. Мой долг хозяина — проводить гостя до ворот и проститься с ним по обычаю этого дома.
Францу не надо было объяснять значение этих слов. Насколько охотно освободил бы он хозяина замка от этой последней церемонии, настолько тот мало был расположен отступать от заведённого ритуала.
Рыцарь приказал слугам раздеть гостя и уложить его в постель, на мягких пуховиках которой Франц с наслаждением растянулся и предался покою, успев, впрочем, прежде чем его одолел сон, признать, что небольшое испытание бастонадой за такой великолепный приём не слишком уж большая цена.
Скоро фантазия навеяла ему приятные сновидения. Он увидел прелестную Мету у ограды из роз, где она гуляла с матерью и срывала цветы. Чтобы не быть обнаруженным строгой настоятельницей, ему пришлось быстро скрыться за густой живой изгородью. Затем воображение перенесло его в узкий переулок, и там он увидел отражённую в зеркале белоснежную ручку любимой девушки поливающей цветы. Вот она рядом с ним на траве, и ему хочется сказать ей о своей горячей любви, но от робости он никак не может найти нужных слов.
Так грезил Франц до самого полудня, пока его не разбудил звон шпор и зычный голос хозяина. Тот с раннего утра уже сделал ревизию на кухне и в погребе и приказал приготовить хороший завтрак. Слуги были расставлены так, чтобы, не мешкая, одеть гостя, когда он проснётся, и быть всегда у него под рукой, если ему что-нибудь понадобится. Счастливому мечтателю стоило больших усилий расстаться с уютной постелью. Он нежился, поворачиваясь то на один, то на другой бок, но резкий голос сурового хозяина проникал в его сердце, напоминая, что ему ещё предстоит изведать вкус кислого яблока. Наконец, Франц поднялся с перины, и тотчас же дюжина услужливых рук протянулась ему навстречу, чтобы его одеть. Рыцарь провёл гостя в столовую и усадил за небольшой, прекрасно сервированный стол. Но гость был так угнетён, что не чувствовал никакого аппетита.