Страница 131 из 142
— Богиня, или смертная, — воскликнул опьянённый восторгом рыцарь Конрад, — кто бы вы ни были, вы видите, — я у ваших ног. Я вновь повторяю свою священную клятву и прошу принять мою руку и сердце.
Девушка скромно ответила:
— Успокойтесь, благородный рыцарь, не торопитесь с вашим обещанием. Вы видите меня такой, какая я есть на самом деле, но вы ничего больше не знаете обо мне. Гладкая кожа обманывала многих мужчин. Кольцо ещё в вашей руке.
В тот же миг граф Конрад снял кольцо с пальца, и оно заиграло на руке девушки. Тогда она покорилась прекрасному рыцарю и сказала:
— Отныне вы мой избранник, и я не могу больше скрывать от вас, что я дочь Вакермана Ульфингера — Железного Рыцаря, несчастная судьба которого вам, без сомнения, известна. Когда замок отца был разрушен, я в отчаянии убежала и, изменив внешность, нашла приют и защиту в вашем доме.
Матильда рассказала о себе всё, не умолчав и о таинственном мускусном яблоке.
Граф Конрад, забыв о смертельной болезни, на следующий день снова пригласил на обед всех гостей, которых в прошлый раз распугал своим угрюмым видом, и объявил о помолвке. Когда стольник подавал обед, то убедился, что на этот раз на столе не осталось ни одного лишнего прибора.
Рыцарь вышел из ордена, покинул Комтурский двор и с большим великолепием отпраздновал свадьбу. Во время этого достопримечательного события в доме графа деятельная Марфа,[289] фрау Гертруда, оказалась совершенно бездеятельной, так как во время дежурства у дверей фрейлейны Матильды, увидев появившуюся в них статную разодетую даму, она от удивления упала с кресла навзничь и вывихнула бедро, оставшись на всю жизнь хромой.
Новобрачные, полные невинной радости и наслаждения, провели медовый месяц в Аугсбурге, как первые люди, — Адам и Ева, — в саду Эдема. Часто, доверчиво склонив голову мужу на грудь, Матильда, охваченная беспредельным чувством любви, говорила о необыкновенном счастье, доставшемся ей.
— Любимый, — сказала она однажды, с выражением искреннего чувства, — с тех пор как вы стали моим супругом, мне нечего больше желать. И хотя мускусное яблоко могло бы выполнить ещё одну мою просьбу, я с радостью отказалась бы от этой, последней, услуги моего верного друга. Но, если только у вас на сердце есть какое-нибудь тайное желание, скажите его мне, и оно тотчас же будет исполнено.
Граф Конрад заключил в объятия свою милую верную жену и сказал, что он хотел бы, чтобы их супружеское счастье продолжалось как можно дольше, и что другого желания у него на этой земле нет.
Итак, мускусное яблоко потеряло в глазах её владелицы всякое значение, и она сохраняла его лишь как благодарную память о крёстной Русалке.
У графа Конрада была ещё жива мать. Вдовствуя, она коротала свои дни в одном из родовых замков в Швебеке. Кроткая невестка очень хотела повидаться с ней, припасть к её руке и поблагодарить за сына, честного и храброго рыцаря, однако граф каждый раз находил какой-нибудь предлог, который не давал осуществиться такому визиту. Взамен, он предложил прогулку в недавно доставшееся ему в лен имение, расположенное неподалеку от разрушенного замка Вакермана. Молодая жена охотно согласилась, тем более, что для неё открывалась счастливая возможность посетить места, где она провела детские годы.
Матильда побывала на развалинах отцовского замка, оплакала прах родителей, потом пришла к источнику нимфы, надеясь на встречу с крёстной, но, сколько ни бросала камни в воду, ни один из них не оказал желанного действия. Даже мускусное яблоко, как мыльный пузырь, плавало на поверхности воды, пока она с трудом не выловила его. Между тем нимфа могла бы снова взять на себя роль крёстной, ибо Матильда была близка к тому, чтобы обрадовать мужа брачным благословением. У неё родился сын, прекрасный, как дитя богов. Велика была радость родителей. Мать не выпускала сына из рук, стерегла каждый вздох маленького невинного ангела, хотя граф нанял ухаживать за ребёночком опытную няню.
На третью ночь, когда, после радостной суматохи вокруг новорождённого, все были погружены в глубокий сон и мальчик спал на коленях у дремлющей матери, она вдруг проснулась и увидела, что ребёнка у неё на руках нет.
— Няня, куда вы положили мальчика? — закричала перепуганная графиня.
— Госпожа, маленький господин у вас на руках.
Кровать, комната — всё было тщательно обыскано, но нигде не нашли ничего, кроме нескольких капель крови на полу. Когда няня увидела кровь, то подняла крик:
— Ах, Господи милосердный и все святые, сжальтесь! Это оборотень был здесь и унёс мальчика.
Мать долго скорбела о потере милого сына; лицо её осунулось и побледнело. Отец тоже был безутешен. Хотя его вера в оборотня не весила больше горчичного семени, он, не найдя другого объяснения случившемуся, чтобы не возбуждать бабьих толков, не велел предавать происшедшее огласке и, как мог, утешал супругу, а та, в угоду ему, зная, что он не любит ничего печального, как могла, скрывала своё горе.
Благодетельное время, — исцелитель боли, — залечило материнскую сердечную рану, и любовь возместила потерю вторым сыном. Безгранична была радость родителей появлению на свет наследника рода. Счастливый граф устроил банкет, пригласив на него всех соседей, и кубок радости за здоровье новорождённого беспрерывно переходил из рук в руки, от хозяина и его гостей до привратника. Мать не выпускала ребёнка из рук, стараясь, как могла, удержаться от сладкого сна. Но, когда силы природы начали всё же одерживать верх, она сняла с шеи золотую цепочку, обмотала одним её концом тельце мальчика, а другой конец прикрепила к руке. Потом осенила себя и ребёнка святым крестом, против которого оборотень был бессилен, и скоро ею овладел неодолимый сон. Но едва первый утренний луч пробудил её ото сна… О горе! Её милый мальчик исчез. В ужасе, она, как и в первый раз, закричала:
— Няня, куда вы положили моё дитя?
И няня опять ответила:
— Благородная госпожа, маленький господин у вас на руках.
Взглянув на золотую цепь, обвитую вокруг её руки, Матильда заметила, что одно её звено перерезано надвое острыми стальными ножницами, и упала без чувств.
Няня подняла такой крик, что наверх сбежали все слуги. Граф Конрад, узнав о случившемся, пришёл в неописуемую ярость. Он обнажил свой рыцарский меч, намереваясь отрубить служанке голову.
— Подлая тварь! — загремел он страшным голосом. — Разве я не дал тебе тайный приказ не спать и дежурить всю ночь, не спуская с ребёнка глаз, чтобы чудовище опять не похитило его у спящей матери? Тогда бы ты своим криком подняла на ноги весь дом, и мы прогнали бы оборотня. Теперь спи вечным сном, соня!
Женщина упала перед ним на колени.
— Милостивый господин, — взмолилась она, — ради всего святого, убейте меня сейчас же, чтобы я унесла в могилу тайну постыдного дела, которое видели мои глаза и которую не заставит меня открыть ни приказ, ни награда, разве только вырвет пытка. Граф удивился.
— Что за постыдное дело видели твои глаза? — спросил он. — Неужто, оно так черно, что твой язык отказывается говорить о нём. Признавайся лучше без пытки как честная служанка, что тебе известно?
— Господин, — вздохнула женщина, — зачем вам знать о своём несчастье? Пусть лучше ужасная тайна будет погребена вместе со мной в сырую могилу.
Эти слова только ещё больше разожгли любопытство графа. Он провёл женщину в потайную комнату и там угрозами и посулами вынудил её наконец открыть то, о чём ему лучше было бы не знать.
— Да будет вам известно, господин, что ваша супруга — мерзкая колдунья, — продолжила нянька. — Но она безмерно любит вас и, ради любви, не щадит даже собственный плод, из которого приготовляет средство, позволяющее ей сохранять красоту и вашу благосклонность. Ночью, когда все уже спали, ваша супруга притворилась, будто задремала. Не знаю почему, я сделала то же самое. Вскоре она окликнула меня по имени, но я не ответила и начала храпеть. Тогда она, решив что я крепко сплю, быстро села в кровати, взяла ребёночка, прижала его к груди, нежно поцеловала, и вдруг до меня донеслись произнесённые шёпотом, но хорошо различимые в ночной тишине, слова: «Сын любви, только ты можешь мне помочь. Ступай к своему братцу, маленькое невинное создание, а я из девяти трав и твоих косточек приготовлю чудодейственное питьё, которое не даст увянуть моей красоте и сохранит любовь твоего отца». Сказав это, она вынула из волос бриллиантовую шпильку, острую как кинжал, и быстро проткнула ею сердце ребёночка. Потом дала крови немного стечь и, когда тельце перестало трепетать, положила его перед собой, взяла мускусное яблоко и, пробормотав несколько слов, открыла его крышку. Оттуда, как из смоляной бочки, полыхнуло яркое огненное пламя и в несколько мгновений поглотило тельце мальчика. Пепел и косточки она аккуратно собрала в коробку и задвинула её под кровать. После этого испуганным голосом, будто только что проснулась, крикнула: «Няня, куда вы положили моего ребёночка?!», и я, всё ещё находясь под впечатлением её колдовства, содрогаясь от страха, ответила: «Госпожа, маленький господин у вас на руках». Тогда она притворилась, будто поражена безутешным горем, а я выбежала из комнаты и стала звать на помощь. Вот, строгий господин, что это за постыдное дело, которое вы принудили меня открыть вам. В подтверждение своих слов, я готова взять голой рукой раскалённый железный прут и пронести его по двору замка трижды, туда и обратно.
[289]. Когда Мария Магдалина привела Иисуса в свою семью, то сестра её, Марфа, деятельно занялась хозяйством, чтобы угостить его, в то время, как Мария бездельничала и болтала с гостем. (Еванг. Лука, гл. 10, стр. 38–42).