Страница 13 из 114
Я привожу эту коротенькую справку для того, чтобы сказать: этот человек вовсе не был из породы тех больших, средних и малых палачей, которые занимались несложным в общем-то процессом арестов, допросов, пыток, суда и расстрела. И, в отличие от них, которые сами попали в этот ими налаженный механизм и получили пулю в затылок (если им не так повезло, как Ульриху или Вышинскому, сдохшим естественной смертью), не только жил в почестях, но и умер с почетом и покоится в Кремлевской стене.
Несомненно, этот человек обладал крупным организаторским талантом. Он строил Магнитку, железные дороги, построил за Полярным кругом, где вечная мерзлота и полгода полярная ночь, огромные рудники, заводы, большой и даже комфортабельный город Норильск. Завенягин возглавил советскую атомную промышленность, почему-то официально именуемую «средним машиностроением». Это он в кратчайший срок построил урановые рудники, обогатительные фабрики, где делались компоненты для начинки атомных бомб. Об организаторском таланте Завенягина с удивлением писал в своих воспоминаниях А. Д. Сахаров.
Но всю свою жизнь этот несомненно образованный и талантливый человек имел дело только с полностью от него зависящими рабами. Когда он строил Магнитогорский комбинат, там заключенных не было, только вольные. Но эти «вольные» были раскулаченными крестьянами или же ещё не раскулаченными, ещё не арестованными, но убежавшими на «Великую стройку», спасаясь от ареста, ссылки, лагеря. И с ними считались не более, чем считался главный архитектор Хеопсовой пирамиды с её строителями.
А потом Завенягин имел дело только с зеками, с заключенными. Их доставляли ему сколько угодно, ибо он работал в тандеме с главным поставщиком рабов – Берией. А рабов требовалось много, очень много. Ещё никто не видел сверхсекретных дел о том, где и как строились урановые рудники, куда девались те, кто их строил, кто там добывал уран. Я ещё не встречал ни одного бывшего зека, который отбывал свой срок в урановых копях. Осенью 1950 года я находился в пересыльной тюрьме города Георгиевска Ставропольского края. Как и положено, на «пересылке» регулярно формировались и отправлялись этапы в лагеря. Казалось бы, что больше всего арестантам следовало бы бояться длинных, по месяцу-полтора этапов на дальний Север, в необозримую Восточную Сибирь. Но заключенные в Георгиевской «пересылке» больше всего боялись попасть на самый близкий этап – даже не поездом, а автомобилем, – в самый близкий лагерь, который можно было увидеть невооруженным глазом. Этот лагерь находился на знаменитой горе Бештау – той самой поэтической горе, с которой связано имя Лермонтова, которой любуются курортники Пятигорска, Кисловодска. Железноводска… Никому из них никогда не приходило в голову, что на этой красивой детали курортного пейзажа находится место мучений и гибели многих тысяч людей.
Известно, что самые большие государственные секреты узнают прежде всего те, кого, как казалось бы, совершенно изолировали от жизни, – заключенные. И в Георгиевской «пересылке» все знали, что на горе Бештау находится лагерь, где заключенные работают на урановых рудниках. И что никто и никогда ещё не встречал зека, вернувшегося из Бештауского лагеря. Конечно, этот «полукурортный» лагерь был крошечным по сравнению с огромными урановыми рудниками, находившимися там, куда никакой Макар телят не гонял, и совершенно недоступными ни для какого глаза.
Их хозяином был Завенягин. И ещё он строил за Полярным кругом полиметаллические рудники, а затем заводы, где эту руду обогащали, превращали в металл. Тут одними рабами не отделаешься, даже выбрав из них порядочное количество инженеров, техников, ученых, – там всего было! Приходилось за большие деньги звать на работу вольняшек из России. И для них заключенные возводили капитальные и удобные дома с горячей водой, канализацией, газовыми и электрическими кухнями, строили для них клубы, где в непроглядную полярную ночь вольнонаемные могли отдыхать в зимнем саду, среди клумб, цветущих даже зимой, смотреть кинофильмы, танцевать под оркестр, собранный из прекрасных музыкантов с большими сроками. Впрочем, этот образцово-показательный город за Полярным кругом часто показывают на экранах наших телевизоров как пример того, что – как и пелось – можно действительно «сказку сделать былью». Ну, а о том, как эта сказка превращалась в быль, ничего не осталось. Кроме имени человека, который – как считается – построил все это чудо. Вот так в знаменитом стихотворении Некрасова папенька объяснял сыну, что Клейнмихель построил железную дорогу между Петербургом и Москвой.
У нас нет никаких оснований считать Завенягина железносердечным, очень жестоким или садистом. Заключенные, отбывавшие срок в лагерях Норильского комбината, говорили, что Завенягин не зверствовал; вылавливал из арестантской массы специалистов и посылал их на работу по специальности, и кормил получше, и бытовые условия создавал почти человеческие. За ним никогда не шла репутация человека, творившего жестокость ради жестокости. Нет, нет, Завенягин был вполне человекоподобным.
А почему только подобным, а не человеком? Потому что человеком его назвать – у меня не поднимается рука… Сколько жертв, сколько же человеческих жизней лежит на совести этого образованного и способного человека?! Когда-нибудь (я в это верю со всей силой убеждения!) откроются архивы так называемого «среднего машиностроения» и лагерей урановой промышленности. Отчетность там была отменной, а оперативно-чекистские отделы работали на совесть и не давали начальству что-либо скрывать. И люди узнают, как там жили и сколько времени жили те, которые раньше были людьми, а потом превращены в «лагерную пыль».
«Лагерная пыль» – это выражение, ставшее сейчас почти расхожим, часто употребляемым, ведь не художественная метафора, а совершенно точное определение. Вот все эти арестанты, тысячами и тысячами умиравшие в Печорском лагере – их не хоронили, а превращали в пыль, в почву, которая отличалась от другой, обычной, лишь тем, что лабораторный анализ показывал в ней большее количество белка. Их закапывали в не очень глубокие ямы, и через год-два элементарный биологический процесс превращал трупы в почву, в пыль. В лагерную пыль.
А Авраамий Павлович Завенягин это видел, видел своими глазами, внимательно – как он это всегда делал – читал все «докладные записки» и «спецдонесения», он все, все досконально знал! Можно ли сравнить Завенягина со Сталиным? Поставить их рядом? Конечно. Не по масштабу убитых им, не по садистской злобе, не по неимоверному коварству, а по другому, гораздо более важному показателю: он не считал людей людьми. Людьми, себе подобными. Людьми со своей судьбой, неповторимой личностью, множеством жизненных связей.
У палачей существует иллюзия палаческой власти. И можно предположить, что палач с лычками сержанта или погонами лейтенанта, идя со взведенным пистолетом за приговоренным к смерти, может думать: «Вот я вроде бы и никто, совсем маленький человек, а ты известный всему миру человек – вождь там, академик, артист, писатель, и в твоей голове всякие мысли, даже гениальные, а сейчас я нажму курок – и ты превратишься в кучу тухлой падали… Так кто из нас сильнее?»
Не уверен, что «исполнители», как деликатно у нас называются палачи, способны на такие философские размышления. Что же касается Главного Палача, то наверняка он упивался этим сознанием своей власти над всякими там Бухариными, Бабелями, Мейерхольдами… Впрочем, власть тирана над гением и цена этой власти уже давно известны. А. А. Ахматова справедливо полагала, что все крупнейшие сановники, министры и сам Император Всероссийский станут известными потомкам лишь в той мере, в какой они были современниками Пушкина и имели с ним дело. Ну что ж, Герострату было достаточно и той славы, на которую он рассчитывал и которая ему все же досталась!..
Чего же я хочу, размышляя над несколькими доставшимися мне документами? Чего?.. Суда над теми – мертвыми и ещё живыми, что превратили десятки миллионов людей в пыль, в почву, прошлись над нашей землей страшнее, чем проходила в средние века чума над странами и континентом? Нет, не СУДА в его обычном юридически-словарном обозначении хочу я. Ещё ходят по земле, ещё даже выступают иногда по телевидению мелкие палачи и вертухаи из тех, кто арестовывал, охранял, расстреливал. Какое удовлетворение мы, ещё доживающие бывшие заключенные, и близкие тех, кого уложили в землю, можем получить от юридического суда над этими старыми, жалкими в своей нераскаянной подлости людьми? Никакого.