Страница 22 из 171
ВЕРА Человеку верить надо в то, что буднично и просто. Не в словесные тирады! И не в хитрые вопросы! Нужно верить в мать, и в сына, и в любимых верить надо, в песню, что во мраке синем льется над цветущим садом… И когда над миром грозно загрохочут барабаны, засверкают в небе грозы и засвищут ураганы - мы сурово и спокойно преградим дорогу бедам и вернемся с поля боя, озаренные победой.
ВАЛЕРИЙ ПЕТРОВ
ПОДПОЛЬЩИК Он разносил боевые призывы, верно и точно указывал цели, и после каждого нового взрыва знали – участвовал он в этом деле. То торопился, а то, выжидая, медлил; и если давал себе слово, ночью не раз убирал негодяя, сам умереть, если нужно, готовый. Тайну работы суровой и тяжкой не выдавало обличье простое: галстук в горошину, или фуражка, или пальто – как обычно – чужое. Если ж порой полицейский пытался, в карцер толкнув его, выведать что-то, неузнаваемым он оставался. – Нет! – отвечал он и в первый, и в сотый. Ныне ж, когда над страной горделиво высится знамя, которое свято, ныне, когда из подполья призывы вышли на свет, перешли на плакаты,- он все такой же, и если, бывает, спросят: – Что делал ты раньше? – при этом рта не раскроет – привычка такая! - иль удивительно медлит с ответом. СМЕНА САПЕРОВ Та надпись по путям военным вела нас, возникая вдруг: «Проверено» – мелком по стенам, «Проверено. Сержант Бунчук». Мы с нежностью на знак глядели и думали в который раз: «Как он спешит дойти до цели! Не подождет, не встретит нас». И вот он нас однажды встретил - вблизи от знака, молодой, веселый. Только на портрете, на пирамидке со звездой. Шиповник цвел, благоухая, в обломках рухнувшей стены, и, черт возьми,- судьба какая - шли дни последние войны! Мы посидели, покурили, следя за дымом, а потом машины, серые от пыли, помчали тем же нас путем. И снова по путям военным нас вел тот знак сквозь гарь и дым: «Проверено» – мелком по стенам, и лишь подписано другим. * * * Мелкий след под ветками убегает в лес. Две лисички петлями пробегали здесь. Две лисички алые сгинули вдали, две мелькнули малые зимние зари. Вот ведет, как меточки, след на бережок, вот стряхнули с веточки голубой снежок. Здесь лисички замерли, видно, неспроста, снег хвостами замели - виден след хвоста. Зайца за угорьями думали настичь или же поспорили, где богаче дичь. Желтенький оставили след на берегу, а потом растаяли в голубом снегу, И исчезли малые лисоньки вдали, сгинули две алые зимние зари. * * * И снова небосвод похож на тусклый лист стального цвета, И снова льет осенний дождь там, где вчера лишь было лето, А синева, недавний фон для нашей солнечной террасы,- сегодня черный рев и стон непобедимой водной массы. Густой чернильного волной накрыло замершие пляжи. Куда девался наш покой? И где же беззаботность наша? И мысли, и слова, и сны - все тонет в этом адском хоре! И лишь теперь постигли мы, что рядом с нами было море. ГОРЯЧАЯ ПРОСЬБА Вот и листья шуршат, облетая,- мол, не век тебе быть молодым. Что ж, смешайся, листва золотая, с этим солнечным днем золотым. Я еще продолжаю движенье. Я пером еще твердо вожу. Но уже на свое окруженье с затаенной печалью гляжу. Вы, чей день еще только в зените, на исходе осеннего дня руку помощи мне протяните, если силы оставят меня. Дескать, хватит, окончены сроки - уж не те твои строки, не те… Что ж, судите меня, будьте строги. Убедило в своей правоте. Докажите свое пониманье. Обоснуйте мне свой приговор. Я его не приму во вниманье, ну, да это другой разговор.