Страница 152 из 171
ИВАН ГОРАН КОВАЧИЧ
ВЕСЕЛАЯ ЦЕРКОВЬ На холме она высоком, И веков немало ей, Заросла травой до окон, Приютив нетопырей. Голубей пугливых стаи Не тревожит медный звон. Эту церковь, умирая, Запереть велел барон. Он желал, чтоб страстотерпцы Были строги в меру сил, Но ваятель, щедрый сердцем, Их весельем одарил. В алтаре Антоний мудрый, Светлым пламенем одет, Смотрит, лихо вскинув кудри, Как насмешливый студент. Смех в глазах его лучится; Замер с поднятой ногой И, чтоб наземь не свалиться, Оперся на посох свой. С царственным жезлом Микола Рядом с ним – и тоже рад, Митра – башнею тяжелой, Борода – как водопад. Петр святой в углу бряцает Золотым ключом своим: – Кто здесь путь нам преграждает? Ну-ка, схватимся с любым! Там монашек седовласый, Как юнак, пустился в пляс, Разметались полы рясы,- Нынче грех, мол, не про нас! Деревянными крылами Машет ангельский народ, Славно топают ногами, Скачут, будто грех не в счет. Сквозь проем, заросший цвелью, Солнца луч блеснет из мглы - Тут уж нет конца веселью, Что достойно похвалы. Моисей один сурово Накреняет грозный рог… И от зрелища такого Улыбнулся старый бог. О милейшие святые, Вы теснитесь по углам, Страсти в вас кипят людские, На простор бы выйти вам, В белый свет, в родные дали, Чтоб весельем да игрой На земле лечить печали, Ободрять народ простой. Вечно б вы бродили в мире, Согревая смехом всех, Часом с чаркою в трактире Посидели б,- то не грех. ТРОПА То в пятнах солнца, то голуба, Сквозь чащу леса бежит тропа. На ней и зайцев и серн следы, И шрам колесный увидишь ты. Должно, с дровами тянулся воз: Там – птичьи стежки, здесь – червь прополз. И вновь не видно нигде следов, Тропинка вьется среди кустов, Вокруг оврага скользит петлей, Играет в прятки сама с собой, Взлетает к небу и вдруг стремглав Ныряет в бездну, совсем пропав. Дивишься – в яви то иль во сне, В какой ты сказке, в какой стране, Не слишком ярко и не темно, И сердце миром полным-полно. И все печали, и все труды Тобой забыты, и счастлив ты. МОЯ МОГИЛА Пусть в горах над бездной гроб поставят мой,- Черный шорох сучьев, лютый волчий вой Пусть я слышу, мертвый, сквозь снегов лавины, Недоступный зовам кинутой долины. Пусть к гремящим тучам вознесут, как трон, Чтоб не оскверненным был мой вечный сон Благовестом, страхом, покаяньем сирых, Горькими мольбами о спасенье мира. Пусть лишь друг заветный гроб в горах найдет, А когда простится – след свой заметет.ЮРЕ КАШТЕЛАН
* * * Все, что рождается, несет свою кончину, и свой восход, и временности прах, а если месяц над селом – в улыбке, не холодит меня, как прежде, страх. Чередованье жизней – непременно, оно оставит кости от меня. Товарищ юности моей, откуда явился ты на пламени коня? Все, что рождается, несет свою кончину, и свой восход, и временности прах, а если месяц над селом – в улыбке, не холодит меня, как прежде, страх. ВСАДНИК Скачи, мой конь. Ты слышишь зов трубы? Скачи, мой милый. – Эй, всадник, всадник мой, длинна ль твоя дорога? И где твоя звезда? Ты слышишь ржание? И барабан. И топот. И лезвий звон. Ты слышишь, конь мой милый? – Там, где заря и солнечные копья? И глиняный корчаг воды, мой конь? Скачи, мой конь. Ты слышишь зов трубы? Скачи, мой милый. КРЕПОСТЬ, КОТОРАЯ НЕ СДАЕТСЯ Я крепость, и сердце – это мое знамя. Мои стены невидимые – из ран они сложены. Против нападенья выставляю колыбельную песню. На всех моих башнях бодрствует стража, а на берегу стоят корабли из камыша и тамариска. Железные флюгера смотрят туда, где войско, где точат стрелы и маслами мажут бедра и мышцы - там поднимается солнце. Я крепость, и сердце – это мое знамя. Крепость, которая не сдается. Не сдаются мертвые, они ничего не чувствуют. Не сдаются молнии в полете своем стремительном. Не сдаются живые, у которых глаза – как алмазы. Рушатся укрепленья, Но не эти, из мечты моей созданные. Я крепость, и сердце – это мое знамя.