Загадки русского народа

— IIIepсть продали, а барана выложили.

Самарск.об, Ставроп.у, с Озерки.2503. Пришел жених к невесте, стал ее спрашивать, где отец с матерью.

Отец уехал сто рублей на пятак менять (псовая охота). «А мать?» — А мать ушла взаймы плакать (по покойни­ку). Собрала бы я тебе, жених, пообедать, да обед-то у курицы под хвостом (яйцо)

Самарск.губ., Ставроп.у., с Озерки.

ПРЕДИСЛОВИЕ Д. САДОВНИКОВА К ИЗДАНИЮ

1876 года

Памятники народного творчества находятся между собой в тесной, нераз­рывной связи. Они уясняют нам отношения народа к природе и собственной жизни, важны не только для этнографа, но и для историка. Находя неумест­ным распространяться здесь о значении обширного отдела сказок и песен, ограничимся проведением небольшой параллели между краткими ходячими изречениями, каковы загадки и пословицы. В первых отразились взгляды на­рода на природу и окружающую обстановку, в последних — вся житейская мудрость и нравственная личность простолюдина. В загадке, более древней по форме л происхождению, открылся полный простор для творческой фан­тазии народа; в пословице — для его здравого смысла и критики. На загадки всегда влияла окружающая обстановка, для распространения многих из них существовали географические, резко очерченные границы; на пословицы влияла людская среда, в них всегда сквозила личность, характер сказавшего. Возьмите для примера старые пословицы новгородцев и москвичей, и вы най­дете между ними значительную, местами резкую разницу. Неодинаковые условия вызывали в одном случае иную обстановку, в другом — иную среду. Загадка про кедр могла сложиться исключительно там, где он рос; изречения, полные свободолюбия или приниженности — лишь там, где эти качества вошли в характер сложившего их народа.

Происхождение загадки относится к темной древности, к тому времени, когда человек глядел на природу, как на что-то живое, когда явления ее были для него подавляющей, страшной тайной. Олицетворяя их, дикарь перво­бытных времен слагал свой образный миф, и многие из загадок носят на себе несомненный отпечаток этой мифической давности. По мере того как борьба человека с природой подвигалась вперед, загадка, бывшая прежде храни­тельницей верований, постепенно утрачивала свое важное значение, стала удовлетворять одной народной любознательности. Осталась ее иносказатель­ная, аллегорическая форма, уцелел образный сильный язык, но прежний смысл затерялся. Народ стал смотреть на загадку, как на праздное упраж­нение ума, и предоставил ее почти исключительно детям, существам только еще раскрывающим глаза на окружающий мир. Благодаря этому, образова­ние загадок пошло новым путем.

Круг их заметно расширялся, по мере того как увеличивался кругозор самого народа. Накопление чувственных и умственных впечатлений отража­лось в непрерывавшемся творчестве. При поверхностном взгляде на народ­ные загадки можно различить их главнейшие наслоения, самый порядок отложения последних. Древнейшие, каковы загадки о небесных светилах и явлениях природы, носят на себе ясные следы охогничьего и пастушеского быта, когда дикарь-человек почти не знал вещей и обстановки, весь зависел от природы той местности, на которой ловил зверей и пас стада. Следующее наслоение представляют загадки быта оседлого, земледельческою. Теплое жилье, хозяйство и орудия земледелия, большее общение с подобными себе вызвали новый ряд иносказательных представлений, определений одного предмета другим по какому-нибудь сходному признаку. Христианство и грамота отложили одно из последних наслоений; творчество детей внесло также свою дань.

Взгляд на большинство загадок, сложившийся у нашего народа, как на пустое упражнение в слове, не стоящее внимания, передался по наследству и образованному классу. Загадки собирали и записывали сравнительно в небольшом количестве, чего нельзя было объяснить какими-нибудь особен­ными трудностями их собирания. Напротив, загадку можно вызвать по же­ланию, как сказку и всякое другое эпическое произведение; это не то, что пословица, говорящаяся к слову, за которой надо следить в разговоре. По­нятно, что никто не станет высказывать внутренних убеждении без всякого повода: душа человека не открыта первому встречному и для отыскания новой пословицы надо разговориться с простым человеком; загадку же ска­жет всякий знающий, каждый ребенок: стоит лишь заговорить, возбудить любознательность, которая направлена, как известно, в ранние годы больше на конкретные понятия, как более доступные, в зрелые — на понятия отвле­ченные.

Сахаров первый дал место русским народным загадкам в своих «Сказа­ниях». За ним, после долгого промежутка, явился в свет небольшой сборник Худякова и обширное собрание русских пословиц Даля, где составитель, придавая последним самое широкое значение, поместил более тысячи загадок. Во второе дополненное издание книжки Худякова (оно было помещено в шестом выпуске Этнографического сборника) вошло все, что было у Caxарова, Даля и др., с прибавлением нескольких сотен новых.

В расположении загадок Сахаров не держался другой системы, кроме нумерации; Худяков и Даль, обладавшие уже значительным материалом» разошлись в тех целях, для которых собирали: Худяков, видимо, увлекся исключительно филологией, упуская из вида другое, более важное значение загадок в истории культуры, и расположил собранное в алфавитном порядке; Даль смотрел на все плоды народного творчества как на полное отражение народной жизни и разместил загадки заодно с пословицами, в группы. И то и другое имело свои неудобства: у первого можно было сразу найти любую загадку, но не вынести ничего цельного; у второго — наоборот. В первом издании худяковских загадок варианты были отнесены в примечания, во втором — они заняли надлежащее место в тексте, с указанием, где записаны; у Даля же последнее не было означено ни в словаре, ни в пословицах.

Считаю должным сказать теперь несколько слов про то, что послужило поводом к изданию настоящего сборника, и про те задачи, которые я имел в виду при его составлении.

Желание ближе познакомиться с культурным и умственным развитием нашего народа заставило меня прежде всего взяться за словесные памятники его творчества. В этом случае сборники русских песен оказали наибольшую услугу той цели, с которой я взялся за них. Несмотря на массу чисто научных примечаний гг. Киреевского и Рыбникова, система расположения песен была уже строго намечена и последовательно укладывалась в рамки исторической жизни народа. Жизнь русского крестьянина, от колыбели до могилы, отрази­лась в сборнике бытовых песен, собранных Шейном. Взгляд г. Костомарова на народную поэзию указывал тот путь, которым надо идти.

Одно лето, проведенное в деревне, навело меня на мысль собрать народ­ные загадки, бывшие в таком забросе и почти неизвестные публике. Прихо­дилось внести значительный вклад, от себя и разбить весь материал, разбросанный в печати, на группы по однородным предметам и в строгой последо­вательности перехода от конкретного к отвлеченному.

Цель ставилась такая: выяснить группировкой загадок бытовую обста­новку и мировоззрение русского земледельца, затем дать читателю возмож­ность найти любую из них в приложенном отдельно алфавитном указателе. Работа была начата, задача поставлена, и я решил довести ее до конца. Не дело составителя судить о том, насколько его работа вышла удорлетворительна, знаю одно, что она не лишена свойственных всякой систематизации недостатков Размещение загадок по группам предметов представляло не раз довольно большие трудности и было причиной устранения значительного чис­ла вопросов в особый отдел. Вводные загадки, имеющие отношение по смыслу, отделены чертами, загадки о совершенно разнородных предметах, соединен­ных вместе, попали в отдел, наиболее соответствующий первому слову отгадки. Варианты, по возможности полный свод которых делается в настоящем сборнике, распределены сообразно с тем порядком, в котором идут предметы сочинения. При записывании соблюдался свойственный большинству загадок размер, терпящий столько нарушений при устной передаче. Строчки прозы несомненно стерли бы этот своеобразный склад народных загадок и затруд­нили бы самое чтение. Единственно этому обязаны своим появлением боль­шей частью те коротенькие созвучные строки и большие бумажные пробелы, которые так бросаются в глаза при просмотре издания. Отсутствие ударений в сборнике (это могут поставить мяе в упрек) объясняется тем, что он печатался в новой типографии, не успевшей ими обзавестись. Под вариантами означено до двадцати пяти великорусских губерний Большая часть загадок, собранных лично мной, записана в Ставропольском уезде Самарской губер­нии (Пальцыно, Рузадово, Озерки, Камышовка, Новиковка, Новое Урайкино) и в Симбирске; незначительное количество — на Каме до Перми и в Петер­бурге.