Страница 18 из 25
«Они!» — подумал Смолярчук и, оглянувшись на Степанова и Каблукова, положил палец на спуск пистолета. Но странное дело: Витязь не проявлял особенного беспокойства. Поведение собаки смущало старшину. Не на ложном ли следу Витязь?
«Верю я тебе, дружок, но все-таки проконтролирую», — решил Смолярчук. Он жестом приказал Витязю следовать у ноги. Собака подчинилась приказанию, но неохотно.
Бесшумно возникнув из-за поленницы, Смолярчук скомандовал:
— Руки вверх!
Два пожилых человека, сидевшие у костра, вскочили. На их лицах не было страха.
Смолярчук уже знал, что перед ним люди посторонние, то-есть не имеющие отношения к тому, что произошло ночью на границе. Тем не менее он придирчиво проверил их документы. Это были лесорубы-сезонники.
Где и когда собака сбилась со следа? Смолярчук с помощью лесорубов выяснил, каким путем они пришли сюда, на поляну, и установил, где именно их следы пересекали следы нарушителей.
Вернувшись назад, Витязь взял оставленный след и снова помчался вперед. «Молодчина!» — подумал Смолярчук. Выдержано и это испытание.
Велики были возможности Витязя, но не беспредельны. Смолярчук понял, что собака начала уставать. Не оттого, что пробежала семь или восемь километров, — для выносливой собаки это сущие пустяки. Витязь израсходовал силы на тo, чтобы среди массы других запахов разыскивать следы нарушителей. Это нелегкая работа. Если во-время не дать собаке отдохнуть, то у нее на какой-то срок притупляется чувство.
Смолярчук осторожно остановил Витязя и уложил его на траву, под кустом орешника.
В кармане старшины были припасены ломтики холодного мяса и куски сахара. Он лег рядом с собакой и стал подкармливать ее.
Пока Смолярчук подкармливал Витязя, Каблуков и Степанов лежали на прелых листьях и молча, настороженно осматривались по сторонам.
Отдохнув, продолжали преследование. Начинался рассвет. Нехотя отступали серые, угрюмые сумерки. Теперь легко было отличить осину от ольхи, дуб от клена, бук от березы. Заблестела ночная роса на мхах; на них темнели отпечатки следов нарушителей.
Выскочив на голое горное плато, обдуваемое боковым ветром, Витязь пошел медленно, неуверенно. Временами он вытягивался в струнку, буквально стлался по камням. Наконец стало ясно, что собака потеряла след: Витязь приуныл, потерянно тыкался то в одну, то в другую сторону. Впервые за время преследования старшина встревожился по-настоящему. Враг может уйти далеко!
Смолярчук взял собаку на короткий поводок — пусть успокоится, и стал всматриваться в местность. Куда могли направиться нарушители?
— Как ты думаешь, Степанов? — спросил Смолярчук.
Степанов сказал, что соблазнительна вон та глубокая лощина, заросшая густым ельником, но она уводит в сторону от перевалов и потому невыгодна. Каблуков высказал предположение, что скорее всего беглецы ринулись напрямик, через то ущелье, на дне которого еще белеет снег, через вон те черные скалы. Смолярчук спросил: а что, если нарушители выбрали самое невыгодное для себя направление — вон тот пологий склон горы, робко зеленеющий первой весенней травой? Да, очень может быть. Оно, это направление, только на первый взгляд кажется невыгодным. Идти по пологому склону вдвое легче, чем по каменистому и крутому бездорожью. Потеряв на расстоянии, выгадаешь во времени и сохранишь силы…
Снизу, из-под горы, на которой стояли пограничники, с наветренной стороны донесся тихий, едва-едва внятный звон колокольчика. Звук был так слаб, что на него обратил внимание только один Каблуков.
— Слышишь? — спросил он Смолярчука.
Тот напрягал слух, но слышал только шум горного леса и грозный гул весеннего потока на дне заснеженного ущелья.
— Отара!…
И как только Каблуков сказал это, Смолярчук сейчас же услышал звон колокольчика и уловил тот характерный запах, который распространяет далеко вокруг себя большая отара.
— Видели мы их, песиголовцев, видели! — не дожидаясь, пока пограничники приблизятся и начнут задавать вопросы, закричал сивоусый верховинец в черной шляпе, с пастушьей торбой за плечами, с обугленной трубкой в съеденных зубах. — Мы нашего Васыля послали на заставу. Не встретили?
— Разминулись, — сказал Смолярчук. — Куда они пошли?
— Идите вон на ту кривую смереку, и вы их скоро догоните.
Пастух направил на верный путь: под высокой, с искривленным стволом горной елью Витязь нашел потерянный след, и преследование песиголовцев (так народ в Закарпатье называл в своих сказках злодеев) продолжалось.
Витязь, энергия и злоба которого нарастали, привел пограничников в старый высокогорный лес. Нехороший это был лес: угрюмые, почти черные елки, седой мох, сырость и тишина подземелья.
Подозрительная была эта тишина. За каждым деревом, под любым кустом, в ветвях елей мог затаиться нарушитель с автоматом в руках.
Смолярчук умел видеть сразу весь лес и каждое дерево и каждый кустик в отдельности. Где-то здесь, решил он, затаились лазутчики.
Внимание Смолярчука привлекла гуща молодых елочек — их острые вершины дрожали. Старшина спрятался за деревом и уложил собаку. Прильнули к стволам елей и сопровождающие старшину пограничники.
— Слушай! — шопотом скомандовал Смолярчук.
Злобно двигая острыми ушами, рыча, порываясь вскочить, Витязь всматривался в ельник. Загривок его щетинился.
— Тихо, дружок, тихо!
Смолярчук взял сухую палку и с треском ее переломил. Тотчас же застрекотал вражеский автомат. В ответ Каблуков и Степанов дали двойную очередь — огонь по вспышкам. Завязалась перестрелка.
Убедившись в том, что нарушители не сдадутся, Смолярчук решил их уничтожить. Он приказал Каблукову огнем отвлечь на себя внимание диверсантов, Степанову поставил задачу обойти ельник слева, а сам незаметно переместился вправо — перебежками, от куста к кусту. Окружение сопровождалось беспрестанным огнем Каблукова.
Петля все туже сжималась вокруг диверсантов. Огонь с их стороны резко ослабел, потом и совсем затих. Смолярчук насторожился. Что это значит? Неужели оставили заслон и под его прикрытием отошли?
Ельник, изрезанный вдоль и поперек пулями автоматов, поредел, и хорошо стали видны на весенней земле две черные неподвижные фигуры. Только двое. Где же третий? Неужели успел удрать? Да, похоже на то.
Смолярчук первый подбежал к убитым. Они лежали, уткнувшись в землю. Перевернув их на спину, старшина увидел щетинистые, опухшие лица. На крепких солдатских ремнях подвешены гранаты и автоматные диски.
— Обыскать!… Что с тобой? — вскрикнул Смолярчук, заметив, как румяное лицо Степанова стало бледным.
— Кажется… ранен. В ногу… — Губы Степанова задрожали. — Ранен, — повторил он тихо.
Смолярчук взял у Степанова автомат, приказал Каб-лукову перевязать раненого и остаться около убитых, а сам продолжал преследование. Нельзя было терггь ни минуты. Он бежал за Витязем, готовый каждую секунду открыть огонь по врагу. Еловые ветки, покрытые дождевой водой, хлестали по разгоряченному лицу. Пот заливал глаза. Цепляясь за коренья, за камни и кустарник, ноги попадали в колдобины, полные весенней воды. Упав, он поднимался, прежде чем Витязь успевал натянуть поводок.
Захваченный погоней, Смолярчук забыл об опасности. Короткая очередь вражеского автомата напомнила ему о ней.
Смолярчук залег у толстой сосны и стал поливать пулями кустарник, приютивший диверсанта. Падая, он скомандовал собаке: «Ложись!» Витязь повиновался, но с какой-то странной, необычной для него медлительностью. Он сначала опустился на колени, потом уткнул морду в землю и вдруг беспомощно завалился на правый бок, и мох вокруг его головы густо покраснел и задымился на прохладном воздухе.
Смолярчук, опустив автомат, смотрел в широко раскрытые глаза Витязя, на его редкие усы, на его поникшие уши, атласно-розовые изнутри и замшевые снаружи, на его ослепительно белые клыки.