Страница 10 из 46
Не надо обобщать, Алена. Мое утро, кажется, разительно отличается от твоего.
-Пил? -Пел!
Сегодня суббота.
Вполне возможно.
Я заеду к тебе сегодня?
Когда?
Вечером. Часов в пять.
А сейчас сколько?
- Полдесятого.
-Хорошо.
Только не уйди, как в прошлый раз!
Я не уходил. Я же тебе рассказывал, меня забрали в милицию.
Чего это они тебя забирают всякий раз, как я хочу тебя увидеть?
Скоты! Совсем не считаются с твоими желаниями.
Так мы договорились?
Договорились. В пять я буду дома.
Взять что-то покушать?
-Бери.
Ну, все, целую!
Аналогично!
Я вернул трубку на место и поплелся на кухню, откуда доносились звуки льющейся воды. По пути глянул в прихожей на свое очаровательное отражение в зеркале. Одним глазком -буквально. Зрелище не для слабонервных, впору было воскликнуть: «Остановись, мгновенье, я прекрасен»!
На кухне Брюня, согнувшись над умывальником, держал голову под струей воды и постанывал.
- Освежаемся?
Брюня отклонился влево, повернул голову и, щурясь, взглянул на меня через плечо.
Ну, у тебя и рожа, Шарапов.
Знаю. Видел.
Соболева нужно срочно придушить. Он, наверное, в самогон демидрол добавляет. Голова раскалывается.
Пойду приму душ.
Валяй. И сходим полечиться.
У нас денег нет.
Была бы цель, - сказал Брюня, - а средства будут!
Погода выдалась солнечная. Как для десяти часов утра начала осени - даже жаркой.
Перед выходом я надел темные очки. Брюня критически меня осмотрел и коротко объявил:
-Терминатор. Жидкий.
Мы подошли к автобусной остановке. На той стороне дороги раскинулся целый ряд торговок, продававших молоко, творог, сигареты, водку... Где-то среди них должна была быть и баба Таня, которая всегда с охотой давала нам в долг, зная, что мы обязательно вернем и даже отблагодарим сверху.
Саня вдруг глухо выругался.
-Ты чего?
- Помнишь того урода, с которым я сцепился в кинотеатре?
Я проследил за его взглядом. Быстрыми шагами к нам направлялись двое мужчин. Одного я, к сожалению, тоже вроде бы узнал.
Я шагнул назад.
Брюня, ну их! Мужики настроены серьезно.
Не ной, Ленчик!
Брюховецкий решительно пошел им навстречу.
Черт! Я осмотрелся в поисках какого-то орудия, но ничего подходящего не увидел.
Твою мать! С утра, на больную голову, после вчерашнего, у меня не было ни малейшего желания драться. Иногда такое желание есть (все реже и реже), а иногда нету. Честное слово!
В общем, как пишут в романах, с замиранием сердца я последовал за Брюней. Но было поздно! Один из мужиков достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и с расстояния трех-четырех метров выстрелил Сане в лицо.
Какая-то баба коротко взвыла и бросилась наутек.
Мужики, переглянувшись, развернулись и пошли прочь.
Саня тем временем схватился руками за лицо и, кучерявенько матерясь, ничего не видя и должно быть не соображая, шагнул прямо на проезжую часть.
Я немного успокоился, когда понял, что пистолет был газовым, но в следующее мгновение я чуть с ума не сошел: визг тормозов, удар, и Брюнино тело отбросило метра на три.
Едрическая сила! Полет Гагарина!
Я бросился к Брюне! Возле него уже суетился кривоногий водитель.
-Ты живой, парень? - взывал он к Сане, опустившись перед ним на колени. - Парень, ты живой?
Брюня приоткрыл покрасневшие веки. Глаза слезились.
Парень, ты меня видишь? Ты видишь меня? Как тебя зовут? Сколько пальцев? Как тебя зовут?
Саня его зовут, - сказал я, присев на корточки рядом с ними.
Вокруг собирался любопытный народ. Скривившись, Саня охрипшим голосом подтвердил мои слова:
- Да... Меня зовут Александр... Матросов.
И когда наши взгляды встретились, он криво улыбнулся. Потом, как ни в чем не бывало, он поднялся, отряхнулся и успокоил собравшихся:
- Граждане, не в этот раз! Всем спасибо!
Водитель от переизбытка чувств принялся было Саню обнимать, но тот резко отстранился:
Э-э, чувак! Оставь меня в покое! Без обид!
Ты как? - спросил я.
Глаза печет и башка трещит. Срочно нужна анестезия.
Я чуть не рехнулся, видя твой взлет...
Водила - гад! Сначала сбил, потом полез обниматься...
- Никакого постоянства! Да?
Брюня утвердительно чихнул.Бутылку баба Таня давала, но с условием.
Ребятки, - попросила она, - Булдыха все время занимает мое место. Скажете ей чего?
Она что, раньше приходит? - спросил Брюня, чихнув.
В том-то и дело, что нет. Но с ней ее сынок - бугай-переросток, - сгоняет меня.
Где она?
Мы подошли к указанной тетке непередаваемых размеров и сказали:
- Послушайте, уважаемая! Говорят, вы тут несколько притесняете своих коллег...
Якых ще калек?! - враждебно гаркнула она. - Що треба?!
Послушайте, мамаша, - сказал я, демонстрируя одну из своих обаятельных улыбок. - Давайте попытаемся, насколько возможно, контролировать свою агрессию по отношению
к дру--.
Брюховецкий не выдержал и перебил меня на полуслове:
- Запомни, бомбовоз, еще раз обидишь бабу Таню -устроим тебе веселую-превеселую жизнь!..
- Андрий! - заорала Булдыха, глядя на кого-то позади
нас. -Та старая сука натравила на нас цих бандитов!
Мы обернулись, и я успел зафиксировать напоследок здоровенный кулак, который летел ко мне с превышающей все допустимые нормы скоростью.
Мои солнцезащитные очки с вафельным хрустом разлетелись, осколки впились в кожу, брызнула кровь...
Кругом поднялся невообразимый шум: бабий визг, топот и ругательства...Я был уверен, что лишился глаза...
Брюня отвел меня к себе, промыл рану и, забинтовав глаз, сообщил:
Веко разрезано, ты теперь можешь сквозь него смотреть на мир. И под глазом разрез. Надо в травмопункт. И не в обычный. Есть такое челюстно-лицевое отделение. Около зоопарка.
Глубокий разрез?
Да не очень, но ведь это лицо, а не жопа - пусть лучше
зашьют.
В ванную комнату, где мы сидели, вошла его мать.
- Ты где шлялся? - спросила она Саню.
Тот, не отвечая, включил душ, стал отмывать ванну от крови.
- Где хлеб?
- Хлеб? - переспросил Саня громко, стараясь перекричать шум воды.
-Ты вчера пошел за хлебом, - напомнила она.
Да, я вчера пошел за хлебом...
-Ну, и?
Ну, и... нахлебался.
- Леонид, - обратилась ко мне Надежда Ильинична официальным тоном, - очень прошу, чтобы впредь не видела вас в нашем доме.
- Хорошо, - покорно ответил я.
Настроение было ни к черту.
- Не бери в голову, - успокаивал меня Саня по дороге в травмопункт. - У меня она несдержанна, но отходчива. Бывает, на батю как обидится, ну прямо смертельно, а через минут десять, как ни в чем не бывало, шутит, смеется...
Я слушал его вполуха. Меня смущал мой внешний вид. Казалось, все люди пялятся на меня, хоть и отводят поспешно взгляд, лишь только я гляну на них.
Я их понимаю. Было на что посмотреть. Один глаз перемотан а-ля «раненый партизан», второй смотрел через тонкую щелочку «разноцветного заплыва».
В метро один алкаш вообще уставился на меня, как туземец на икону. Я уже хотел было послать его душевно к такой-то матери, но тут он подошел ко мне и сказал:
Молодой человек, это, конечно, не мое дело, но вы замотали не тот глаз, у вас подбит другой.
Спасибо, отец, не обращай внимания, так надо.
Шутка такая, что ли?
-Да, прикол...
Ну и на кого ты похож?
Я не ответил, так как подозревал, что Аленин вопрос был, по большому счету, риторическим.