Драконы Аргоната

Релкин лишь грустно покачал головой. Такое закоренелое упрямство не сулило ничего хорошего никому, но ему в первую очередь.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Скажи лучше, ты знаешь, что после празднества Туфель намечается большой бал

Глаза девушки вспыхнули. Как и все в ее клане, она очень любила танцевать.

— Так бывает всегда. На празднике старшей дочери в каждой семье дарят новые туфельки, а на следующий день она отправляется в них на танцы.

— Это звучит здорово, Релкин. Действительно здорово. Ты сможешь прийти?

— О да. Но придет и тетушка Кири.

При мысли о предстоящих танцах и без того кислая физиономия тетушки стала мрачнее тучи. Но она знала, что идти придется: Эйлса, дочь Ранара, умела настоять на своем.

Глава двадцать шестая

На следующее утро небо затянули свинцовые тучи и над городом заморосил дождь. В назначенный час Релкин в свободном плаще с поднятым воротом дожидался вызова у здания Высокого Суда. Мысленно он готовил себя к тому, что адвокат Джевтелло будет всячески сбивать его с толку, стараясь запутать — с тем, чтобы, выискав в показаниях противоречия и нестыковки, уличить во лжи. Оставалось утешаться тем, что он уже прошел через это не один раз. В конце концов все не так уж сложно.

Вскоре он приметил в толпе и самого Джевтелло, беседовавшего с четырьмя солидными господами в широких накидках и высоких дождевых шляпах. Релкин поморщился: в ближайшие часы ему предстояло выслушивать громогласное витийство адвоката. Поскольку слушание намечалось провести при закрытых дверях, не допуская на него публику, Джентелло наверняка использует свой ораторский дар, чтобы про извести впечатление на присяжных.

Все знали, что в зал заседаний посторонних не пустят, но аубинасцы, сторонники Глэйвса, все равно толпились у здания суда. Укрывшись под портиком, они перешептывались, дожидаясь, когда откроются двери, чтобы встретить направляющихся в зал обвинителей и свидетеля протестующими возгласами.

Мимо прошла Лагдален. Она оживленно беседовала с Бушеллом и была слишком поглощена разговором, чтобы отвлекаться на приветствия. День предстоял нелегкий, но особых неожиданностей он не сулил.

Однако того, что случилось спустя несколько мгновений, не ожидал никто. Печатая шаг, сквозь толпу прошло пехотное отделение: четверо легионеров во главе с капралом. Солдаты направились прямо к Релкину и остановились перед ним. С их шляп стекала вода.

— Драконир Релкин, из Сто девятого марнерийского? — спросил капрал.

— Да.

— В таком случае я должен сообщить, что ты арестован Мне предписано незамедлительно сопроводить тебя в Сторожевую башню.

Релкин был настолько ошеломлен, что не сразу пришел в себя. Что за странную игру затеяли с ним боги? Куда бросил кости старый Каймо?

— Могу я спросить, по какому обвинению?

Капрал шмыгнул носом, извлек из кармана дождевика небольшой свиток и, прикрывая его рукой, зачитал выписку из постановления об аресте:

— Согласно пункту 545 Уложения о легионах, ты обвиняешься в незаконном присвоении ценностей, равно как и в незаконном хранении указанных ценностей, а именно — награбленных в Эйго золотых слитков. Помянутые слитки, наряду с другими золотыми и серебряными изделиями, были положены тобой в Королевский Земельный банк в Кадейне. Есть и несколько дополнительных обвинений, но они связаны с названными выше.

Лагдален и Бушелл попытались протестовать: Релкин должен был давать показания на важном процессе. И вообще, произошла какая-то ошибка. Нельзя ли отложить арест хотя бы на час-другой?

Увы, капрал Дженни был непреклонен. Полученный им приказ был предельно ясен и не допускал никаких толкований.

Бушелл и Лагдален еще спорили, но Релкин уже понял, что это бессмысленно. Коль скоро выдвинуто официальное обвинение, процесс пойдет своим ходом. Он достаточно долго прослужил в легионах и знал, как сильна бюрократическая машина. Драконир пожал плечами и зашагал, куда было велено, в окружении четырех неулыбчивых солдат Первого полка Первого марнерийского легиона — воинской части, широко известной под названием «две единицы». Капрал Дженни шел сбоку. Отойдя от здания суда, они свернули на Водяную улицу и двинулись к Сторожевой башне.

Релкин пребывал в полной растерянности. Он никогда в жизни не слышал о таком пункте Уложения. В повседневной службе применялись разве что первая пара дюжин этого весьма пространного документа: прочие же были знакомы только военным юристам, да и тем приходилось обращаться к книгам.

Если его прижмут, он сразу признается, что золотые слитки представляют собой своего рода военную добычу. Он нашел их в Мирчазе, в стене дома эльфийского лорда. Произошло восстание, рабы свергли жестоких тиранов, и в городе бушевали пожары. Релкину никогда и в голову не приходило, что, взяв себе найденные «таби» — золотые слитки в форме подушечек, он совершил нечто противозаконное.

И уж конечно он не мог отрицать, что положил их в банк — правда, не все.

Будучи человеком осторожным, Релкин разделил «таби» на три части, одну из которых зарыл под скалой у третьего верстового столба на дороге, ведущей из Марнери к Голубым Холмам.

«Другие изделия», упомянутые в обвинении, представляли собой украшения, подаренные великим королем Хулапутом из Ог Богона. Эти ценности составили основу учрежденного Релкином фонда Сто девятого марнерийского драконьего. Пайщиками фонда стали все уцелевшие участники похода на Эйго, те, кому довелось сражаться при Чардхе и освобождать Ог Богон от нашествия из Крэхяна. Средства, полученные под залог украшений Хулапута, Релкин вложил в акции и другие ценные бумаги компаний, зарегистрированных в Кадейне, Марнери и Талионе — трех крупнейших городах Аргоната.

Все это не было секретом. По прибытии в Кадейн Релкин заполнил все необходимые при ввозе ценностей таможенные документы. Он изучил Марнерийское Положение о налогах и уплатил все причитающиеся сборы и пошлины.

И вдруг, невесть откуда, всплыл никому неведомый пункт Уложения, который он якобы нарушил.

Солдаты ввели его в Сторожевую башню и, спустившись на несколько ступеней, оставили в темнице. Там было довольно тихо. Последнее время в городе царило спокойствие, и тюрьма была почти пуста — если не считать нескольких пьянчужек да взломщика, схваченного на Фолуранском холме. Релкин томился в неизвестности примерно час. Затем появилась Лагдален в сопровождении двух стражников. Они впустили ее внутрь, а сами остались снаружи, у дверей.

— Дело возбуждено по заявлению некоего командора Хейсса, аубинасского офицера из «двух единиц».

— Аубинас! Вот оно что, — до Релкина наконец до шло, что он стал пешкой в борьбе между Аубинасом и Империей.

— Обвинение основывается на некоторой неопределенности в тексте отдельных статей Уложения. Все зависит от того, как трактовать понятие «добыча».

— Вот значит как… — Релкин понимал, что у него возникла проблема.

Золотые слитки несомненно представляли собой добычу — тут уж не поспоришь. Но остальные ценности являлись дарами великого короля. В связи с этим было о чем подумать.

— Ладно, — сказал он. — Нужно отправить послание в Ог Богон и в Мирчаз. Пусть великий король скажет, взяли ли мы хоть что-нибудь без его соизволения? Пусть нынешние правители Мирчаза скажут, имели ли мы право увезти с собой найденное золото. Заслужили ли мы его!

Релкин ощутил нахлынувшую горечь. Зря он не закопал все золото. Так и дракон советовал. Так нет же, ему приспичило корчить из себя великого финансиста, толковать о прибыли и сложных процентах. Дракон только отмахивался, называя все эти прожекты «медведем на льдине», что примерно соответствовало человеческому «журавлю в небе». Проклятый дракон был прав. И не в первый раз.

Лагдален застонала:

— На обмен депешами уйдет время, на что они и рассчитывают. Чтоб им провалиться! Ты видишь, Релкин, к чему все клонится: потребуются месяцы, а то и годы, что бы очистить твое имя. А пока ты находишься под подозрением, все твои показания против Глэйвса будут подвергаться сомнению. Ничего не скажешь, ловко они все это разыграли.