Драконы Аргоната

— Релкин, у тебя найдется минутка?

Курф пытался поговорить с Релкином наедине еще до сражения, но Релкин избегал этого разговора.

— Найдется.

Курф кивнул в сторону свитка:

— Готовишь список того, что потребуется на зиму?

— Верно. А ты свой уже составил?

— Все сделал, как Кузо велел. Ничего не забыл, даже шерстяные носки вписал. Три пары. Как ты думаешь, там и вправду так холодно?

Релкин поднял взгляд:

— Ты что, Курф, дурака валять затеял?

— Нет.

— Там будет гораздо холоднее, чем ты можешь себе представить. Мне довелось прослужить зиму в форте Кенор, что у Гана. Вот где было холодно. В иные дни я надевал сразу по два плаща, один поверх другого, но в карауле все едино замерзал до полусмерти. Но то было в форте Кенор, а нам предстоит подняться выше, в горы Белых Костей. Ты хоть знаешь, почему они так зовутся?

— Вроде бы, это как-то связано с костями погибших путешественников.

Курф во всем предпочитал видеть таинственную и романтическую сторону.

— Так гласит легенда, но истинная причина в том, что эти горы всегда покрыты снегом. Там холодно круглый год, а зимой стужа стоит и вовсе неимоверная.

— Брр. Похоже, в Марнери мне придется побегать по складам.

— Угу. Не без того, — пробормотал Релкин, внося в свой список дополнительную пару теплых кальсон, шерстяные носки и запасные перчатки.

— Хм, Релкин… мне надо кое-что у тебя спросить. На счет того сна, и все такое…

Релкин пробурчал что-то невразумительное. Он понимал, что к нему будут цепляться с такими вопросами, но уж боль но не хотел затрагивать эту тему.

— Релкин, сон был на редкость отчетливым. Я видел тебя так же ясно, как вижу сейчас. Ты словно бы плыл по воздуху и говорил — правда, голос твой звучал слабо, словно доносился издалека. Но видел я тебя хорошо.

— Ну? Релкин не был склонен к разговору.

— Я слышал тебя, но ты находился в Куоше, а я торчал здесь, в лагере.

— Угу.

— Так как?

Секунду или две Релкин молчал.

— Что как?

— Как же ты ухитрился это сделать? Клянусь Рукой, Релкин, тут не обошлось без могучей магии. Как ты сумел заставить меня увидеть такой сон?

Релкин вздохнул. Ему показалось, что он знает, почему Лессис порой выглядит такой усталой.

— Курф, послушай меня, В жизни существует нечто та кое, с чем лучше вовсе не иметь дела. Ну, разве что по крайней необходимости. Уразумел?

— Ты что-то узнал в том эльфийском городе?

— «Узнал» — не совсем точное слово. Скажем так: это меня едва не убило. Это выше моих сил, Курф. И моих, и любого, кто не прошел специальной подготовки. Чтобы управлять такими силами, нужны знания, а я ничему подобному не учился.

«Я вообще ничему не учился и ничего не видел, кроме Войны», — с горечью подумал драконопас.

— Так-то оно так, но что-то ты наверняка узнал, а иначе как же ты ухитрился бы это сделать. Знаешь, ведь драконы тоже тебя видели. Все, даже Пурпурно-Зеленый.

Голос Курфа звенел от любопытства. Релкину это внушало беспокойство, он понимал, что, если на него навесят ярлык чародея, он останется с ним на всю жизнь. И тогда все, и те, кому надобно избавиться от немочи, и кому охота научиться превращать солому в золото, потащатся за советом к великому чародею Релкину из Куоша. Его такая перспектива отнюдь не прельщала.

— Он метнул на Курфа сердитый взгляд:

Слушай, я понятия не имею, как это вышло. И тогда не знал, что делаю, и сейчас ни черта не знаю. Просто мы были в отчаянном положении: ясно было, что без помощи всем нам хана. Вот я и попытался связаться с вами, но провалиться мне на этом месте, коли я могу сказать, как все получилось.

Курф угрюмо потупился — он был страшно разочарован. Колдовские тайны притягивали его, как магнит.

— Понятно.

— Так что больше я ничего тебе сказать не могу. Но поверь мне, Курф, в такие дела лучше не встревать.

Полог отдернулся снова — на сей раз заявился Свейн.

— Эй, ребята, слышали новость?

— Что такое?

— Поступил приказ ускорить отправку. Мы двинем в Марнери через два дня.

— Ух ты! Времени на подготовку в обрез.

— Это еще не все… — На лице Свейна играла довольная улыбка. Больше всего на свете он любил выведывать и разносить самые свежие новости.

— Ну, выкладывай, не томи.

— В Марнери, перед Сторожевой башней, будет устроен парад, и там нам вручат награды. Похоже, они затеяли провернуть эту церемонию с большой помпой.

— А-а…

— Вот здорово. Все девчонки нас увидят!

При виде щенячьего восторга на лице Курфа Релкин угрюмо усмехнулся.

Наблюдать за этим пареньком было все равно что видеть себя несколькими годами раньше. И тут Релкину вспомнился один разговор с Лагдален. Они беседовали о Лессис, и Лагдален объяснила ему, почему хотела бы оставить службу у ведьмы и вернуться к обычной жизни.

— Понимаешь, для Серой Леди все это уже случалось прежде, много раз. Она видела все, слышала все. Люди рождались, старели, умирали, на их место приходили новые — и все это у нее на глазах. Она хочет умереть, Релкин, но не может. С самого начала мира ее защищает некая великая сила. Говорят, будто ей пятьсот лет, но мне кажется, что она гораздо старше. Она проклята, проклята той магией, которой владеет. А я не хочу иметь с этим ничего общего. Хочу жить как все люди, растить детей, а потом состариться, умереть и вернуться в Руку Матери. Истина и покой — там, а не в магических искусствах. Всякое колдовское учение — это сделка, заключенная на нелегких условиях. За то, что дает тебе магия, приходится платить высокую цену.

Эти слова засели в памяти Релкина с того дня, когда он увидел Лагдален в Марнери, вскоре после запоздалого возвращения из Эйго. Они были созвучны его собственному решению: жизнь чародея не для него. Он хотел возделывать землю, жить с Эйлсой и Базилом, иметь настоящую семью. Иметь то, чего у него никогда не было. Релкин не желал чувствовать, как его тело пронизывает синее пламя, или видеть колдовские миры, населенные демонами соблазна, способными иссушить человеческое сердце и бесследно исчезнуть по велению их творцов.

Свейн рассеянно ухмыльнулся:

— Я вижу, куошиту не до нас. Он думает.

Релкин вернулся к действительности.

— По крайней мере, у меня это получается. Чего о не которых из нас сказать нельзя.

— Ты, должно быть, имеешь в виду Ракаму?

— О нет, — простонал Курф.

— Ну, что на сей раз? — спросил Релкин.

Он почувствовал странное облегчение от того, что пред стояло выслушать рассказ об очередной стычке между двумя дубоголовыми силачами.

Глава двадцать четвертая

То была маленькая комнатушка, густо устланная коврами и увешанная тяжелыми гобеленами, чтобы заглушить всякий звук. На стене висела маленькая аспидная доска; единственное окно скрывали плотные, не пропускавшие дневной свет шторы.

Помещение освещалось лишь двумя лампами, стоявшими на столах ведьм.

Расспрашивали Релкина Белл и Селера деятельные колдуньи с острыми, ничего не упускавшими глазами, ничуть не походившими на тусклые, усталые очи Лессис. Они бесконечно задавали вопросы, внимательно выслушивали ответы и делали записи в лежавших перед ними толстенных, походивших на конторские, книгах. Всякий раз по окончании допроса книги закрывали, складывали в шкаф и запирали на ключ. Релкина приводили туда с завязанными глазами. Повязку снимали в приемной рядом с центральной лестницей Сторожевой башни. Таким образом, он не знал, где именно расположена эта тайная канцелярия; судя по числу лестничных пролетов, она находилась на пятом этаже.

Релкин сидел на жестком стуле. Осточертевшем ему до крайности, ибо уже не первый день он просиживал на нем с девяти утра до трех часов дня — а порой ведьмы затевали еще и вечерний допрос. Он устал от этой комнаты, устал от твердого стула, а главное, от вопросов — дотошных, въедливых и довольно бестактных. Колдуньи интересовались тем, что Релкин предпочел бы не обсуждать.