Влюбленная Пион

Слезы Второй тети падали с ее щек на волосы доче­ри. Все, кто находился в комнате, понимали, что через четыре дня Вторая тетя не станет сильнее и мы увидим повторение этой сцены.

Затем мама опять обратилась ко мне.

— Сядь рядом. - Поглядев мне в глаза, она улыбну­лась с материнской нежностью. — Это последняя пара ступней в нашем доме, которая будет перебинтована до твоей свадьбы. Я хочу, чтобы ты пришла в дом своего мужа, зная, как однажды тебе нужно будет бинтовать ноги своей дочери.

Девочки восхищенно смотрели на меня, надеясь, что когда-нибудь их матери сделают для них то же самое.

— К сожалению, — сказала мама, — сначала нам нуж­но исправить небрежную работу. — В знак прощения Второй тети она мягко добавила: — Все матери робеют, когда приходит срок исполнить свой долг. Было время, когда я была такой же неумелой, как ты. Все испытыва­ют искушение не перевязывать ступни слишком туго. Но что происходит в этом случае? Ребенок встает на ноги, и кости начинают двигаться вместе с бинтами. Разве ты не видишь, что ты только продлеваешь муче­ния своей дочери и делаешь боль нестерпимой, а не щадишь ее? Если у девушки ничем не примечательное лицo, в этом нужно винить Небо, но плохо перебинто­ванные ноги свидетельствуют о том, что у нее ленивая мать. А лень часто передается по наследству. Что поду­мают ее будущие родственники? Девушки должны быть нежными, как цветы. Они должны ходить плавно, гра­циозно покачиваясь, и быть почтительными. Только так они превратятся в драгоценные камни.

Затем мама обернулась ко мне и твердо сказала:

Мы должны быть сильными и исправлять ошиб­ки, если допустили их. — Ее голос стал тверже. — Возьми ее ногу левой рукой.

Я сделала, как мне было сказано. Затем мама обхватила мою руку и сжала ее.

— Ты должна держать ее очень крепко, потому что... — мама взглянула на Орхидею и решила не заканчивать предложения.

— Нам не приходится стирать, но ты наверняка видела, как Ива или другие служанки стирают твою одежду или белье.

Я кивнула.

Хорошо, значит, ты знаешь, что, когда они закан­чивают полоскать одежду, они изо всех сил выжимают ее, чтобы стекла вода. Мы должны сделать нечто по­добное. Пожалуйста, в точности повторяй за мной.

Иероглиф, обозначающий материнскую любовь, со­ставляют два элемента: «любовь» и «боль». Я всегда ду­мала, что они описывают чувство, которое дочери испы­тывают к своим матерям, ведь они обрекают нас на боль, бинтуя ноги. Но когда я смотрела на слезы Второй тети и наблюдала, как отважно действует моя мать, то поняла, что этот иероглиф обозначает их чувства. Мать глубоко страдает, когда рожает дочь, бинтует ей ноги, а затем про­щается с ней, когда та выходит замуж. Мне хотелось по­казать своим будущим дочерям, как я люблю их, но меня тошнило, потому что мне было жаль мою маленькую се­стру и я боялась, что чем-нибудь наврежу ей.

— Держи дочь как можно крепче, — приказала мама своей невестке. Затем она взглянула на меня, кивнула, чтобы подбодрить, и сказала: — Положи на ногу пра­вую руку так, чтобы она касалась левой... как будто ты собираешься выжимать белье.

Усилившееся давление на сломанные кости застави­ло Орхидею сморщиться от боли. Вторая тетя еще креп­че сжала дочь в объятиях.

— Я бы хотела, чтобы все закончилось как можно быстрее, — продолжила мама, — но спешка и мягкосер­дечие привели к тому, что возникла угроза.

Левой рукой она продолжала сжимать лодыжку, в то время как правая медленно заскользила по направле­нию к пальцам. Моя сестра зашлась в крике.

У меня кружилась голова, но я ощутила прилив радо­сти. Мама была очень добра ко мне.

Я повторила ее движение, и девочка закричала еще громче.

— Хорошо, — похвалила мама. — Чувствуешь, как косточки распрямляются под твоими пальцами? Когда ты сжимаешь их, они должны встать на место.

Я дошла до пальчиков и отпустила ногу. Ступни Орхидеи по-прежнему имели ужасную форму. Теперь из-под кожи не высовывались странного вида шишки, но ступни были похожи на два длинных стручка перца. Орхидея, рыдая, тряслась всем телом, стараясь отдышаться.

— Теперь будет больно, — заметила мама. Она посмот­рела на одну из девочек, стоящих справа от нее, и сказа­ла:— Иди и приведи мне Шао. Кстати, где она? Впро­чем, не важно. Просто приведи ее. И быстро!

Девочка вернулась вместе со старой кормилицей. Шао происходила из хорошей семьи, но рано овдовела, и ей пришлось наняться к нам на работу. Чем старше я становилась, тем меньше она мне нравилась, потому что она была строгой и неумолимой.

— Держи ноги прямо, — приказала мама. — Ее ступ­ни не должны двигаться, если только их не поворачивают руки моей дочери. Поняла?

Шао делала это и знала, что от нее требуется.

Мама оглянулась на столпившихся рядом с нами девочек.

— Отойдите. Дайте нам место.

Девочки любопытны, как мыши, но мама была главной женщиной в доме, и потому они беспрекословно повиновались.

— Пион, думай о своих ногах, когда ты делаешь это. Помнишь, как твои большие пальцы завернуты вниз, а ступня загнута внутрь? Для этого нам нужно загнать косточки под ступню, как будто ты снимаешь носок. Ты сможешь по сделать?

— Думаю, да.

— Ты готова? — спросила мама Вторую тетю.

У Второй тети была очень бледная кожа, а теперь она казалась почти прозрачной, как будто ее душа покину­ла тело.

— Еще раз: делай то же, что и я, — обратилась ко мне мама.

Я так и сделала. Я загнала косточки внутрь. Я была так сосредоточена, что почти не слышала криков моей двоюродной сестры. Узловатые руки Шао держали ее ножки так крепко, что косточки побелели. Орхидея была в агонии, и ее вырвало. Отвратительная масса, вылетевшая у нее изо рта, испачкала тунику, юбку и лицо моей матери. Вторая тетя принялась униженно изви­няться, и в ее голосе слышался жгучий стыд. На меня обрушивались волны тошноты, но мама ни разу не дрог­нула и ни на секунду не забыла о своей задаче.

Наконец дело было сделано. Мама оглядела ту ногу, которую держала я, и потрепала меня по щеке:

— У тебя все получилось. Наверное, у тебя есть дар. Ты будешь прекрасной женой и матерью.

Мама никогда раньше не говорила мне ничего по­добного.

Затем она перебинтовала другую ногу. Ей пришлось очень туго перевязать бинты, на что не решилась Вто­рая тетя. Орхидея больше не могла плакать, и потому в комнате не было слышно ничего, кроме голоса моей матери и легкого шелеста ткани, которой она снова и снова обматывала ступню. На каждую крошечную нож­ку ушло не меньше трех метров ткани.

— Теперь в нашей стране ноги перебинтовывают куда большему количеству девочек, чем раньше, — объясняла мама. — Маньчжурские варвары думают, что мы, жен­щины, остаемся в тени! Они видят наших мужей, и мы беспокоимся за них, но маньчжуры не смеют загляды­вать в женские покои. Мы бинтуем ноги наших дочерей в знак непокорности чужакам. Посмотрите вокруг: даже наши горничные, служанки и рабыни бинтуют ноги. Это делают даже старые, бедные, больные женщины. Мы, женщины, сражаемся, как умеем. Перебинтованные ноги составляют нашу ценность. Благодаря ним мы выходим замуж. И маньчжуры не смогут остановить нас!

Мама крепко сшила повязки, поставила ногу Орхидеи на подушку и стала бинтовать ту ногу, форму кото­рой исправляла я. Когда она закончила, то поставила на подушку и ее. Вторая тетя гладила Орхидею по все еще влажным щекам, желая успокоить ее, но мама заставила невестку убрать руку. Затем она добавила:

— Благодаря бинтованию ног мы выигрываем вдвой­не. Мы, слабые женщины, одержали верх над маньчжу­рами. Их запреты ни к чему не привели, и теперь мань­чжурки сами стараются подражать нам. Если бы вы вышли на улицу, то увидели, как они идут в огромных уродливых туфлях на крошечных платформах в форме туфелек для перебинтованной ноги. Они прикрепляют их к подошвам, чтобы создать видимость перебинтованных ступней. Ха! Они не могут соревноваться с нами или запретить наши обычаи. Но самое важное, что перебинтованные ступни всегда будут казаться соблазнитель­ными нашим мужьям. Помните: хороший муж — тот, ктo умеет доставлять вам удовольствие.