Данайцы

По моем возвращении, глядя, как я выкручиваю мокрую водолазку, Юлия поджимала губы и злилась.

– Нигде ничего подобного, – сообщила она. – «КМТ-201У». Ты опять что-то напутал.

– Почему – опять?

– Возьми полотенце.

– Какие базы ты смотрела?

– Все.

– Попробуй еще раз. И не с букв, а с цифр. Или даже так: по этому расширению, «201У».

– Вот. – Она провела мизинцем по столбцу наименований, вызванных программой поиска. – «Модуль топливный-201». – Она оглянулась на меня, мы встретились глазами. – Ты что?

Неожиданно зажглось дневное освещение.

– Новая модификация, – сказал я, щурясь от света. – Не успели внести.

Юлия продолжала глядеть на меня.

Я видел, как сузились ее зрачки.

– Постой. – Сдвинув ее, я тоже принялся возить пальцем по монитору: – «Модуль топливный… емкость… крепление…» То есть ты хочешь сказать, что за предбанником – топливные баки?

Юлия прошлась по кабине.

– Я хочу сказать, что ты ведешь себя, как ненормальный.

Беззвучно, одними губами, как псалом, я перебирал содержимое файла «МТ-201».

– Но это значит… – Приложив ко лбу кулак, я закрыл глаза. – Это значит… – То, что вертелось у меня на языке, было ужасно.

Юлия помогла мне:

– Это значит, что все равно нужно забираться под тюк.

– Да, – сказал я рассеянно. – Да.

– Что – да?

Я откинулся на спинку кресла.

– Что – да? – повторила Юлия.

– Что мы заберемся под тюк.

– Ты что задумал?

– Отключить эту штуковину. Перезапустить, то есть. – Я кивнул на монитор. – Все просто.

– Ты с ума сошел?

Я заглянул под пульт. Силовые кабели проходили по титановой жиле внутри ножки пульта. Тут же, под ножкой, виднелась прорезь щитка.

Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что главный компьютер корабля – не персональная машина, которую можно обесточивать на ночь. Главный компьютер работал в реальном времени, под его контролем находились реальные системы, и обновлять между ними связь было примерно то же самое, что пробовать приставить к туловищу отрубленную голову. Но у нас уже не оставалось другого способа восстановить управление. Мы должны были рискнуть. Рассматривая связку кабелей, я коротко разъяснил этот план Юлии. Она только развела руками.

Затем я разъединил кабели.

Я ждал, что погаснет свет, что отключатся двигатели или еще что-нибудь в этом роде, но погас только монитор. Выждав минуту, я соединил кабели вновь. Похоже, все обошлось. Компьютер перезагружался. И только затем я почувствовал запах. Не запах горелой проводки, а какой-то живой, приторный запах.

На мониторе появилась надпись: «Поиск и проверка систем».

– Чувствуешь? – спросил я.

– Это духи, – сказала Юлия.

– Твои?

– Я серьезно. – Она провела по вентиляционной решетке пальцами. – Куда ведет эта труба?

– Не знаю.

Компьютер выдал список необнаруженных и вышедших из строя систем. Среди необнаруженных значились: двигатели первых двух ступеней, радиопередатчик, передающая антенна, три секции аккумуляторов и какие-то резонансные серверы. Среди вышедших из строя: одна буферная батарея, радиостанция, внешние температурные датчики и стабилизатор киля (?) … Впрочем, «мелочи» сии меня интересовали мало. Я ввел команду «остановить двигатели» и после секундной паузы, подавившись воздухом, взмыл над пультом.

Охнув, Юлия сказала мне:

– Перестань.

Она с расставленными руками зависла под потолком.

– Ура, – успел ответить я ей, и только – в ту же секунду огромным плоским молотом пол полетел на нас.

Я ударился спиной о подлокотник кресла с такой силой, что в пояснице моей хрустнуло. Первое время, не решаясь пошевелиться, я был уверен, что сломал себе позвоночник. Юлия успела сгруппироваться, ее приземление вышло удачней моего. И, по-видимому, ей тоже был слышен хруст: она поспешила мне на помощь. Но когда выяснилось, что хрустнула не моя поясница, а крепление подлокотника, заявила:

– Балбес. – И с холодным бешенством покусывала сломанный ноготь. – Неужели ты думаешь, тебе позволят перехватить управление?

– Кто? – удивился я.

– Никто.

– Что ты имеешь в виду?

– Что нас предали.

– Кто?

– Откуда мне знать! – закричала она.

Я недоуменно молчал.

– Есть что-нибудь попить? – спросила Юлия.

Разминая спину, я достал ей баночку сока из нашего посадочного НЗ. Облив руки, она оставила сок и молча уставилась на стену. Я дал ей салфетку и сам отпил пару глотков.

– Ты же сам все видишь, – сказала она. – И если мы не ошиблись кораблем, то этот… этот готовился специально для нас.

– Я не пойму: что значит «предали»? Кто? – То есть, намекая на полковника, я уже не вполне соображал, что говорю. Сознание мое был контужено мыслями о смерти. Однако могли ли такие мысли считаться мыслями? Подобно компьютеру после перезагрузки, я не обнаруживал в себе многих свойств – здравого рассудка в первую очередь, – а обнаруживал нечто задохшееся, мертвое, как будто шарил в протекшем и ослизлом аквариуме…

– А куда всё провалилось? И где мы будем жить? Ты знаешь, сколько у нас остается кислорода? – спросила Юлия.

– Хорошо. А кто не позволит мне перехватить управление?

– А ты перехватил его?

– Тогда кому это все нужно?

– Нам, – усмехнулась Юлия.

– Руководству Проекта? – сказал я.

– Вот-вот.

– Американцам?

Она замерла.

Тут, как водится, меня прорвало. Я стал втолковывать ей нечто сказочно бестолковое – что это смешно и дико (что?), что не для того нас готовили, чтобы после первой же неполадки (ничего себе неполадка) мы распустили сопли и что вообще мы не оправдываем оказанного доверия.

Где-то на излете сей баснословной тирады я начал соображать, что оглядываюсь по сторонам в поисках двери, прицеливаюсь, куда бы удрать, что уже не столько говорю, сколько задыхаюсь.

В общем, я зачем-то влез в скафандр и спустился в «спальню».

Подо мной лежала лоснящаяся туша тюка. На стенах и на потолке блестела вода. Еще надеясь, что Юлия окликнет меня, я бил по стенам металлическим обрезком. Затем в моих руках оказалась дисковая пила, и я взялся кромсать тюк. Из него, точно из вспоротого брюха, полезли намокшие поролоновые внутренности. Между поролоном проскальзывали сношенные армейские ботинки, слесарные инструменты, маслянистая ветошь и еще черт знает что. То и дело из-под диска сыпались искры, что-то наматывалось на ось, брызжа грязной водой. В конце концов я бросил пилу, подобрал кусок поролона и вскарабкался обратно в рубку.

Юлия вздрогнула, увидев меня.

– Знаю, что ты хочешь сказать! – Я швырнул перед ней поролон. – Они разворовали Проект! Замечательно! Но ты представляешь себе, как это возможно? Ведь это все равно, что украсть Европу, океан! На нас направлены чуть ли не все станции слежения, и не только наши! Да и хорошо – можно купить своих, заставить их молчать, но подкупить остальных… Как, как это возможно, скажи?

Юлия, подобрав поролон, вертела его в пальцах. Я смолк. Мысль о том, что она чего-то недоговаривает, уже преследовала меня неотступно. Впрочем, она всегда что-либо скрывала от меня. То, например, что с ее опустившимся Ромео они были любовниками более пяти лет.

Она еще о чем-то спрашивала меня, я что-то ей отвечал, а затем я вновь очутился на тюке, вернее, внутри него, окруженный шевелящимся хламьем, и кромсал его пилой до тех пор, пока среди серой жижи подо мной не показался рычаг крышки люка. Под шлемом пахло слюной, я чувствовал, какое у меня нездоровое дыхание. Я стоял на коленях перед люком и водил рукою по жиже. Ведь чего я ждал все эти годы? Пускай это покажется смешным и пошлым, но ждал я только того, что мы окажемся наедине друг с другом, что никто уже не будет мешать нам. Вместо этого же получался какой-то убогий спектакль. Ее спившийся Ромео, быть может, оттого и беспокоил так мое воображение, что мы были с ним не столько соперники, сколько товарищи по несчастью. Потому что в обоих случаях это была не любовь, а только жалость к влюбленному (в моем случае к тому же и жалость с расчетом – лететь должен был я, а не Ромео, этим и вычислялись все мои преимущества). «Какая дрянь, дрянь», – шептал я с ненавистью.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.