Страница 34 из 47
Она работает сейчас, используя разные средства: репродукции картин и рисунков различных художников, черно-белые фотографии обнаженных мужских и женских тел, фотографии из медицинской литературы младенцев, детей и стариков, длиной с человеческий рост зеркало, укрепленное ею на противоположной от кровати стене, чтобы видеть себя целиком, порнографические журналы на различные вкусы и привязанности (от позирующих свои прелести женщин до совокупляющихся разнополых пар, мужчины с мужчиной, женщины с женщиной, трое, четверо, пятеро участников всех возможных математических комбинаций) и небольшое карманное зеркало, которым она изучает свою вагину. Внутри ее распахнулась дверь, и она открыла для себя новый образ мышления. Человеческое тело — это инструмент знания.
Больше нет времени для ее картин. Рисунки — гораздо быстрее и более ощутимы, лучше подходят срочности ее проекта, и она заполнила прошедшим месяцем один альбом за другим, стараясь освободиться от ее прежних методов. После того, как она приступает к работе, первый час она разогревает себя концентрацией на деталях, отдельных частях тела, выбранных из ее коллекции видов или найденных в зеркалах. Страница кистей рук. Страница глаз. Страница ягодиц. Страница самих рук. Затем она приступает к целым телам, портретам отдельных фигур в различных позах: обнаженная женщина стоит задом к зрителям, обнаженный мужчина сидит на полу, обнаженный мужчина лежит вытянувшись на постели, обнаженная девушка присела на землю и мочится, обнаженная женщина сидит на стуле с закинутой назад головой, поддерживая правой рукой правую грудь и ухватившись левой рукой за сосок левой груди. Это интимные портреты, говорит она себе, не эротические рисунки, человеческие тела занимающиеся тем или иным, когда никто не видит их, занятий, а если у многих мужчин на этих портретах напряженные пенисы, то это потому, что в среднем за день у мужчин бывает пятьдесят эрекций и полу-эрекций — так ей сказали. Затем, в последней части упражнений, она собирает эти фигуры вместе. Обнаженная женщина с младенцем на руках. Обнаженный мужчина целует шею обнаженной женщины. Обнаженный старик и обнаженная старуха сидят обнявшись на постели. Обнаженная женщина целует мужской пенис. Двое лучше одного, и последующая загадка тройки: три обнаженных женщины; две обнаженные женщины и обнаженный мужчина; одна обнаженная женщина и два обнаженных мужчины; три обнаженных мужчины. Порнографические журналы довольно откровенны о подобных ситуациях, и их открытость вдохновляет ее на работу без малейшего страха или колебания. Пальцы вошли в вагину. Рты покрыли пенисы. Пенисы вошли в вагины. При этом очень важно указать на разницу между фотографией и рисунком. Если одно не оставляет ничего для фантазии, то другое может существовать лишь в воображаемой реальности, и потому она с яростным пылом приступает к рисованию, при этом она никогда не копирует рассматриваемые ею фотографии, а использует их, чтобы придумать новую сцену. Иногда ее охватывает возбуждение при виде того, что выводит ее карандаш, возбуждение, потому что картины начинают пузыриться в ее голове во время рисования, похожие на те, которые пузырятся во время ее ночных мастурбаций, но возбуждение — это лишь побочный продукт ее воодушевления, а главное — это то, что она чувствует, как работа требует ее, постоянное, давящее желание сделать правильно. Рисунки, обычно, рисуются грубыми штрихами и остаются незаконченными. Она хочет, чтобы ее человеческие тела передавали удивительную странность того, что живо — не более того, но как можно больше. Ее не заботят идеи красоты. Красота сама побеспокоится о себе.
Две недели тому назад произошло нечто радостное, непредвиденное, еще до конца не определившееся. За несколько дней до того, как в Бруклин приехала эта девушка из Флориды и расстроила все надежды на когда-либо возможное покорение Майлса, Бинг попросил посмотреть ее новые работы. Она пригласила его подняться к ней после ужина; трепет нарастал в ней с каждой лестничной ступенькой, твердо уверенная в том, что он рассмеется над ней, как только перелистнет несколько страниц в альбоме, и затем покинет ее с вежливой улыбкой на лице и успокаивающим похлопыванием по плечу, но она решила все же рискнуть ожидаемым унижением — все внутри ее горело, рисунки жгли ее, и кто-то, кроме нее, должен был увидеть их. В обычных обстоятельствах она попросила бы посмотреть Алис, но Алис отказала ей в тот декабрьский день, когда туман покрыл кладбище, и хотя они уже простили друг друга за то смешное непонимание, она все еще боялась попросить Алис, потому что думала — Алис стало бы стыдно при виде рисунков, она была бы шокирована, даже до отвращения, поскольку какой бы доброй и верной подругой ни была Алис, она всегда была немного скучной. Бинг — более открыт, более прямолинеен (иногда до грубости) в разговорах о сексе; и, поднявшись с ним по лестнице и открыв дверь, она осознает, насколько сексуальны ее рисунки, грязно-сексуальны, если угодно, и, возможно, ее одержимость человеческими телами вышла из-под контроля, возможно, она вновь начинает терять себя — первый знак надвигающегося психоза. Но рисунки понравились Бингу, он решил, что они были исключительными, смелым, экстраординарным прорывом, и от того, что он вскочил с кровати и внезапно поцеловал ее после последнего просмотренного рисунка, она поняла — он ей не врал.
Конечно, мнение Бинга ничего не значит. Он не понимает изобразительного искусства, у него нет знания истории искусств, лишь способность оценивать то, что видит. Когда она показала ему репродукцию картины Курбе Происхождение Мира, его глаза широко раскрылись, а когда она показала ему похожий образ женских интимных частей в одном из ее журналов, его глаза опять раскрылись широко, и ей стало очень горько при виде человека, совершенно нечувствительного эстетически, человека, не знающего никакой разницы между смелым революционным произведением искусства и, ничтожной по смыслу, средненькой непристойностью. Несмотря на это, ее воодушевил его энтузиазм, и она была поражена своим радостным чувствам, когда слушала его хвалебные речи. Образованный он или нет, реакция Бинга при виде ее рисунков была честной и подлинной — он действительно был тронут ее работами, он не мог перестать говорить о том, какими честными и мощными они были — и за все годы ее рисования никто никогда не говорил с ней так, никогда.
Доброжелательность, исходившая от Бинга той ночью, придала ей дополнительной смелости, чтобы задать ему вопрос, тот вопрос, вопрос, который она не смела задать никому с тех пор, как Алис отказала ей прошлым месяцем. Не захотел ли бы он позировать ей? Зеркала и двухмерные изображения помогли ей достичь сегодняшних результатов, сказала она, но если она решилась добиться чего-нибудь в ее исследованиях человеческой фигуры, ей обязательно придется работать с живыми моделями, с трехмерными людьми, с живущими и дышащими людьми. Бинг, похоже, был очень польщен ее просьбой, хотя и с видимым сомнением на лице. Речь не идет о прекрасности тела, сказал он. Конечно, нет, ответила она. Ты воплощаешь себя, и от того, что ты не хочешь быть никем, а лишь собой, ты не должен бояться.
Они выпили два бокала вина, если быть точнее, одну бутылку на двоих, и затем Бинг снял свою одежду и сел на стул у стола, а она расположилась на кровати, сев по-турецки, с альбомом в руках. Удивительно, но он, похоже, совсем не боялся. Пухлое тело и все остальное, выпирающий живот и толстые ляжки, заросшая волосами грудь и широкие, жирные ягодицы, он сидел спокойно, пока она рисовала его, не выказывая ни малейших знаков дискомфорта или стыда; и через десять минут работы над первым скетчем, когда она спросила его, как он себя чувствует, он сказал, что прекрасно, он верил ей, он даже не представлял, насколько ему было хорошо от того, что кто-то рассматривал его. Комната была небольшой, не более четырех футов между ними, и когда она впервые начала рисовать его пенис, ей пришло на ум, что она уже смотрит не на пенис, а на член, что слово пенис больше подходило к рисованию, а член — для того, что было от нее на расстоянии четырех футов, и, честно говоря, она должна была признаться, что у Бинга был привлекательный член, не длинный, не короткий, чем у всех виденных в ее жизни, но толще, чем у большинства, крепко сложен и без всяких особенностей или пятен, первоклассный экземпляр мужского достоинства, не то, что обычно называется карандашным (где она услышала эту фразу?), но словно округлая чернильная ручка, плотная пробка для любого отверстия. На третьем рисунке она попросила его, если бы он смог поиграть с самим собой, и она смогла бы увидеть, как он изменится, когда встанет, и Бинг сказал, что нет проблем — позируя для нее возбуждало его — и он ничего не имеет против. На четвертом рисунке она попросила его помастурбировать, и вновь он охотно повиновался, но на всякий случай спросил ее, может, она также снимет свою одежду и позволит присоединиться к ней в постели, но она сказала, нет, она лучше останется в одежде и продолжит рисование, но если в самый последний момент он захочет встать со стула, подойти к кровати и кончить ей в рот, она не будет возражать.