Страница 1 из 67
Из жизни английских привидений
Александр Волков
ВСТУПЛЕНИЕ
Страх — вот сильнейшая страсть человека.
Спешу предуведомить читателя о том, чем эта книга не является. Это не пособие для тех, кто жаждет узнать, что именно рассказала им покойная бабушка. Здесь не будет откровений о фигурах, приносящих скорбные вести, и о голосах, передающих привет с того света. Я также обошел вниманием популярные ныне паранормальные сеансы с участием любителей острых ощущений, которым наскучили виртуальные игры и экстремальные выезды на природу. Сетевой ресурс и без того переполнен всякого рода фото- и видеоматериалами, фиксирующими «что я увидел» и «что я почувствовала».
Если бы призраки существовали, их, несомненно, отпугнули бы толпы любознательных туристов с камерами. Ведь привидения, особенно привидения английские, — в первую очередь культурное явление, а всякая культура не терпит массовости. Массовым может быть только бескультурье. О месте привидений в культуре Англии мы и будем говорить. Мы увидим, как менялось отношение к призракам в народных легендах и в литературной среде и каким образом привидения оказались связаны с важнейшими культурными памятниками Туманного Альбиона — замками, усадьбами, аббатствами, соборами и сельскими церквушками.
В книге «Музыка в камне. История Англии через архитектуру» я признавался, что допускаю существование призраков, но не верю большинству рассказов о них, и даже попытался отделить ложь от истины. Теперь мы подробнее изучим эти стереотипы, чтобы понять, какими побуждениями руководствовались их изобретатели. Мы постараемся избежать рассуждений об эфирных телах, телепатических сигналах, энергетических субстанциях и астральных двойниках. Традиционное христианство не вдается в подробности о происхождении привидений, хотя и относит их к объективно существующим проявлениям инобытия. Эта позиция мне очень близка. Сам я не сталкивался с буйством потусторонней силы, а мелочи принимать в расчет не стоит. Убежден, что призраки привязаны к определенным местам и что встречаться с ними опасно для человека нерелигиозного, не способного противостоять их воздействию на психику, а иногда и физическому воздействию. В общем, я не считаю их добрыми и безобидными.
Должен также предупредить, что термин «привидение» в моем понимании характеризует не только умершего человека, точнее — не только покойника, схожего с человеком. Мертвец принимает множество обличий. В частности, он предстает в виде животного или чудовища и в виде различных органов человеческого тела. В этих случаях невозможно определить, является ли призрак в строгом смысле слова человеком или представляет собой некое сверхъестественное существо. Порой призрак невидим глазу (полтергейст) или не имеет ярко выраженной формы. Для наших целей не столь уж важны всплески потусторонней активности, вызывающие перепад температур, беспокойство животных или поломку электронного оборудования. Они не всегда свидетельствуют о наличии привидения. Почти все рассказы о призраках транспортных средств и других неодушевленных предметов, включая НЛО, относятся к минувшему столетию. Мы крайне редко услышим старинные предания о самодвижущихся колымагах и странных летающих аппаратах. Исключение составляют корабли-призраки, но они в равной степени относятся как к Англии, так и к любой другой стране.
Вера и страх
Попытки рационалистов и скептиков найти объяснения призрачным феноменам столь же древни, как и сами свидетельства о них. Гиппократ в V в. до н. э. оценивал состояние людей, встречавшихся с мертвецами, с сугубо медицинской точки зрения, а Лукиан (120–180) в разговоре «Любители лжи» ставил в пример философа Демокрита, который поселился в надгробном памятнике за городскими воротами, чтобы разоблачить неких юношей, нарядившихся покойниками.
Столь уважаемый знаток мистических откровений, как сэр Вальтер Скотт (1771–1832), полагал, что они вызваны ярким сном, пробуждающейся мечтой, расшалившимся воображением или обманом зрения, но ничуть не сомневался в правдивости самих рассказчиков — людей разумных, искренних и решительных. Увы, наше время разучилось выделять честных и достойных людей в огромной, не имеющей классовых и сословных границ человеческой массе. Нынешние авторитеты не склонны доверять свидетельствам очевидцев, справедливо полагая, что среди них слишком много мошенников, ищущих способ заявить о своей индивидуальности. И хотя их видениям могут даваться вполне научные определения — галлюцинации, иллюзии и т. п., все чаще они оборачиваются мистификацией, в которой охотно признаются сами же авторы после того, как добились нужного эффекта. Такие мистификации и розыгрыши, конечно, ничего не доказывают. Еще Гилберт К. Честертон (1874–1936) говорил, что «фальшивые привидения не опровергают существования привидений, как фальшивая банкнота не опровергает существования банка — скорее она его подтверждает»[1].
В остальном позиции скептиков мало изменились. Сэр Вальтер отмечал немногочисленность свидетелей, непосредственно наблюдавших призраков. По мнению писателя, рассказчики обычно слышат историю от того, с кем это случилось, или, что более вероятно, от его семьи или от друга этой семьи[2]. Вот и современные психологи выработали механизм формирования подобных легенд, распространяющихся в обществе наравне со слухами. Как правило, складывается ситуация, когда рассказчик привидение не видел, но слышал о нем от другого человека, которому рассказывал очевидец.
Подметим еще одну черту в характере скептика. Сэр Вальтер гордился образованностью обычного механика, позволяющей ему посмеяться «над вымыслами, которым в прежние времена верили люди, намного более осведомленные в знаниях своей эпохи»[3]. В XXI столетии идея прогресса привлекательности не утратила. Наш скептически настроенный современник непоколебим в чувстве превосходства над необразованными предками, подвластными обманам и суевериям. В свое время Честертон обратил внимание на воинствующий догматизм цивилизованного человека: «Я говорю: “Средневековые документы сообщают об известных чудесах точно так же, как они сообщают об известных битвах”. Мне отвечают: “Средневековые люди суеверны”. Если я пытаюсь понять, в чем их суеверие, единственный решительный ответ — “они верили в чудеса”. Я говорю: “Крестьянин видел привидение”. Мне отвечают: “Но крестьяне так легковерны”. А если я спрошу: “Почему же легковерны?” — ответ один: “Они видят призраков”».
Мы составили определенные представления об окружающем мире и все, что в них не вписывается, отбрасываем за ненадобностью. Находясь в плену этих представлений, мы вряд ли поймем своих далеких предков, чьи понятия были совершенно иными. Некий пласт знаний нами утрачен из-за излишней убежденности в собственной правоте. Отсюда берутся тайны. Ведь человек больше осведомлен о том, что ему интересно. Если взор потомка нацелен на мир видимый, естественно, его познания о нем будут превосходить познания предка, сосредоточенного на невидимом мире. А знания, в свою очередь, формируют личность. Из этого порочного круга нелегко вырваться. Поток информации о видимом мире сковывает человека идеологически, а идеология — враг всякого познания.
Психически здоровый индивидуум, следующий правилу «Верь тому, что видишь», вряд ли признает, что можно видеть то, во что веришь, и соответственно — нельзя видеть то, во что не веришь. Для верующего призраки вполне реальны, но его вера первична. Сигнал рождается изнутри (не важно, откуда он берется), а уже потом человек зрит то, что он готов узреть. Для неверующего призраки — плод воображения или психического отклонения, следовательно, и тут вера в нереальность призраков решает все. Таким образом, вера движет не только горами, но и привидениями.
1
Честертон Г.К. Ортодоксия (1909) / Пер. Л.Б. Сумм.
2
Для сравнения, Джерому К. Джерому не доводилось встречать «человека, который не присутствовал бы лично при том, как кого-то сбросило толчком с империала омнибуса прямо в мусорную телегу». По его подсчетам, «не менее половины жителей Лондона летало с империалов омнибусов в мусорные телеги, откуда их приходилось выуживать с помощью лопаты» (Как мы писали роман / Пер. Е. Полонской и В. Давиденковой).
3
Скотт В. Письма о демонологии и колдовстве (1830) / Пер. А. Лактионова и М. Тимофеева.