Страница 4 из 99
С законной гордостью людей, твердо придерживающихся в своем поведении правил человеческой морали, мы можем сказать, что бойцы Повстанческой армии ни разу не нарушили существующих норм обращения с военнопленными. Ни один военнопленный не был лишен жизни, ни один раненый не остался без медицинской помощи. Ни один из военнопленных не может пожаловаться на побои или оскорбления. Хотя перед нами и был безжалостный противник, мы уважали его человеческое достоинство. Победы, одержанные нами без убийств, пыток и издевательств, доказывают, что оскорбление человеческого достоинства ни в коем случае не может обеспечить военный успех. Эта линия поведения, выдержанная на протяжении 20 месяцев борьбы и проверенная более чем в 100 сражениях, красноречиво говорит о том, как вела себя Повстанческая армия. Сейчас, когда страсти еще не утихли, мы не вполне осознаем значение этого, однако впоследствии, при написании истории революции, это будет по достоинству оценено. Можно представить себе, как трудно было нам не отходить от принятой линии поведения особенно тогда, когда мы были всего лишь горсткой людей, за которыми охотились, как за дикими зверями. Но еще тогда, в дни боев у Ла—Платы и Уверо, мы научились ценить достоинство и жизнь военнопленных.
Однако не только повстанца или человека, сочувствующего нашему делу, но даже всякого подозреваемого в таких симпатиях и попадавшего в руки врагов, неминуемо ожидали пытки и смерть. Было немало случаев, когда мирных крестьян убивали только для того, чтобы обосновать публикуемые генеральным штабом тирании ложные сводки. И если 600 солдат и офицеров противника, попавших в наши руки, остались живы и вернулись к своим семьям, то свыше 600 наших соотечественников, в большинстве случаев далеких от какой бы то ни было революционной деятельности, было замучено тиранией. Но все знают, что убийства никому не прибавляют силы. И силы противника истощились. Мы же отказались от убийств. И это сделало нас сильными.
Почему мы не убивали пленных солдат противника? Потому, что только трус убивает поверженного врага. Потому, что Повстанческая армия не может прибегать к тактике тирании, с которой она борется. Потому, что вся политика и пропаганда противника были направлены на то, чтобы представить революционеров смертельными врагами батистовской армии.
Диктатура пыталась привлечь солдат на свою сторону с помощью обмана и других неблаговидных средств, внушая им, что борьба против революции является борьбой за их собственное будущее и даже жизнь. Диктатуре не нужно было, чтобы мы вылечивали ее раненых солдат и сохраняли жизнь военнопленным; она была заинтересована как раз в обратном, в том, чтобы мы убивали всех без исключения, заставляя тем самым каждого правительственного солдата бороться до последней капли крови за свою жизнь.
Мы не убивали пленных, потому что жестокость, бессмысленная в обычной войне, в гражданской войне становится еще более неоправданной, ибо сегодняшние противники после окончания войны должны будут жить вместе и убийцы неизбежно встретятся с детьми, женами и матерями своих жертв. Мы не убивали пленных, потому что постыдным и унизительным «подвигам» убийц и палачей мы желали противопоставить высокогуманное поведение наших бойцов, чей пример будет поучителен для грядущих поколений. Мы не убивали пленных, потому что уже тогда нужно было сеять семена братства, которое, мы знали, воцарится в будущем на нашей земле для всех людей. Если все те, кто сегодня борются на фронте, научатся ценить жизнь побежденного врага, то завтра, уже в мирное время, никто не почувствует себя вправе мстить и совершать преступления. Если в Республике воцарится справедливость, то для мести уже не останется места.
Почему мы отпускали военнопленных на свободу? Потому, что, оставляя их на Сьерра—Маэстре, нужно было делить с ними пищу, одежду, обувь, табак, а все это доставалось нам с трудом. Потому, что мы не хотели содержать пленных впроголодь. Потому, что при сложившихся в стране экономических условиях и громадной безработице мы все равно не смогли бы ослабить диктатуру задержанием военнопленных. Мы всегда считали главным не то количество людей и вооружения, которым располагает диктатура (поскольку мы знали, что министерство финансов не будет ограничивать ее в ресурсах), а то количество людей и вооружения, которым располагает Повстанческая армия. Победа на войне зависит не только от оружия, но и в значительной степени от морального состояния войска. Если в наших руках оказывается оружие солдата, то сам он теряет для нас всякий интерес. Этому человеку будет трудно бороться против тех, кто поступил с ним благородно. Расстрел солдата или взятие его под стражу могут только заставить осажденное и разбитое войско удвоить свое сопротивление. А это революции не нужно. Мы отпускали военнопленных на свободу, потому что получивший свободу пленный является красноречивым доказательством лживости пропаганды, распространяемой тиранией.
24 июля в Лас—Вегасе мы освободили 253 военнопленных. Акты об их освобождении были подписаны Джоном Р. Джейксром и Р. Шепхойзером — представителями Международного Красного Креста, прибывшими из Женевы. С 10 по 13 августа в Сан—Гранде было передано Красному Кресту еще 169 военнопленных. Акт об освобождении подписал член правления кубинского Красного Креста доктор Альберто С. Льянет.
Об обмене военнопленными не могло быть и речи, так как за все время наступления батистовцы не смогли взять в плен ни одного повстанца. При возвращении военнопленных мы не ставили никаких условий, поскольку в противном случае проводимое нами мероприятие утратило бы свое политическое и моральное значение. Мы согласились на единственное — принять медикаменты, которые передал нам Международный Красный Крест после освобождения второй группы военнопленных. Этот подарок отчасти компенсировал наши затраты на лечение раненых батистовцев. Очень жаль, что генеральный штаб и подголоски диктатуры воспользовались этим гуманным актом и исказили его.
Наше отношение к солдатам вооруженных сил было подтверждено фактами, а факты, как известно, красноречивее всяких слов.
В армии тирании все пропитано ложью и обманом. Там действует целая машина, фабрикующая ложь: она постоянно функционирует и управляется сверху. Нами захвачено большое количество документов, циркуляров и секретных приказов, имеющих громадное обличительное значение. Солдат обманывали в течение всей войны. Их уверяли в том, что войска повстанцев немногочисленны и не представляют собой большой силы, что моральный уровень этих войск низок и что они испытывают недостаток в вооружении. Каково же было изумление солдат, когда они сталкивались с хорошо вооруженными и дисциплинированными отрядами повстанцев!
Как правило, ни один батистовский солдат и офицер ничего не знали о том, что происходило в Сьерра—Маэстре. Так, например, в бою под Уверо около года назад мы взяли в плен 35 человек и 19 из них мы оказали медицинскую помощь, а затем отпустили всех на свободу. Узнав об этом, командование батистовской армии отправило этих солдат как можно дальше от района военных действий.
Обычно солдатам твердят, что, если они попадут к нам в плен, мы их подвергнем пыткам, кастрируем или убьем…
Одним словом, солдат убеждают, что мы действуем точно так же, как поступают батистовские палачи в казармах и полицейских участках с революционерами. Солдат ничего не знает о том, что происходит в стране; он читает официозную прессу да армейские приказы, не менее лживые, чем пресса. В конце сентября 1957 года, например, в Оро—де—Гиса батистовцы за один день зверски убили 53 крестьянина. А днем позже командование издало циркуляр, сообщающий, что два его батальона одержали здесь блестящую победу, не потеряв ни одного солдата, тогда как «противник потерял 53 человека».
По радио солдатам противника разрешается слушать только официальные выступления, передаваемые из Колумбии.[4] Батиста, Табернилья и K° нагло и бессовестно врут солдатам и народу, скрывая за этой болтовней, ложью и обманом свое единственное стремление — побольше награбить. Им нужно только одно — чтобы солдаты умирали, защищая их бесславный, прогнивший режим.
4
Военная крепость периода военной диктатуры, ныне переданная Революционным правительством министерству народного образования. — Прим ред.