Страница 1 из 13
ТО, ЧЕГО НЕТ
Летом – и чтобы такой день!
Как-то удивительно скоро шла наша работа. Для покоса погода выдалась самая что ни на есть удачная, управился я быстро на редкость. Два года я отводил ручей к полю, зато теперь и хлопот с поливом никаких. Дождем в этом году не баловало, но мне ручья хватило, все так и лезло в рост, все плодилось наперегонки. Оно и понятно: если человеку другого дела нет, кроме как гусениц обирать. И все же… Отец мой на земле работал, и браться, надрывались все от зари до зари, знаю я, что кусок хлеба стоит. Но никогда бы не подумал, что может случиться такой день, чтобы в самый разгар летней страды – и делать было нечего. Сиди себе на холодке и попивай вино первого летнего урожая. Я и сидел, попивал. Отменное вино. И мед… впрочем, мед мог быть и получше. Чего-то в нем не хватало. Ни разу после войны не упомню, чтобы такой мед был, как раньше. Старею, не иначе. Первый признак. Раньше и небо было синее, и вино пьянее, и солнце солнечнее, и мед медовей. Будь это хоть на сотую долю правдой, хотел бы я попасть на пару веков назад. Не насовсем, так хоть пообедать. На всю бы жизнь запомнил. Старею. Но мед все же не совсем медовый. Раньше еще до того как отец пчел развел, мы покупали привозной мед вроде теперешнего. А здешний мед был совсем другой. Пчелы вроде в порядке, ничего не скажешь, а мед… видно, не все я секреты усвоил. Не успел. Ну, теперь у меня времени хоть отбавляй. Вся оставшаяся жизнь. Долгая жизнь. И с медом разберусь, и другое такое прочее. Торопиться некуда.
Тенах никуда и не торопился.
Я сидел и смотрел, как неспешно, величаво шествует молодой настоятель меж грядок, непостижимым чудом ухитряясь не зацепиться нарядными одеяниями за что-нибудь. День вообще-то величавости способствует: ни ветерка. Вот если бы ему задрало ветром все эти шелка до самой задницы, посмотрел бы я на торжественность его вида. Или если, скажем, по дождю шлепать. А так – полюбуйтесь. Шествует. Неспешно. И мысли у меня неспешные, ленивые.
– Садись, – предложил я. Рожа у Тенаха при всей торжественности все-таки растерянная. Величаво растерянная. Он не знает, чего от меня ждать. На его месте я бы тоже не знал. Впрочем, я и сам не знаю.
– Вина хочешь? – не дожидаясь ответа, я плеснул ему с полстакана. Тенах изумленно воззрился на вино.
– Ты пей, не отравлено. Не бойся, я не буду тебя сегодня убивать.
– Шутишь, – неуверенно произнес Тенах.
– Ну что ты, – я полюбовался жидким зеленым огнем в моем стакане и отхлебнул. – Какие шутки. Я и в самом деле не буду тебя сегодня убивать. Конечно, стоило бы. Только жарко.
– Жарко, – угрюмо согласился Тенах и пригубил. – Хорошее вино.
– Хорошее, – подтвердил я и потянул глоточек.
– У меня к тебе есть дело, – после недолгого молчания сообщил Тенах. Можно подумать, я и сам не знал. Не вино же он ко мне пить притащился. Да и еще при полном параде. Без крайней нужды он бы ко мне и не сунулся. Только мне до его дела – и дела нет.
– А у меня к тебе нет дела, – отрезал я. – Пей вино и не дерзи. А то еще передумаю и убью.
– Жарко, – усмехнулся кончиками губ Тенах. – Но выслушать тебе меня придется, Наемник.
– Пожалуй, я все же передумаю, – произнес я. – В жизни таких наглецов не видел. Я Наемник Мертвых Богов, ты – слуга живых, это твои Боги убили моих. И у тебя еще хватает наглости прийти ко мне по делу. А ведь знаешь, чего мне стоит видеть твою рожу!
– Если бы ты знал, чего мне стоит видеть твою, – с тихой убежденной ненавистью в словах произнес Тенах. Голос его при этом остался спокойным, даже будничным. – Но мне нужна твоя помощь.
Нда, тут он меня уел. Он ведь меня ненавидит, пожалуй, побольше, чем я его. И по той же самой причине. Такие, как он, уничтожили мир таких, как я. И произошло это не когда-то, а на нашем веку. Он и его мир победили. Ненавидеть побежденных так естественно. Даже естественней, чем ненавидеть победителей. Они уничтожили нас и теперь живут своим умом. Если Тенах пришел ко мне, значит, он не справляется. Что бы так мне случилось, но ему не по зубам. Я мог бы злорадствовать, да вот не выходит. Потому что этот молодой самоуверенный паршивец наступил на самого себя и отправился ко мне за помощью. Ей-же слово, начинаю его уважать. Трудно признать, что ты чего-то не можешь. Тем более перед побежденным?.
– Ладно, Тенах, – согласился я. – На счет моей рожи – это довод весомый. Излагай свое дело. Что там у тебя случилось?
– Если б я знал, – Тенах на удивление быстро взял себя в руки. – На первый взгляд так вроде и ничего.
Он снова замолчал.
– Жутко. Не понимаю. Не бывает. Все кажется, что вот-вот проснусь. Не знаю, как объяснить. Может, все глупости. Но я бы хотел рассказать. Ты эту землю знаешь.
Тишина между нами зазвенела, словно ее наполнили невидимые пчелы.
– Знаю, – согласился я. – И тебя знаю. С пустыми бы руками не пришел. Рассказывай про свои глупости.
– Эйр и Ээнкет. Помнишь еще?
– Помню, – я их действительно помнил. Глупые, мерзкие склочницы. Чем они могли встревожить Тенаха?
– Поругались. Вот… Сцепились.
– Как обычно, – усмехнулся я.
– Нет, – качнул головой Тенах. – У Ээнкет шрам теперь, – он показал пальцем от угла рта к уху. – Эйр платок носит. Понимаешь, они, конечно, и раньше… но ведь не так…
Я понимал. Трудно представить этих старых дурех, наносящих друг другу увечья.
– Странно, – вслух подумал я.
– Не очень. Я, дурак, не сразу и понял. Хотя, может, и раньше что-то было, да я не заметил. Что-то не такое явное.
– Ты бы и этого не заметил. Что-то еще было потом. Похожее. Да, Тенах?
Тенах сосредоточенно кивнул.
– Молодые. Ты их детьми помнишь. Так что по именам не стоит. Один избил брата поленом, руки переломал. Другой мать из дома выставил. Еще один застрелил лошадь под соседом на скачках. И много еще такого. Режутся каждый день. По поводу, без повода, все едино. молодая девчонка убивает любимую собаку за то, что та не хочет есть вчерашнюю похлебку. Видал такое? И все всех учат жить. И все кричат. Ты меня не вином удивил, Наемник. Ты меня голосом удивил. Я отвык от тихих голосов. Все кричат, понимаешь? И пакостят. И отказывают в любой просьбе. Даже себе во вред.